Военный корреспондент Илья Эренбург оказался одним из первых советских журналистов в Восточной Пруссии сразу же после того, закончились кровопролитные сражения. Он оставил невероятно интересные воспоминания о том, как поменялось отношение немецкого населения к угнанным из СССР советским людям, которые еще вчера работали в их домах, трудились на их полях:
«По Растенбургу меня водил мальчик Вася, которого немцы пригнали из Гродно. Он рассказал, что работал в доме богатого немца, на груди у него была бирка, все на него кричали. Теперь он шел рядом со мной, и встречные немцы учтиво его приветствовали: "Добрый день, господин Вася!".
В те дни я почувствовал, что круговая порука связывает свирепых эсэсовцев и мирную госпожу Мюллер из Растенбурга, которая никого не убивала, а только получила дешевую прислугу — Настю из Орла.
Глядя на улыбки обывателей Растенбурга или Эльбинга, я не чувствовал злорадства, во мне смешивались брезгливость с жалостью, и это порой отравляло то большое счастье, которое я испытывал, видя наших солдат, прошедших с боем от Волги до устья Вислы. Отдыхал я, беседуя с освобожденными людьми, с советскими девушками, с гражданами и солдатами порабощенных Гитлером стран. В Бартенштейне мне довелось быть свидетелем редкостной встречи: один боец, смоляк, среди освобожденных советских женщин нашел свою сестру с двумя детьми — одиннадцати и девяти лет. Еще недавно эта женщина рыла те рвы, которыми хвастал Эрих Кох. Она ничего не могла вымолвить, только плакала: "Вася!... Васенька!" А старший мальчик восхищенно разглядывал две медали на груди дяди Васи.
В Эльбинге я увидел необычайную очередь: тысячи немцев и немок, старухи, маленькие дети жаждали проникнуть в тюрьму. Я обратился к одному, на вид самому миролюбивому: "Зачем вам здесь стоять на холоде? Покажите мне город, вы, наверное, знаете, в каких кварталах еще стреляют…" Он вначале сетовал — потерял свое место в очереди, говорил, что тюрьма теперь самое безопасное место: русские, наверно, поставят охрану и можно будет спокойно переждать; он несколько успокоился, только когда я обещал вечером его доставить в тюрьму. Это был вагоновожатый трамвая. Я его не спрашивал о Гитлере — знал, что он ответит. Он рассказал, что его дом сгорел, он едва успел выскочить в одном пиджаке. День был холодный. Мы проходили мимо магазина готового платья, на улице валялись пальто, плащи, костюмы. Я сказал, чтобы он взял себе пальто. Он испугался: "Что вы, господин комиссар! Это ведь трофеи русских…" Я предложил ему выдать письменное удостоверение; подумав, он спросил: "А у вас есть печать, господин комиссар? Без печати это не документ, на слово никто не поверит"».
Источник: И.Г. Эренбург Люди, годы, жизнь // Новый мир — 1963 — №3
Вам также может быть интересно:
Спецпроект RuBaltic.RU: «В логове зверя»: Восточно-Прусская наступательная операция
