В США начиная с 2014 года идут острые споры о сносе памятников героям Конфедерации. С приходом к власти Дональда Трампа конфликт вылился в протестные акции, а местами превратился в погромы и кровопролитные стычки. О том, почему «война памятников» в США вошла в «горячую фазу» именно сейчас и как может разрешиться это противоречие, аналитическому порталу RuBaltic.Ru рассказал американист, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Иван КУРИЛЛА:
— Г‑н Курилла, памятники конфедератам стояли 150 лет. Периодически возникали какие-то споры, но протестов не было. Почему именно сейчас конфликт актуализировался?
Иван Курилла
— Дело в том, что спор вокруг памятников — это не столько спор вокруг прошлого, сколько спор вокруг настоящего. Тот факт, что спор вокруг памятников актуализировался сейчас, говорит о том, что сегодняшнее американское общество вошло в стадию конфликта. Сейчас памятник — это поле боя. Конфликт мог принять другую форму, но сегодня он принял форму борьбы вокруг памятников. Борьбы с тем, что вкладывается в символику этих памятников. Это всё говорит о том, что в американском обществе существует серьезный конфликт.
— С чем связан данный конфликт? Это последствия неудавшейся концепции «плавильного котла» (модель американской этнической политики — прим. RuBaltic.Ru) или это политические разногласия?
— Много лет назад ученые переименовали концепцию «плавильного котла» в концепцию «салатницы». То есть «плавильный котел» — это когда всех переплавляют, а «салатница» — это когда маленькие группы существуют со своей идентичностью и все вместе образуют «салат».
Проблема здесь в расизме, несмотря на то что 150 лет назад закончилась Гражданская война и было отменено рабство, 60 лет прошло после Мартина Лютера Кинга, битвы против сегрегации и за гражданские права. Напомню, что политкорректность в США запрещает высказываться на расовые темы, но расизм сохранился.
Спусковым крючком были, во-первых, несколько случаев, когда полицейские убивали черных подростков: сначала Трейвона Мартина убили, который был даже не вооружен, потом события в Фергюсоне. Когда появилось движение «Черные жизни имеют значение / важны» (Black Lives Matter), оно тоже стало говорить о существовании расизма в США. Мол, расизм существует по крайней мере в поведении полицейских. Они к черным более подозрительны. Афроамериканцев гораздо больше арестовывают и убивают при задержаниях.
Это на виду и вызывает негодование у либеральной части американского общества, которая готова бороться с расизмом.
С другой стороны, есть правая часть общества, к которой относятся расисты и не расисты сами по себе, но люди, считающие, что разговоры о существовании расизма преувеличены. Эти люди уверены, что дело не в расизме полицейских, а в том, что среди афроамериканского населения преступность выше. Так что это не расизм, а констатация факта.
Правая часть общества — это та часть общества, которая избрала Трампа. Конечно, избрание Трампа стало последней каплей. Существующий конфликт вылился на улицу.
Об этом свидетельствуют попытки сноса памятников и демонстрации против этого, наезд активиста правой организации на толпу и т. д.
Поэтому спор вокруг памятников — это спор вокруг расизма. С расизмом не удалось справиться обществу, поэтому возникает желание назначить эти памятники символами расизма и снести их.
Это своеобразный вудуизм.
— Если памятники конфедератам — это символы, значит, сейчас происходит смена символов. Условно говоря, на место генерала Ли должны поставить кого-то другого. Вопрос — кого?
— Вот это очень хороший вопрос. Сейчас мы пока еще не знаем, кто может оказаться на месте этих снесенных памятников, но есть три возможных варианта. Первый вариант: на месте генерала Ли может оказаться президент Линкольн, я даже уже слышал такую идею. Говорят, что, например, в штате Виргиния, рядом с Вашингтоном, есть хайвэй имени генерала Ли, школа Вашингтона и Ли, их надо переименовать в Линкольна. Мол, тоже начинается на «Ли»: было генерала Ли, а станет Линкольна. Тогда это будет означать, что снос памятников сегодня — завершающий залп той Гражданской войны. Снесут памятники Ли, поставят на их место памятники Линкольну, и окончательно победит Север в Гражданской войне, которая закончилась 150 лет назад.
Другой вариант: здесь будет использована расовая идентификация и на месте снесенного Ли будут ставить памятники кому-то из деятелей афроамериканского движения, например Гарриет Табмен — женщине, которая помогала рабам бежать с Юга на Север. Или Фредерику Дугласу — афроамериканскому аболиционисту (аболиционизм — движение за отмену рабства и освобождение рабов — прим. RuBaltic.Ru).
Третий вариант — если на место памятников Ли будут ставить памятники деятелям ХХ века, например Мартину Лютеру Кингу.
Что это всё означает?
Первый случай будет означать, что Гражданская война «довоевана» через 150 лет, в том числе и в сфере символической разметки.
Третий случай будет означать, что Гражданская война в американской истории перестанет играть роль важнейшего события. Ведь до сегодняшнего дня Гражданская война в США является главным событием национальной истории. Если это случится, то окажется, что гораздо более важным событием стала борьба за гражданские права 1950–1960‑х годов, которая привела к ликвидации сегрегации черных.
Для многих этот сдвиг важен, потому что Гражданскую войну воспринимают как войну белых Севера против белых Юга. А вот движение за гражданские права — это движение, в котором активное участие принимали черные. Здесь черные уже не были объектом, за права которого кто-то воевал, а стали субъектом, то есть сами вышли на улицы бороться за свои права. Для значительной части общества это более важная ситуация.
Те, кто сейчас выступает за снос памятников, говорят, что Гражданская война и реконструкция Юга закончились компромиссом сторон. Это был компромисс между белыми Севера и белыми Юга за счет черных. Компромисс этот вел к узакониванию сегрегации. Вспоминаются законы Джима Кроу, когда черных не пускали в автобусы, рестораны, вагоны, — система, которая продолжала существовать до 1950–60‑х годов. Компромисс за счет черных, в общем-то, и олицетворяли памятники Ли. Поэтому считается, что их надо сносить, ведь сейчас история видится иначе.
— Получается, что, если будет воспроизведен третий вариант, для американского общества начнется новая эпоха?
— В каком-то смысле да. Я, конечно, не хочу ничего преувеличивать, но дело в том, что массовый снос или установка памятников — это всегда революция. Я не припомню случая, когда бы снос памятников не означал переход общества в совершенно новое состояние. В России, например, когда памятники сносили? В 1917–1918 году, после революции.
Памятники Сталину снесли при Хрущеве, что, в общем, тоже ознаменовало очень сильные изменения в том, что такое Советский Союз.
После 1991 года Дзержинского с Лубянки убрали и еще часть памятников. После 1991 года памятники стали сносить по всему постсоветскому пространству. В Прибалтике много споров было, да и сейчас продолжается по некоторым вопросам, и т. д. В общем, везде это революция.
Получается, что признаком того, что общество пытается изменить свои символические основания, является снос памятников. Массовый снос памятников в Соединенных Штатах сейчас тоже означает, что общество резко переосмысливает свои основы.
Если этот процесс будет доведен до логического конца, то лет через десять США будут другой страной. Страной, иначе глядящей в свое прошлое, опирающейся на другие завоевания прошлого, а не на то, на что США опираются сегодня.
Прошлое нам почему важно? Мы на нём стоим, как на фундаменте. Если будут другие памятники, то окажется, что американское общество стоит на принципиально другом фундаменте, а значит, это уже другое общество. Это революция.
— Какой должна быть грамотная политика памяти в стране, где есть «янки» и «конфедераты», «красные» и «белые»?
— Если б я знал... Могу сказать, что Россия неожиданно оказалась исключением. Возможно, сейчас это даже хорошее исключение. В России есть памятники всем: царям, большевикам, и Ленину, и Николаю II, и Колчаку где-то в Иркутске стоит, и каким-нибудь красным генералам. Здесь получился своего рода плюрализм.
В Александровском парке поставили много царей — явно имперский уклон, а какие-то памятники стоят только в Иркутске. Тем не менее стоят и Ленин, и князь Владимир.
Даже была шутка в интернете о том, что памятник князю Владимиру за ночь несколько раз хотел сбежать в Киев, но его возвращали на место многочисленные Ленины из пригородов Москвы. Насколько я вижу, такого больше нет нигде. После случившегося «ленинопада» в Украине во всех соседних странах установилась единая мемориальная политика.
Раньше говорили про Испанию, что там были памятники и генералу Франко, и тем, кто с ним боролся. Но сейчас говорят, что памятников генералу Франко не осталось. Исключением были и Соединенные Штаты, где на Севере была одна память, на Юге другая. Сейчас там тоже дело идет к господству одной памяти. Тогда Россия остается такая одна. Хорошо это или плохо, сложно сказать. Может быть, хорошо, а может быть, это означает, что российское общество не определилось со своим будущим. Для того, чтобы определиться с будущим, нужно понять, на каком фундаменте мы стоим.
А может быть, наоборот, российское общество сейчас приучается жить со множеством памятей, стоять сразу на разных фундаментах и при этом не конфликтовать внутри. Ситуации гражданской войны в России сейчас нет, какие-то внутренние конфликты не выливаются на улицы. На сегодняшний день это приучает нас понимать то, что возможны разные взгляды на историю, разные взгляды на прошлое и это не должно вести к кровопролитию.
