Рижский саммит «Восточного партнёрства» проходил в непростой обстановке. Финальную декларацию удалось принять после долгих споров и согласований. Об итогах саммита и возможном будущем «Восточного партнёрства» RuBaltic.Ru поговорил с заведующим Отделом стратегических оценок Центра ситуационного анализа РАН политологом Сергеем УТКИНЫМ:
- Сергей Валентинович, какое впечатление произвёл Рижский саммит?
- Саммит ничем не удивил. В общем, всё предсказуемо. Уже накануне было понятно, что саммит будет скорее формальным, чем содержательным. Но это и не катастрофа, не что-то исключительное для дипломатической практики, когда некоторые мероприятия проходят, прежде всего, «для галочки»: надо было провести – и его провели.
Всем понятно, что никаких конкретных достижений сейчас продемонстрировать там не получалось, в том числе по вопросу визового режима, который беспокоит страны-партнёры ЕС. По этому поводу пока не пришли к какому-либо конкретному результату. Было время просто подчеркнуть заинтересованность партнёров во взаимодействии – ну, это тоже своего рода результат по дипломатическим меркам, хотя очевидно, что наблюдатели и люди, представляющие различные круги интересов, скорее разочарованы. Это один из этапов развития партнёрства Евросоюза с соседями.
- Таким европейским политикам, как канцлер Германии Ангела Меркель и глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер, пришлось подчёркивать, что «Восточное партнёрство» отнюдь не приглашение в Евросоюз. Почему они вынуждены объясняться?
- В первую очередь, это делается для широкой публики. Всегда такие заявления на саммитах транслируются более широко. Аудитория обширная. И есть возможность донести до людей, не занимающихся этим профессионально, вещи, которые дипломатам и так известны и понятны. Не так, чтобы страны-партнёры были вынуждены оправдываться перед своим электоратом, а чтобы непосредственно от ЕС это прозвучало. Они хотят подчеркнуть, что не всё сразу. Это вполне логично.
- Беларусь, Армения и Азербайджан отказывались подписывать итоговую декларацию, если она будет упоминать «аннексию Крыма». Но данная реплика всё же попала в принятый документ. Почему так вышло?
- В итоге всё, что связано с позицией Евросоюза по Крыму и Украине в целом, было всё-таки выделено именно как позиция ЕС, а не ЕС и стран-партнёров. Когда в финальном документе саммита идёт речь о позиции ЕС и стран-партнёров, формулировки более обтекаемые.
Абстрактная поддержка территориальной целостности без конкретики и в таких формах, которые позволяют каждой стране заявлять, что она отстояла свои незыблемые позиции и ничего не меняла в своих подходах к международным вопросам.
Речь-то ведь идёт не только о Крыме. Все замороженные конфликты на постсоветском пространстве так или иначе связаны с территориальной целостностью, и для каждой страны это по-своему щепетильно.
Соответственно, я не думаю, что страны-партнёры как-то поменяли свою позицию, – просто удалось найти компромиссные формулировки, как часто и бывает при согласовании подобных документов декларативного характера. В том числе внутри Евросоюза бывает, что люди с большим трудом находят формулировки, которые устроили бы всех. Я бы не придавал большого значения тому, что было сказано по поводу Украины в итоговой декларации. Самое содержательное, что там есть, – поддержка всеми процесса урегулирования, основанного на Минских договорённостях.
- Вы видите какие-то изменения в подходе Евросоюза к постсоветским странам со времён Вильнюсского саммита в ноябре 2013 года?
- Всё больше разговоров идёт о том, что фактически диалог уже почти полностью переходит в двусторонний формат: Евросоюз с одной стороны и каждая из стран-партнёров с другой. Отношения с конкретными странами настолько различные, что объединять их в группу можно лишь весьма условно. Можно провести саммит и сказать, что в каких-то вопросах все согласны, но на самом деле происходит предметная работа с каждой из стран по отдельности, в разном темпе. Уже явно выделилась группа заинтересованных в интеграции с Евросоюзом – Украина, Молдова, Грузия. И группа из других трёх стран, не проявляющих такой заинтересованности. Видимо, процесс будет развиваться именно в этом направлении: диалог с каждой страной будет рассматриваться более независимо от других и прогресс в отношении одной страны не будет привязываться к прогрессу с другой.
Кроме того, с момента Вильнюсского саммита очень много всего произошло вокруг. Украинский кризис сильно изменил восприятие. Может быть, пришло понимание, что в пространстве общего соседства очень много «пороховых бочек». Многие действия, на первый взгляд кажущиеся безобидными, могут привести к весьма печальным для всех последствиям. Нужно быть осторожными и не бежать впереди паровоза. Стараться соизмерять свои возможности с обстоятельствами, в которых приходится действовать.
- Следующий саммит «Восточного партнёрства» назначен на 2017 год. На Ваш взгляд, каким будет будущее самой программы?
- Формат подвергается резкой критике. Отчасти небезосновательно. Очень многое будет зависеть от того, что будет происходить в каждой из стран-партнёров. Допустим, из-за вопросов демократии и прав человека у Евросоюза обостряются отношения с Беларусью и Азербайджаном, может быть, и с Арменией. Возникает вопрос: имеет ли смысл поддержание этого единого формата? К тому же с каждой из стран, подписавших соглашение об ассоциации, у Евросоюза будет свой процесс интенсивного взаимодействия по всем направлениям, что не будет требовать проведения дополнительных многосторонних саммитов.
Притом что решение об очередном саммите принято, нельзя исключать, что к намеченному моменту станет понятно, что формат «Восточного партнёрства» исчерпал себя. Это один из возможных исходов.
Другой возможный исход состоит в том, что нет, напротив, в силу разных причин интерес той же Беларуси и Азербайджана к взаимодействию с Евросоюзом вырастет, они попытаются найти общий язык и компромиссные решения. Тогда, может быть, формат действительно заживёт новой жизнью. Но это менее вероятный исход, чем растаскивание «Восточного партнёрства» на отдельные двусторонние форматы отношений ЕС с разными странами-партнёрами.
