Левое движение в Европе переживает кризис, партии не исполняют программных обещаний, политики предают свои идеалы и идут на поводу у социально-экономических реалий. Вместе с тем левые идеи, такие как право на бесплатное образование, медицину и прочие социальные блага, набирают популярность не только в европейском обществе, но и на постсоветском пространстве. О том, что происходит с левым движением в Европе и есть ли оно в России, аналитический портал RuBaltic.Ru поговорил с руководителем Центра политэкономических исследований Василием КОЛТАШОВЫМ:
— Г‑н Колташов, сложившийся кризис левых партий и движений в Европе говорит о том, что левые идеи становятся непопулярными, или это только кризис институтов, не сумевших встроиться в современный контекст?
— Популярность самих левых идей резко выросла в последние десять лет. Я описал кризис политических институтов и их стратегии. Но это не означает, что есть отторжение левых идей, наоборот, идеи социальной справедливости набирают популярность везде, даже у нас, в России. Люди испытывают потребность дополнить рыночную систему социальным государством. Нам нужны социальные гарантии, социальная защита; мы должны платить налоги не потому, что государство содержит полицию, чтобы нас ловить, если мы провинимся, а потому, что мы хотим иметь бесплатные детские сады, школы, университеты.
Людям нужна бесплатная медицина, надежная пенсионная система и прочие социальные блага. Это классический социал-демократический, социалистический набор, но не коммунистический. Здесь не ставится вопрос о том, чтобы экспроприировать экспроприаторов.
Социальные реформы, которых требует общество, очень радикальны по отношению к действительности. Потому что те реформы, которые продвигает Брюссель в свои страны-члены, обратны названным принципам.
Евросоюз предлагает всё ровно наоборот: каждый должен платить за медицину и образование, так как это услуги; о пенсии все должны позаботиться сами.
Молодость дана, чтобы обеспечить себе старость. Обеспечили — молодцы, не обеспечили — ваши проблемы, убирайтесь на улицу. Налоги должны платить по максимуму, потому что зарплата, по мнению неолиберальных чиновников в Брюсселе, ничем не отличается от прибыли корпорации.
Это, естественно, не может нравиться людям. Корпорация своей прибылью распоряжается как хочет, а зарплату тратят, чтобы выжить. Расходы — это не прибыль, это скорее деньги, необходимые для покрытия основных издержек, таких как еда, жилье, транспорт и т. д. И в этом заключается коренное расхождение. Именно из-за такой позиции ЕС левые идеи набирают популярность.
В этом смысле мы проходим определенный левый поворот: общество всё больше принимает левые идеи, интересуется учением Карла Маркса, левым анализом экономического кризиса и социально-экономических конфликтов. Но при этом наблюдается кризис старых левых институтов и структур, которые складывались до мирового кризиса 2008 года.
— То есть сегодня этим структурам нужно реформироваться, чтобы встроиться в современность?
— Не факт, что все эти структуры могут реформироваться. Вполне возможно, что будут возникать новые левые или, скорее, популистские движения. Где-то роль левых движений будут играть партии, которые маркируются как националисты, например «Национальный фронт» во Франции. То есть те правые силы, которые выступают с национальных республиканских позиций за интересы французского народа, французских рабочих, французских мелких собственников. Такого рода силы действительно имеют шанс в Европе. Даже если они будут искажены каким-то откровенным национализмом, нелюбовью к другим народам, они всё равно будут набирать популярность.
Произошло очень странное смешение левой повестки дня и повестки дня, порожденной национальным мышлением и национальным государством. Во многом это результат модели, по которой создавался Европейский союз.
В 1990‑е годы еврократия изображала создание Европейского союза как счастливое соединение всех народов Европы в дружном хороводе счастья. Европейцы наконец обрели мир и взаимопонимание. Я даже помню плакаты, которые тогда публиковались: дети бегут в море, держатся за руки и у всех разные флаги. Все они разные, веселые, дружные, но все понимают друг друга... Это были агитки.
На самом деле в ЕС все страны обособлены друг от друга, а система взаимоотношений строится иерархично. Испания — это не Германия, Греция — не Италия и т. д. Все страны находятся под контролем бюрократии, которая манипулирует ими. Бюрократия — это Европейская комиссия, Европейский центральный банк и их помощники в лице Международного валютного фонда и немецких финансовых кругов. Германия вообще получила господствующее положение и стала в результате гегемоном в Европе.
В ЕС не было политики выравнивания развития, наоборот, страны блокировались. Например, есть Греция или Италия — занимайтесь туризмом, а металлургическим производством заниматься не надо, машиностроение тоже не для вас и т. д. Мол, есть туризм, определенные виды сельхозпродукции — лишь на это вам даны квоты ЕС. Так произошла экономическая и социальная деградация. А вместе с этим вырос национальный долг и увеличилась зависимость стран от Брюсселя.
Условное распределение обязанностей было неравноправным. В итоге от такой политики выиграли Германия, некоторые скандинавские страны, Голландия, Австрия, немного выиграла Польша. Многие страны понесли сильные потери: Испания, Франция, Великобритания.
Кстати, «брексит» в Великобритании ведь случился не на пустом месте. Во многих странах возникли противоречия, которые приобрели национальную форму и вылились в противоречие между национальным социальным государством, которое Брюссель унижает и разрушает, и невидимыми кукловодами структур ЕС и Германии.
Сопротивление приняло националистический характер. Вспомним, в какой тональности говорит лидер «Национального фронта» Франции Марин Ле Пен: «Мы французы, мы не приемлем Евросоюз, мы выходим из ЕС, хватит нас добивать». А при этом у них левые претензии к Евросоюзу: «…у нас было социальное государство, теперь его нет, у нас были рабочие места, теперь их нет. Вы нас эксплуатируете, унижаете, вы не даете будущего нашей молодежи».
Получилось, что это национальное выставление претензий (оно особенно касается Франции) приобрело определенный тип левой критики, облаченной в национальную форму.
Поскольку критика облачена в национальную форму, ее тут же объявили правой.
— Кого сегодня политологи называют правыми?
— Правые в современной политологии — это не те, кто выступает за интересы крупного бизнеса, как это было всегда. Это те, кого можно маркировать как националистов, о ком можно сказать: вы за Францию, вы ставите интересы Франции на первое место, вы считаете, что надо руководствоваться какой-то французской политикой и интересами французского народа, значит, вы правые, такие же, как Адольф Гитлер, например, или Бенито Муссолини. Так выглядит критика.
Мы же имеем дело с новыми явлениями. А здесь у нас получилось, что есть левые, которые маркируются как левые, и есть популистские силы, которые маркированы политологами и медиа как правые. Но на самом деле эти правые силы поднимают вопросы, которые поднимаются левыми...
Тем временем в обществе растет потребность в социальной справедливости. Другой вопрос, что никто в Европе не понимает, как ее реализовать. Тем более сейчас, когда грядет выход Великобритании из Евросоюза. Британцы в итоге понесут потери, и им будет нелегко уходить. К тому же решение о выходе из ЕС совпало с серьезным британским экономическим кризисом. Капитал из Лондона уходит во Франкфурт в Германии, и в результате получается, что решение о выходе из ЕС перестает казаться таким уж правильным. Тем более что правительство Великобритании не собирается создавать другой интеграционный союз.
Можно было бы подтолкнуть к выходу из Евросоюза Францию, Испанию, объединиться с ними, потом еще кого-то присоединить. Получилось бы, что Германия — это хозяйка Центральной и Восточной Европы, а параллельно формировался бы новый интеграционный блок, но этого пока не происходит.
Можно сказать, что канцлеру Германии Ангеле Меркель удалось заблокировать распад Евросоюза с Запада и кое-что даже выиграть. Она показала, что предложить больше никто ничего не может. Меркель дала понять, что, дескать, вы, конечно, со своей критикой молодцы, но у вас нет возможности реализовать свой план, вы не сможете в рамках национальной экономики ничего сделать, а Евросоюз — это не обновляемая структура.
ЕС строился как структура бюрократическая, подконтрольная финансовым элитам, а не обществу. Это не мешает европейским левым демагогически заявлять о желании реформировать ЕС.
— Чем социалисты на постсоветском пространстве отличаются от европейских?
— У нас их нет, этим они и отличаются. У нас нет ни настоящих, ни фиктивных социалистов, потому что у нас очень правое политическое поле. Посмотрите на Россию (по ней можно судить обо всём постсоветском пространстве, так как у нас самая продвинутая политическая система в постсоветской Евразии). «Единая Россия» — правая партия, ЛДПР — правая партия, «Справедливая Россия» — консервативная псевдоцентристская партия, на самом деле тоже правая, КПРФ — национал-консервативная социал-популистская партия, я ее называю не социал-демократической, а социал-бюрократической партией. Таковой она и является. Нашим социал-бюрократам, чтобы быть левыми, не хватает внутренней демократии.
У социалистов всегда есть определенная внутренняя демократия, у КПРФ этого нет — у них есть вождь и определенная национально-патриотическая линия. Она выражена в форме «грамотный управленец, великие стратеги, нам нужны ваши голоса — сидите дома, а мы сами всё сделаем».
Такой подход не является левым. Левые должны стремиться к организации масс, к тому, чтобы побудить их к участию в общественной жизни. Левые всегда формируются как ориентирующиеся на массы и опираются на массовые организации.
У нас нет массовых организаций нигде. Если в России нет, то в Средней Азии и подавно, там ведь диктатура. С другой стороны, есть левые небольшие группы разной степени вменяемости и зрелости. Есть даже социал-демократические по своим убеждениям группы, но небольшие. В то время как общество у нас довольно левое, в этом смысле по настроениям в обществе мы чем-то похожи на Францию. Все хотят социальной справедливости, социальных гарантий, но это не коммунистическая повестка дня. Дело не в возвращении Советского Союза.
Общество хочет, чтобы капитализм был дополнен человеческими функциями. Одна из них — забота о людях; эту функцию на себя должно взять государство. Чтобы государство могло эту функцию выполнять, оно должно быть демократизировано. Но в России непонятно, кто и как его демократизирует.
Причем речь не идет о плане оппозиционера Алексея Навального прийти к власти, например, — это совсем другое. Речь идет о том, чтобы были демократически выбранные муниципалитеты, люди могли реально влиять на решения в районах, где они живут, в городах. Нужен парламент с реальными полномочиями, чтобы не было ограничений для политических партий при избрании. Но и сами партии нужны, а у нас нет левых партий, опирающихся на массовую базу. КПРФ когда-то имела такую базу, но сейчас у них ничего этого не осталось. Это почти вымершая партия, которая осталась на политическом Олимпе, но за которой нет никакого массового движения.
— Если есть спрос, должно появиться и предложение. Может быть, массовые левые движения еще появятся?
— Я думаю, что эти выборы, которые немного оживили общественную жизнь, повлияют на это. Со временем будет формироваться какое-то левое популистское движение. Но оно, конечно, будет с патриотическим уклоном, как и французское движение.
Абстрактный интернационализм едва ли может быть принят современным обществом не только у нас, но и в других странах. Люди всё равно мыслят национальными категориями.
В этом смысле мировой экономический кризис очень сильно повлиял на ситуацию, потому что он возродил национальную повестку дня. До этого же были только слова о глобализации, интернационализации, о том, что национальное государство умирает, что это уже ненужное, отжившее... А сейчас мы видим, что всё наоборот, что если бы Российское государство не показало зубы в Крыму, в Сирии, не имело бы ядерного оружия, например, то вполне возможно, что Москву бомбили бы. Причем не санкционными списками, угрозами и нотами, а вполне обычными бомбами. Такие очевидные вещи должны были проявиться, и в этом помог мировой экономический кризис, политические изменения, которые произошли в мире.
Я думаю, что у левых есть большой шанс в будущем, и в России тоже, проблема лишь в том, чтобы понять, как этот шанс реализовать. Общество левеет и будет леветь, это будет оказывать влияние на власть, на политические системы, где-то их даже разрушать. Например, Европейский союз может быть разрушен в конце концов. Но как это выразится в форме новых левых институтов, организаций нового поколения, пока сказать сложно. Это стоит на повестке дня, но как это будет происходить, мы пока сказать не можем.
Quo vadis, или Что происходит с левым движением в Европе (часть 1)
