Я молодёжный работник и учёный, и работаю в сфере формального образования уже более десяти лет, а в сфере неформального – почти двадцать. До этого хорошо работал мой внутренний принцип «Честно вкладывайся в развитие своей страны, спокойно работай в соответствии с внутренними убеждениями, и не обращай внимания на всякие проявления политического экстремизма». В данный момент политические действия перешли некие «красные линии» моих ценностей и убеждений, поэтому как патриот Латвии, выступающий за качественное образование в Латвии и её демократическое развитие в целом, считаю необходимым высказаться. Мой предыдущий пост больше затрагивал эмоциональные аспекты, вызванные у меня этой реформой, в этом тексте я сформулирую те фактические проблемы в обучении, с которыми придётся столкнуться, если реформа будет реализована в нынешнем виде.
Также хочу отметить, что одним из признаков развитого общества является возможность его членов влиять на процессы общества, говоря о своих проблемах. Согласно одной из классических концепций, в обществе формируются группы свободных граждан, ограждённые от прямого вмешательства и произвольной регламентации со стороны государственной власти и бизнеса, и они формируют запросы к политической системе.
Эти запросы приводят к возможности решать проблемы путём конструктивного диалога. В мировой терминологии концепция называется «гражданским обществом», [Easton D. A. Framework for Political Analysis. London; Sydney; Toronto; New Delhi; Tokyo, 1965], и ходе введения реформы данная концепция была несколько раз нарушена.
В некотором смысле мне проще высказывать свою точку зрения, чем учителям или директорам, так как им достаточно просто приписать так называемую «нелояльность». Формулировки этого понятия достаточно размыты, и любые чрезмерно критические высказывания могут быть интерпретированы, как «нелояльность».
Поэтому директора, знающие реальное положение дел в школах, но несогласные с реформой (безусловно, есть и по разным причинам согласные), вынуждены на разных дискуссиях говорить о проблемах Эзоповым языком.
Так вот, я считаю, что образование в Латвии должно выполнять две цели:
- давать глубокие и качественные знания по всем предметам программы,
- обеспечивать выпускникам глубокие знания латышского, чтобы они были конкурентоспособны на рынке труда и успешно интегрированы.
Как пояснил вчера господин президент, обучение в средней школе на государственном языке обеспечит равные возможности всем молодым людям получить качественное образование, что и является целью государства.
К сожалению, скороспешно принятая реформа не достигает тех целей, которые приводятся в качестве основных доводов за реформу, и вызывает серьёзные опасения. Как учёный, считаю необходимым как можно больше оперировать именно фактами, а не эмоциями. Поэтому здесь именно с фактов.
Мне также кажется необходимым как можно детальнее описать состояние дел в нынешних русских школах, так как многие латышские коллеги, а также как стало ясно в результате дискуссий, даже родители русских школьников, делают поспешные решения, основываясь на своих представлениях о школах, а не действительном положении дел.
Как выглядит нынешнее образование на русском языке? В средней школе 60% обучения проходят на латышском языке, 40% – на русском. Все выпускные экзамены с 2018 года можно сдавать только на латышском языке. При этом экзамены по латышскому языку с 2012 года совершенно одинаковы как для русских, так и для латышских школьников.
Начиная с 2010 года, в средней школе идентична методика преподавания, то есть в русских школах латышский язык сейчас изучается по методикам родного языка.
На запрос одного из депутатов Сейма по статистике сдачи экзаменов Министерство образования дало детальное распределение по разным предметам.
Приведу цифры за 2017 год (в самом документе, попавшем в моё распоряжение, есть данные за 2012-2017 годы). Формат данных следующий: Предмет. Русские или латышские школы. Рига, крупные города, города, сёла. Процентные результаты.
1) Математика
Школы меньшинств (русскоязычные). Рига (46.2 %). Крупные города (51.9 %). Города (46.2 %). Сельская местность (35.4 %).
Латышские школы. Рига (37.0 %). Крупные города (30.8 %). Города (34.4 %). Сельская местность (27.2 %).
2) Физика
Школы меньшинств (русскоязычные). Рига (64.2 %). Крупные города (61.1 %). Города (58.6 %). Сельская местность (79.3 %).
Латышские школы. Рига (50.7 %). Крупные города (51.3 %). Города (45.8 %). Сельская местность (36.8 %).
3) Химия
Школы меньшинств (русскоязычные). Рига (63.1 %). Крупные города (64.5 %). Города (не сдавали). Сельская местность (не сдавали).
Латышские школы. Рига (66.6 %). Крупные города (65.2 %). Города (57.8 %). Сельская местность (58.9 %).
4) Биология
Школы меньшинств (русскоязычные). Рига (62.1 %). Крупные города (64.8 %). Города (не сдавали). Сельская местность (74.8 %).
Латышские школы. Рига (66.9 %). Крупные города (63.2 %). Города (65.8 %). Сельская местность (59.4 %).
5) История
Школы меньшинств (русскоязычные). Рига (64.9 %). Крупные города (61.2 %). Города (не сдавали). Сельская местность (74.6 %).
Латышские школы. Рига (42.9 %). Крупные города (39.9 %). Города (42.8 %). Сельская местность (38.1 %).
Цитируя выводы документа, подготовленного министерством.
«В Риге по математике, физике и истории школы учащиеся из школ меньшинств имеют более высокие результаты сдачи экзаменов, чем учащиеся из латышских школ, по химии и биологии разница статистически незначима.
В больших городах в школах меньшинств по математике, истории, физике, биологии (с 2014 года) и химии (кроме 2017 года) учебные успехи учащихся выше, чем в латышских школах.
В городах в школах меньшинств по математике, истории, физике (за последние два года) и биологии (за исключением 2013 и 2016 гг.) результаты учащихся выше, чем в школах с латышским языком обучения, а в химии - несколько ниже. Учащиеся из школ меньшинств не выбрали централизованные экзамены по истории в течение последних шести лет.
В сельских школах результаты экзаменов по математике, физике, истории и биологии за последние два года выше, чем в латышских школах. Химию учащиеся сельских школ меньшинств в течение последних пяти лет не сдавали».
В том же документе имеются результаты сдачи экзаменов в школах нацменьшинств в зависимости от языка сдачи экзаменов в 2017 году (сдавать экзамены до этого года можно было на двух языках, с этого года – только на латышском).
Централизованный экзамен. Язык написания. Средний балл:
Биология на латышском языке 66,4% на русском языке 48,2%
Физика на латышском языке 65,5% на русском языке 61,0%
Химия на латышском языке 66,6% на русском языке 51,9%
Математика на латышском языке 47,4% на русском языке 66,0%
История Латвии и мира на латышском языке 62,9% на русском языке 71,4%
Как видно, нет какой-то единой тенденции по результатам экзаменов в зависимости от выбранного языка сдачи. Я объясняю это тем, что результаты зависят от случайных факторов – например, от личности учителя, и от того, на каком языке преподавался предмет.
Именно поэтому, как мне кажется, результаты по биологии на латышском лучше – часто биологию ведут в школах на латышском для поступления школьников в медицинские вузы, и школьники гораздо лучше знают латышскую терминологию, чем русскую, поэтому связка «обучение на латышском – сдача на русском, потому что посчитали, что так будет проще», на мой взгляд, может быть причиной этого провала. Заметно также, что сдача экзаменов на русском способствует лучшей сдаче экзамена по математике.
Анализируя результаты экзаменов по латышскому языку, я вижу достаточно что и в латышской, и в русской школе (как этого следует ожидать) происходит распределение по Гауссу «О нормальном распределении» см., например, тут, но при этом в латышской школе максимум (то есть средний уровень) приходится на оценки C (в некоторые годы – B), в свою очередь у русских выпускников – на оценку D. При этом – ещё раз подчеркну – экзамены сдаются одни и те же. К сожалению, я нашёл инфографику только до 2016 года, и был бы благодарен, если кто-то даст ссылки мне на гауссианы 2017 года.
По этим результатам я могу сделать следующие выводы:
- В данный момент у школ с русским языком обучения результаты достаточно хорошие, но есть небольшое (процентов на 15) отставание по латышскому язык, и эту проблему нужно решить.
- Отставание не критично, и в основном связано с тем, что оба экзамена совершенно идентичны, и дают некоторое преимущество носителям языка.
- По другим предметам русские школы вполне конкурентоспособны, в том числе при сдаче выпускных экзаменов не на родном языке.
Является ли реформа панацеей для улучшения качества образования? Нет, и объясню почему.
1) Одной из существенных проблем школ Латвии (всех, а не только русских) является возраст преподавательского состава (50+), и невозобновляемость кадров. Если изучить объявления «требуются учителя», то достаточно стабильная тройка нужных специальностей – это математика, английский, и – это практически неизменный лидер – латышский язык.
Например, данные по Риге на сегодня. Требуется 19 учителей по латышскому, и 18 по английскому и математике. То есть уже с сентября требуется начать переход, а с подготовкой кадров реальные проблемы, особенно не хватает просто учителей латышского.
Также существенной проблемой является то, что учителя старшего поколения говорят по-латышски, но многие из них не могут проводить на нём притягательные занятия. С этим я столкнулся в университете – ряд русских преподавателей старшего поколения читали лекции по-латышски. Без ошибок, компетентно. Но без передачи того импульса знания, который очень важен при обучении. Это было просто озвучивание конспекта вслух.
При этом, естественно, что у многих не-носителей языка, выучивших его в зрелом возрасте, есть неправильные обороты и характерные ошибки. Если русские учителя будут преподавать русским детям на неидеальном латышском, то этом может быть реальной проблемой, так как дети будут перенимать неправильные языковые конструкции.
Особенно данная проблема характерна для регионов, где русскоговорящих – большинство, например, для некоторых городов Латгалии. Такая же проблема будет в некоторых районах Риги, например, в Болдерае. И к ней может добавиться нежелание латышских учителей идти в наиболее сложные школы, так как у детей в возрасте 12-15 (в это время в 8 и 9 классе как раз будет случаться переход на латышский в соотношении 80 на 20) происходит кризис подросткового возраста, и дети в этом возрасте вообще не слишком добрые существа. А тут на это наложится ещё и непонимание того, что преподают, с возможными выходами агрессии в самых неожиданных формах.
Конечно же, можно пытаться переводить туда учителей из закрываемых в сёлах латышских школ, но, кроме уже упомянутой проблемы пубертатного возраста учеников, возрастное распределение педагогов такое же, как и в русских (средний возраст 50+), что тоже не стимулирует на резкие перемены в жизни, такие, как смена места жительства.
При этом выбор учителя по языковому принципу, а не по принципам предметной компетентности достаточно опасен для качества образования в целом. На выходе после изучения предмета примарными должны быть именно предметные знания, остальные навыки и знания (например, освоение компьютера и латышского языка в ходе изучения физики) – это побочные знания от процесса. То есть выбор из двух учителей математики того, кто лучше знает латышский, будет не слишком улучшать знания школьников.
То есть без обновления преподавательского состава реформа нереализуема.
2) С этим связано второе опасение. Очень опасны в нынешней реформе будут националистически настроенные агрессивные учителя, не готовые идти на контакт со школьниками. Я не знаю, как сейчас, но в мои годы некоторые учителя (особенно латышского) прессовали детей из младшей и основной школы словами «ничего не смог выучить за семь (десять, двенадцать) лет, как тебе не стыдно!» Дети «забивались в угол», и тихо ненавидели латышский.
Практически все мои знакомые учителя, с которыми я говорил по этому поводу, убеждены, что для лучшего достижения целей учитель должен знать родной язык ребёнка. Если учитель не знает языка ребёнка, но готов и старается решать возникшую проблему коммуникации (например, привлекая других учеников, которые готовы подсказать перевод неясных слов и терминов) – то это хуже, но всё ещё допустимо.
Но если кто-то из учителей будет «становиться в позицию», аргументируя это тем, что в программе всё по-латышски, и давно уже стоило выучить его, как родной, или, например, снижать баллы в контрольных из-за ошибок в латышском языке, то тут мы можем запросто «потерять» при обучении многих детей.
(Лирическое отступление по теме. При всех моих гуманитарных проблемах в течение всей жизни, – в принципе, и сейчас не могу написать сочинение даже по-русски, если не использую компьютер – я очень благодарен моей учительнице по латышскому языку, к которой я попал в восьмом классе. Лия Петровна Детлава просто любила детей. Отработав всю жизнь в латышской школе завучем и учителем физкультуры, она не усидела на пенсии дома, и пошла преподавать латышский в русскую школу.
Как я сейчас понимаю, она игнорировала методики, часто сводящиеся к запоминанию многочисленных таблиц вне контекста, и не слишком углублялась в тонкости литературного анализа. Она просто любила детей и заставляла их говорить. Дети отвечали ей взаимностью. Помогала им преодолеть барьер стеснения, по сути работая по своей методике, которая была вне методик. И я не помню, чтобы кто-то из класса не любил Лию Петровну. При ней я захотелось (и я начал!) читать Чака и Ояра Вациетиса в оригинале.
И до сих пор я считаю Лию Петровну одним из учителей, который существенно повлиял на меня в жизни, показав «как надо». Да, я пришёл в университет с недостаточным латышским, но понимал всё, и мог высказать с ошибками практически все мысли.
3) Кроме того, чрезвычайно волнует отсутствие у министерства плана, например, как они собираются решать возникающие по ходу реформы проблемы, и какие способы мониторинга процесса они предлагают. И если, например, через пять лет выяснится, что в результате реформы знания латышского не улучшились, а по другим предметам стали хуже, то кто понесёт за это персональную ответственность? Или просто разведут руками, и скажут «ну, не смогли»?
Меня как учёного пугает ничем не подтверждённая уверенность министерства, что «мы быстренько всё переведём на латышский, и через пару лет всё образуется». Без обращения к специалистам, обсуждений и исследований. Ведь на кону стоит качество образования в целом, а это решение приняли как можно быстрее, и вообще без всякой обосновательной базы.
В 2017 году из Министерства образования ушла заместитель госсекретаря Эвия Папуле. Она — одна из авторов реформы 2004. Папуле признаётся, что если бы была возможность изменить ход реформы 2004 года, то она изменила бы политический процесс и не проводила бы изменения слишком поспешно.
Темпы нынешней реформы, наоборот, гораздо более стремительные. Данная реформа отсутствует не только в основном документе «Izglītības attīstības pamatnostādnes 2014-2020», но и в планах на финансирование, которые министерство составляло осенью 2017, что указывает на то, что реформа проводится в основном на волне выборов.
Отмечу, что в научной оценке какого-то процесса обычно используется референтная группа – та, на которой не произведён эксперимент, или которым, например, в отличие от испытуемой группы не давали какое-то лекарство. Когда закон проходил начальные редакции, такой группой могли быть учащиеся частных школ с русским языке обучения. Через какое-то время можно было сравнить результаты школьников, которые перешли на другой язык обучения в государственной школе, и которые учились на русском в частной школе.
И если бы у первой группы оценки бы «сползли», а во второй – не изменились при одинаковом улучшении результатов по латышскому, это было бы частичной оценкой достижения или недостижения целей реформы. В последней версии законопроекта все частные школы обязаны вести образование по методическим планам министерства или (как альтернатива) по планам других стран, с которыми у министерства есть согласование этих программ. Утверждённых таким образом зарубежных программ на русском нет.
4) Планы 80:20 в 8 и 9 классе, и всё на латышском в 10-12 также ставят под угрозу полноценные знания английского языка. Если вы учите русский язык и английский, то вы уже не укладываетесь в пропорции 80:20. То есть либо уменьшается количество родного языка, либо часть английского преподаётся на латышском. В средней школе весь английский (в точки зрения авторов реформы) должен преподаваться на латышском, в качестве языка-посредника.
5) Говоря о том, кто сможет учиться на латышском. Тут могу полагаться только на собственные наблюдения, которые, к счастью, у меня достаточно обширные. Я много работаю со школьниками, кроме того родители иногда обращаются ко мне с типичными запросами вроде «помогите найти репетитора, у нас в школе в 8 классе началась математика на латышском, и он перестал что-либо понимать».
20-30 процентов детей даже не заметят перехода, сохранят и свой язык, будут владеть латышским, как родным. С этим связана и систематическая «ошибка выжившего» у некоторых моих комментаторов. Например, моя хорошая подруга – синхронный переводчик – говорит, что у неё не было никаких проблем с обучением на латышском. При этом она свободно говорит то ли на шести, то ли на семи языках. Если у вас получилось легко перейти на другой язык обучения, то это не означает, что ваш опыт применим ко всем.
Процентов 40-50 детей будут испытывать бОльшие трудности, большие усилия родителей по параллельному изучению предметов с репетиторами, и в конце-концов выучат латышский, хотя это может случиться засчёт худшего понимания многих предметов.
Процентов 20-30 детей, по моей оценке, сейчас балансируют на грани освоения материала.
Реформа достаточно однозначно понизит шансы на получение образования в принципе, и может привести к тому, что дети перестанут посещать школу. Так как они нередко они ещё и из не очень благополучных семей, то у нас либо станет больше необразованных подсобных рабочих на грязной работе, без образования, либо мы получим большую группу маргиналов, которые могут себя морально оправдывать, создавая какие-то криминальные группы. Основной риск тут у детей из основной школы.
6) Кроме этого в ходе обсуждений у комментаторов и политиков часто фигурировали доводы, что всякие танцевальные коллективы русских народных танцев будут сохранены, и что (например, характерная цитата из Вейониса) «у детей по-прежнему будет возможность изучать предметы, связанные с национальными меньшинствами, их идентичностью и культурой, поддерживать свои корни и многосторонне развивать свою личность».
Важно понимать, что это специфические предметы про русскую культуру – далеко не единственное требование для сохранения своей идентичности и полного освоения языка. Для себя лично я вообще не настаиваю на каких-то танцевальных коллективах. Просто для того, чтобы научиться мыслить и использовать язык в полной мере требуется – как и в другом любом деле – временной ресурс, туда вложенный.
Я собираюсь дополнительно пообщаться с моими знакомыми психологами и нейрофизиологами, чтобы удостовериться, что я правильно понимаю процессы возрастного развития. Но то, что я на данный момент читал про особенности взросления мозга, привело меня к такой модели. На ранних стадиях развития лет до пяти мозг человека высокоадаптивен и очень пластичен к восприятию информации.
Именно поэтому маленькие дети способны выучить сразу несколько языков, как родной (стать истинными билингвами или даже мультилингвами), и, например, достаточно хорошим способом заложить основы латышского на всю жизнь является посещение латышских детских садиков. Далее в школе к начально заложенным базисам начинает добавляться накопление знаний. Если изучение языка начинается в этом возрасте, то при этом уже активируется немного другая зона, чем при «младенческом» выучивании языка.
К основной школе (как 6-9 класс) появляется новая существенная задача – использование знаний для построения концепций и синтез чего-то нового на основе уже известного.
Написание сочинений или самостоятельный поиск материалов для реферата относится к той самой «работе синтеза». В этот момент очень важно использование языков в «синтезе» для полного их освоения. И если в этот момент подобная работа мозга на русском языке не будет проведена (например, русский язык будет использоваться только в семейных разговорах и при просмотре телевизора), то вполне возможно, что потом русский язык будет невозможно использовать в принципе для решения сложных задач, например, изучая учебную литературу.
И, наконец, в средней школе многие школьники могут уже спокойно учиться на неродном языке, так изучив за предыдущие годы часть предметов на латышском уже могут производить «синтез» как на латышском, так и на русском языках, поэтому я, например, приветствую тенденцию перехода наиболее успешных русских школьников в Государственные гимназии.
7) Как я уже написал, стиль реализации реформы министерством нарушает все принципы построения гражданского общества, о которых я писал в начале. Министерство в ходе дискуссий врало, подтасовывало цифры, и в ответ на конкретные вопросы отвечало что-то в духе «По реформе плачет только Путин в Москве» или «протесты против реформы – это удел жалкой группы русских маргиналов». Так вот, маргиналом (и тем более Путиным) себя не считаю. И также напомнить, что изменения должны руководствоваться предварительным анализом и планированием.
Вот одна из стандартных схем планирования:
- Понять, какие проблемы существуют
- Привлекая представителей целевой группы (дети, представители школ, родители) и специалистов оценить, как решить эти проблемы.
- Удостовериться, что предлагаемые решения соответствуют заявленным целям.
- Выбрать способы контроля и мониторинга, которые указывают на то, что проблемы действительно решаются.
Я не увидел в предложениях министерства хоть какого-то ясного плана, кроме того, что реформу нужно принять как можно раньше – до выборов.
Какие были бы мои предложения? Безусловно, при воплощении в жизнь каких-то из них нужно совместно со специалистами и целевыми группами проанализировать предложения, чтобы понять их реализуемость и целесообразность:
- Обновление программ и методик программ обучения латышскому, в том числе привлекая специалистов-лингвистов мирового уровня не только в Латвии, но и из-за рубежа.
- Создание программы подготовки молодых учителей, в том числе с подготовкой учителей – носителей латышского языка для работы в русских школах. Последующее привлечение молодых учителей с латышским языком на уровне родного для работы в русских школах Латгалии и других районах компактного проживания нацменьшинств, чтобы часть предметов велась носителями языка. При этом в случае необходимости на этих предметах нужно давать терминологию на обоих языках. Сами школы могут выбрать, какие из предметов преподаются на латышском, а какие – на русском, исходя из своих возможностей и ресурсов, и чтобы к выпуску из школ у школьников накапливался достаточный опыт работы на каждом из языков.
- Перевод на латышский учебников мирового уровня, и включение в программы как минимум опционального их использования (или даже переработка программы в соответствии с наиболее успешными иностранными примерами). Подготовка учителей, способных работать с этим программам.
- Создание пилотной программы двухпоточных школ, где часть из уроков проводится совместно на латышском для детей из двух потоков. Привлечение школьников и учителей в эти школы путём престижности заведения (лучшие зарплаты у учителей, бонусы для детей, такие, как изучение языков в прямом взаимодействии со школьниками – его носителями).
Каждое из предложений требуется критически оценить, детально обсудить и проработать (это естественно – это образования и без предварительного анализа – нельзя!), а сами изменения будут требовать денег, но на выходе возможно улучшение качества образования, что всегда оправдывается для общества в будущем.
-------------------------------------------------
Дополнение. Про обучение на нескольких языках, и неродном языке.
Как я говорил, к сожалению, я специалист из совсем другой области науки, поэтому, когда я просматриваю научную литературу по теме, то я понимаю далеко не все тонкости. Но тема это действительно сложная и очень комплексная. В качестве примера - очень интересные результаты получены, например, в Чикагском университете в Лаборатории мультилингвизма и принятия решений.
Знаете ли вы, что при изучении материала на родном и неродном языке работают разные области мозга? Знаете ли вы, что доверие людей к другим сильно зависит о того, насколько силён их акцент?
Несмотря на то, что участникам эксперимента было объявлено, что все высказывания подготовлены самими экспериментаторами, оказалось, если собеседник говорит некое утверждение, то, в среднем если людям без акцента слушатели ставят 7,5 баллов, то говорящим с небольшим акцентом уже 6,95, а с сильным акцентом – всего 6,84.
Когда испытуемых предупредили о подсознательном снижении доверия к словам человека, говорящего с акцентом, то действительно, люди с небольшим акцентом показали те же результаты по доверию, что и люди вообще без акцента. Зато совершенно неожиданно для людей с сильным акцентом уровень доверия упал ниже [Shiri Lev-Ari, Boaz Keysar, Why don't we believe non-native speakers? The influence of accent on credibility, Journal of Experimental Social Psychology 46 (2010) 1093–1096].
Знаете ли вы, что использование иностранного языка освобождает людей от интуитивного мышления, перемещая их в более рациональную плоскость? Существует так называемая «дилемма о вагонетке». «Тяжелая неуправляемая вагонетка несется по рельсам. На пути ее следования находятся пять человек, привязанные сумасшедшим философом. Вы можете толкнуть под вагонетку одного человека, чье тело ее остановит. Каковы ваши действия?»
Выяснилось, что если при опросе использовался неродной язык, то участники исследования с гораздо большей вероятностью были готовы столкнуть прохожего под вагонетку [Sayuri Hayakawa, David Tannenbaum, Albert Costa, Joanna D. Corey, and Boaz Keysar,Thinking More or Feeling Less? Explaining the Foreign-Language Effect on Moral Judgment, Psychological Science 2017, Vol. 28(10) 1387–1397]. Экономические решения и степень риска при мышлении на неродном языке также становятся более сдержанными, менее рискованными.
Знаете ли вы, что ученики младших классов, выполняя задания на эмоциональное восприятие ситуаций, дают совершенно разные ответы в зависимости языка выполнения задания? Если, например, им показывают человечка, и просят описать его чувства, то при выполнении заданий на родном языке у них эмпатия максимальна, то есть они выполняют задачу передать словами то, что чувствует человечек. При выполнении задания на иностранном языке решается совершенно другая задача – как с помощью известной лексики из другого языка описать состояние человечка.
