Уже почти неделю обсуждаемая тема с гибелью российских добровольцев в Сирии помимо привычных вопросов – что произошло? кто виноват? – вызвала очередную волну дискуссии о необходимости легализации частных военных компаний.
Реальность осознают – и принимают – практически все.
При формальной нелегальности ЧВК и наемничества в России одновременно неофициально такие структуры созданы. Самой известной на данный момент, безусловно, является «группа Вагнера».
Неофициальные российские ЧВК действуют под негласным, но жестким контролем государства – и в его интересах. Их задействуют в ситуациях, когда невозможно или нежелательно использование кадровой российской армии, в частности, в наземных операциях в Сирии.
В данном вопросе Россия позаимствовала опыт других стран, в первую очередь США (но не только), которые активнейшим образом используют ЧВК в своих военных операциях за границей.
Это действительно помогает государству решить множество сложных – и щекотливых – вопросов. В частности, это позволяет официальным лицам отвечать на вопросы об инцидентах и погибших: «Среди российских военнослужащих потерь нет, а что там еще происходит, это нас не касается».
Другое дело, что в России по тем или иным причинам пока никак не решается вопрос с переводом деятельности ЧВК на легальные рельсы, что в очередной раз и стало предметом обсуждения в последние дни.
Однако общественная дискуссия этой недели вскрыла еще одну очень важную тему.
Правда заключается в том, что у нас не только государство не определилось в своем отношении к ЧВК.
В российском обществе также нет консенсуса по данному вопросу. Причем это касается не столько людей, которые осуждают российскую внешнюю политику (их позиция вполне ясна и логична), сколько тех, кто поддерживает внешнеполитическую линию Кремля.
Российские чэвэкашники – они кто? Добровольцы? Или наемники?
Понятна позиция государства, которое делает вид, что понятия не имеет об их существовании. Для того эта система и создана.
Но как к ним относиться рядовым гражданам? Сочувствовать и сопереживать? Или равнодушно пожимать плечами – люди знали, на что идут и чем рискуют, какие к государству претензии?
Ведь формально наших чэвэкашников действительно можно назвать наемниками. Люди отправились воевать в другую страну, ведомые авантюризмом, склонностью к военному делу и стремлением заработать. Они с открытыми глазами подписываются на условия этой работы – российское государство не несет за них ответственности и при случае открестится от них.
Вот только есть одно ключевое обстоятельство – это действительно российские в полном смысле этого слова ЧВК.
Эти структуры работают там, где нужно российскому государству, и выполняют задачи, которые оно перед ними ставит. Да, возможны те или иные побочные «бизнесы», но они в любом случае не противоречат интересам России, а приоритеты страны для отечественных ЧВК просто по самой их природе безоговорочны.
И ничего удивительного, что среди российских солдат удачи так много убежденных патриотов, воевавших в Донбассе, которые отправились в Сирию по принципиальным соображениям: раз России это надо – значит надо.
В результате вполне понятно, почему российское общество оказалось до некоторой степени расколото этим новым феноменом и не может пока до конца определиться в своем отношении к нему.
С одной стороны, вроде обычные наемники, традиционно в нашей стране являющиеся предметом презрения. А с другой стороны – солдаты, воюющие исключительно за Россию и там, где надо России.
Деньги? Ну, вообще-то кадровые военнослужащие тоже не бесплатно служат. Так в чем тогда разница между российскими военными и российскими чэвэкашниками? И есть ли эта разница?
Отсюда возникает другой, еще более сложный вопрос: есть ли – и может ли быть в принципе – разница между солдатами, отправленными страной на войну? Могут ли солдаты, сражающиеся и погибающие на войне за свою страну, в глазах общества подразделяться на сорта, как осетрина у Булгакова на разные типы свежести?
И опять-таки, это вопросы не к государству. У него свои соображения и оно действует так, как ему удобнее и выгоднее. И это вопросы не к самим российским чэвэкашникам, которые осознанно делают свой выбор служить и воевать именно под такими условиями, и в итоге они никому не предъявляют претензий.
Это все вопросы именно к российскому обществу.
Америку не волнуют проблемы и потери ЧВК Academy, ранее известной как Blackwater, по правительственным контрактам в Ираке, Афганистане и далее по списку. Более того, эта компания за два десятилетия своей деятельности стала современным символом грязного наемничества, и публично от нее стараются дистанцироваться, чтобы не нести репутационных потерь.
В свою очередь, российскому обществу придется понять и определиться, волнуют ли его проблемы и потери российских ЧВК, выполняющих задачи там, где это надо России и куда она их отправляет.
