Политическая система, в которой действуют все основные политические институты и процедуры, но в реальности мнение населения не учитывается, а все решения принимаются узкой правящей верхушкой в собственных интересах, называется демократией элит. Именно такой строй сложился в современной Латвии: крупнейшая оппозиционная партия имеет рейтинг больше всех правящих партий вместе взятых, но остается в оппозиции, а важнейшие стратегические решения принимаются элитой без оглядки на общественное мнение.
Социологическое агентство «Latvijas fakti» опубликовало результаты своих июльских исследований общественного мнения в Латвии. Согласно ним самой популярной политической силой в стране остается «Центр Согласия»: за него готовы проголосовать 28,2% респондентов, что на 3,8% больше по сравнению с предыдущим опросом. Рейтинг правящего «Единства» составляет 13,7%, их младших партнеров по коалиции ВЛ-ОС/ДННЛ - 6,8%, Партии реформ – 1,7%. Союз «зеленых» и крестьян имеет 10,8% народной поддержки.
Социологическая статистика дает интересные данные для анализа политической ситуации в Латвии.
Если сложить рейтинги трех партий правящей коалиции, то в сумме получается 22,2%.
То есть за правящие партии Латвии, сформировавшие правительство и проводящие нынешний политический и социально-экономический курс в сумме готовы проголосовать менее четверти латвийских избирателей.
Более того, суммарная цифра поддержки правящих партий на 6% меньше рейтинга одного лишь «Центра Согласия». В сумме со второй по популярности оппозиционной партией – Союзом «зеленых» и крестьян – получается 40% поддержки.
При пересчете этих цифр за вычетом доли граждан, которые обычно не участвуют в выборах, и с учетом распределения депутатских мандатов в Сейме лишь между партиями, преодолевшими барьер в 5%, получается, что в будущем латвийском парламенте нынешние оппозиционные партии составят абсолютное большинство.
Однако при переходе от чисто математических выкладок к латвийской специфике ситуация становится не такой однозначной. Многих сторонников латвийской оппозиции данные социологов не впечатляют: «Центру Согласия» не впервой побеждать на выборах с внушительным перевесом и оставаться в оппозиции. На выборах 2011 года ЦС получил 28,35% голосов и 31 мандат в Сейме; в союзе с неопределившейся на тот момент Партией реформ, получившей 20,82% поддержки избирателей и 22 мандата, образовывалось бы то самое абсолютное большинство. Но Партия реформ не только предпочла формировать правительство вместе с правыми партиями, но и вопреки всем мировым практикам формирования коалиций уступила ключевые посты в Сейме и правительстве показавшему на выборах худший результат «Единству».
Эта история – самый яркий пример несоответствия латвийской политической системы наивно-идеалистическим представлениям о демократии как власти народа, воле большинства.
О том, что народное волеизъявление в процессе принятия решения в современной Латвии фактор сугубо вторичный говорит и история с переходом на евро, против которого выступает абсолютное большинство населения. Об этом проговариваются и правящие политики: например, министр обороны Артис Пабрикс, заявлявший, что излишняя демократия может угрожать национальным интересам и безопасности страны. От этого ощущения исходит пессимизм многих сторонников оппозиции, считающих «Центр согласия» вечными оппозиционерами, не способными прийти к власти. Этот пессимизм разделяют даже некоторые политики из самого ЦС: чего здесь стоят хотя бы слова депутата Сейма Николая Кабанова, сказавшего дословно: «Я полагаю, что даже если «Центр Согласия» получит на выборах в Сейм 51% голосов, то Сейм разгонят. Нам в любом случае не дадут сформировать правительство, это из серии фантастики».
Означают ли эти факты, что демократия в Латвии имеет декоративно-имитационный характер, а на самом деле демократии там нет?
Если говорить о демократии в популярно-пропагандистском смысле: как об обществе всеобщего благоденствия, в котором власть принадлежит народу, то да – демократии в Латвии нет, потому что нет ни всеобщего благоденствия, ни власти народа.
Однако кроме демократии как красивой сказки об идеальном мироустройстве существуют еще и многочисленные практики реального демократического правления, когда власть меньшинства осуществлялась при сохранении демократических институтов и процедур.
В этом смысле к Латвии очень подходит определение «цензовая демократия».
Цензовая демократия на Западе одно время была общераспространенной практикой. Крупнейший представитель классического либерализма Алексис де Токвиль в своем фундаментальном труде «Демократия в Америке» описывает виртуозное использование системы цензов в американских штатах и графствах: в зависимости от ситуации права выбирать и быть избранными могли лишить наемных работников, мелких фермеров, католиков, протестантов, практически всегда – чернокожих и индейцев. Главное, чтобы альтернативная позиция не помешала проводить избранную генеральную линию.
В таком случае современная Латвия со своей трехсоттысячной категорией бесправных неграждан недалеко ушла от Америки XIX века.
Однако наиболее точно латвийскую ситуацию характеризует концепция демократии элит, согласно которой реальная власть в стране принадлежит правящей верхушке, а выборы, парламентские прения и прочие демократические институты являются лишь формой организации отношений между ними.
Это такие аристократические соревнования, «игры джентльменов» типа конного поло, при котором элиты соревнуются за народную поддержку. При этом политические решения ими принимаются без всякого обращения к народному мнению.
Американские политологи Т.Дай и Л.Зиглер в работе «Демократия для элиты» выявляют следующие черты элитистской демократии:
- существует меньшинство, обладающее властью, которое распределяет материальные ценности, и большинство, не определяющее государственную политику;
- элиты едины в подходе к основным ценностям социальной системы и сохранению самой системы;
- государственная политика отражает не требования масс, а господствующие интересы элиты;
- правящие элиты подвержены сравнительно слабому прямому влиянию со стороны равнодушной части граждан.
Каждая из этих теоретический шаблон прекрасно накладывается на реалии латвийской политики.
Государственная политика в Латвии отражает не требования масс, а господствующие интересы элиты?
Да, именно этот вывод сделал британский экономический обозреватель Эмброуз Эвард-Причард, проанализировавший антикризисную политику правительства Домбровскиса: «Всю тяжесть стратегии дефляции ощутил на себе синий воротничок из рабочего класса, в то время как зажиточный средний класс с его заграничными валютными вкладами был защищен. Эту политику сформировали классовые интересы элит».
Правящие элиты в Латвии подвержены сравнительно слабому прямому влиянию со стороны равнодушной части граждан?
Именно так, иначе, почему протест против планирующегося перехода на евро ограничивается глухим недовольством населения, вместо общего негодования из-за того, что по Конституции «суверенная власть принадлежит народу Латвии», а в реальности никто народ Латвии и не спрашивает?
Элиты едины в подходе к основным ценностям социальной системы и сохранению самой системы?
Упорное нежелание давать власть «Центру Согласия» представители правящей элиты объясняют именно тем, что представители ЦС не разделяют «общих ценностей» социальной системы: у них альтернативный взгляд на историю, внешнюю политику, геополитическую ориентацию.
Не может к формированию правительства в Латвии быть допущена политическая сила, отрицающая «советскую оккупацию», не верующая в «русскую угрозу» и не считающая, что понятие «народ Латвии» означает латышский народ.
В существующей системе демократии элит такая политическая сила к власти не придет. И у нее в этой ситуации есть два возможных решения: либо встраиваться в демократию элит и разделять господствующие ценности, либо демонтировать эту систему.
