Странное у меня ощущение от всех последних инициатив, связанных с решением проблемы неграждан.
Во-первых, есть такое грустное чувство, что общество, включая самих неграждан и искренних борцов за права неграждан – перегорело и устало. Вот сейчас поднялась дискуссия, а общество настолько аморфно, что его уже словно только электрошоком можно оживить. Апатия и разочарование. Бытовой конформизм, настоящих буйных мало.
Да тому есть причины. «Пожар! Пожар!» – кричат уже в десятый раз, но поскольку в предыдущие девять паника была ложной, то лучше стукнуть по дребезжащему будильнику, и продолжать давить подушку.
Во-вторых, условно «языковое» (хуже – национальное) противостояние вызывает куда больший эмоциональный отклик. И это на самом деле огорчает и даже пугает, поскольку свидетельствует об опасной тенденции: обществу все сложнее дается понимание логических цепочек, в которых больше двух звеньев.
С языком, национальной принадлежностью – ведь все просто. Латыш-русский, черный-белый, свой-чужой. Нужно только рассчитаться на «своих» и «чужих», сходив на тот самый референдум. И тяжелее всего, конечно, приходится тем, кто пытается как-то и что-то созидать, собирая осколки от гранат на линии политического и медийного фронта.
С гражданством все гораздо сложнее. Как ни странно, чтобы понять ценность самого понятия «гражданин», нужно уже не только существовать в плоскости «свои» и «чужие» (безусловно, проблема негражданства существует в этой плоскости!), но и пройти по логической цепочке чуть дальше. Осознать, почему, условно, «гражданин – это звучит гордо», и что паспорт гражданина Латвии-ЕС – это не только универсальный проездной. И соответственно, почему отсутствие гражданства, отказ присвоить гражданство – это действительно дискриминация.
Мне кажется, что понимание ценности гражданства – не прагматической, проверяемой пограничниками в аэропортах, а глобальной, подразумевающей в условиях демократии возможность влиять на политику, голосовать и избираться, – утрачено. Те самые апатия и безверие. Присуще оно, будем честны, не только этим «обиженным русским». Но и латышскому большинству, для которого власть просто подменяет вот эту самую гражданскую ответственность постоянной накруткой страха перед геополитическими угрозами.
А значит, мы все, вне зависимости от того, на каком языке говорим дома, за четверть века независимости Латвии, приближаясь к круглой дате 100-летия государства, утратили ощущение, что мы являемся заказчиками политики государства. И эта утрата веры – есть самое плохое.
В-третьих, я, конечно, не возьмусь прогнозировать исход нынешней эпопеи вокруг неграждан. Но есть какое-то интуитивное, хотя возможно, и ошибочное ощущение, что политикам всегда легче оперировать полуживые обескровленные организмы, чем резать общество по-живому.
Старшему поколению хирургическая операция может не помочь – науке до конца неизвестно, можно ли вырезать обиду как раковую опухоль... Дети неграждан, родившиеся после 21 августа 1991 года, уже взрослые люди и многие из них, будучи уже теперь совершеннолетними гражданами, успели сходить на выборы. Среди людей постарше – кто-то прагматично натурализовался (и часто – чтоб беспроблемно уехать в Великобританию-Ирландию), кто-то остался в стране, а кто-то занял принципиальную позицию не натурализовываться и ждет от государства «прости!» – паспорт на блюдечке с голубой каемочкой.
Поднесут ли это блюдо к 100-летию Латвийской Республики?
Впереди три выборных года – 2017, 2018, 2019, и это плохо: политический популизм на таких витках истории почти всегда мощнее политической воли.
Но – поглядим. Вдруг в этот раз что-то пойдет по-другому?
