В уходящем году отношения России с западными странами развивались неравномерно: с одной стороны, наблюдалось нарастание конфликта по линии Москва — Вашингтон, с другой — демонстрировал сдержанность Брюссель. Положит ли 2018 год конец внешнеполитическим разногласиям? Итоги и перспективы отношений России и Запада аналитический портал RuBaltic.Ru обсудил с программным директором Фонда клуба «Валдай», программным директором Российского совета по международным делам Иваном ТИМОФЕЕВЫМ.
— Г‑н Тимофеев, как развивались взаимоотношения России и Запада в 2017 году? Чего следует ожидать от них в 2018 году?
— Нужно понимать, что Запад — это разные страны и объединения. Политика США и ЕС в отношении России имеет общие черты, но тем не менее отличается.
США в 2017 году проводили в отношении России жесткую политику. Произошла эскалация санкций, новые санкции были связаны не только с украинской тематикой, но и с темами кибербезопасности, Сирии и прав человека.
В отношениях с американцами тревожным знаком является тенденция к деградации договора о ракетах средней и малой дальности. В 2017 году наметились серьезные признаки этого процесса. Если ничего не будет сделано, то в 2018 году мы можем получить окончательный выход сторон из этого договора. А это, в свою очередь, поставит вопрос о соблюдении договора о стратегическом наступательном вооружении.
Европейский союз пока по курсу эскалации не идет. Он продлевает санкции по украинскому вопросу и не распространяет их на другие сферы. Есть отдельный трек отношений с Японией и Южной Кореей, которые являются союзниками США, но их политика не идентична политике Соединенных Штатов.
— Можем ли мы ожидать какого-либо прогресса в переговорах с США по поводу отмены санкций в ближайшее время?
— Переговоров таких нет. Они не ведутся и вестись не будут российской стороной. В 2018 году, скорее всего, мы никакого прогресса не добьемся — санкции будут усиливаться. Увеличится численность людей и компаний в санкционных списках.
В следующем году органы исполнительной власти США должны будут предоставить как минимум семь отчетов об исполнении санкций, каждый из которых будет предполагать определенные действия. В феврале будет отчет по олигархам, в августе — по финансовым преступлениям, связанным с Россией. Будут отчеты Государственного департамента о российских СМИ и так называемом «вмешательстве в выборы», об обеспечении энергетического суверенитета Украины. Каждый такой отчет будет усугублять проблемы в российско-американских отношениях.
— Вы упомянули отчет, который должен появиться в феврале, об олигархах и коррупции российских чиновников. Можно ли расценивать его как попытку повлиять на итоги выборов президента России?
— Взаимосвязь есть, но она косвенная. Скорее речь идет о календарном совпадении этих двух событий. Я не думаю, что американцы планировали выпуск этого отчета под выборы. Но близость российских выборов добавит резонанса американскому отчету. Вопрос в том, каким он будет.
В отчете может быть несколько десятков фамилий, которые и так уже находятся под санкциями. Но в список также могут попасть люди, которые связаны с политической элитой России, которые принимают решения. Теоретически это большое количество людей — в этот отчет можно полстраны внести.
За полгода сделать отчет с эпизодами и членами семей — это неподъемная задача по объему работы. Скорее всего, отчет будет достаточно компактным — ограничатся несколькими десятками фамилий.
— Кого может коснуться этот отчет? Речь идет о ближайшем окружении президента России Владимира Путина?
— Логично предположить, исходя из сжатого периода на подготовку отчета, что это будет отчет об узком круге людей, которые непосредственно принимают внешнеполитические решения и известны как люди из ближайшего окружения российского президента.
Публикация февральского отчета ничего хорошего российско-американским отношениям не принесет. Россия может такой же отчет написать в отношении американцев, и будем обмениваться обличительными публикациями. Это неконструктивная позиция.
— Почему Россия не отвечает симметрично?
— Потому что Россия изначально занимала позицию более конструктивную, внутренняя политика США не затрагивалась, не смешивалась с российско-американскими отношениями.
Американцы следуют противоположным курсом. Они стремятся максимально «разворошить» внутриполитическую российскую тему: коррупцию, тоталитаризм, как они говорят, и т. д. Естественно, всё это раздражает Россию и раздражало бы любую страну. Я думаю, что рано или поздно Россия может ответить схожими действиями, как это было в случае с актом Магнитского.
Проблема в том, что ничего хорошего политика вмешательства во внутренние дела суверенных государств не принесет — от нее российско-американские отношения будут только ухудшаться.
— Будут ли США или ЕС каким-то образом пытаться повлиять на выборы президента России в марте 2018 года? Признает ли Запад легитимность выборов?
— Я не думаю, что кто-то из западных участников будет «подкручивать» результаты наших выборов. Идеологически, конечно, отношение будет негативное. Будет сказано, что, по мнению Запада, выборы неконкурентны и являются номинальной процедурой. Запад попытается, естественно, делегитимировать выборы и подать их как некий ритуал, итог которого заранее предопределен.
— Недавно в «Парламентской газете» появилась новость о том, что ОБСЕ планирует отправить на выборы президента России 500 наблюдателей в различные регионы. ОБСЕ, вероятно, подготовит подробный отчет о российских выборах. Признают ли на Западе результаты голосования?
— Как ни странно, ОБСЕ как раз таки может признать мартовские выборы с технической точки зрения корректными. Я думаю, что наблюдателям просто не будут давать повод усомниться в корректности этих выборов.
Я не вижу необходимости для российской стороны как-то манипулировать выборами, поскольку поддержка действующего президента и так высока. Не нужно ничего «подкручивать» и фальсифицировать: люди поддерживают президента и так.
Но парадоксальным образом может сложиться ситуация, когда в СМИ будет идти антироссийская кампания, а ОБСЕ вполне может признать выборы с технической точки зрения состоявшимися.
— Как будут в следующем году развиваться отношения России и Украины? Будет ли возможность урегулировать вопрос Донбасса и Крыма?
— Вопрос Крыма решен. Крым находится в составе Российской Федерации, и здесь никаких движений с российской стороны, по крайней мере, в 2018 году не будет.
Что касается Донбасса, есть минский процесс, есть идея миротворческой операции, которая может содействовать выполнению Минских договоренностей. Если миротворцы будут размещены в зоне разграничения, то это может способствовать реализации первого пункта соглашений — прекращению огня и разведению сторон. Многое будет зависеть от политической воли и параметров этой операции, от того, насколько готовы будут ее принять все стороны конфликта.
— Есть ли перспектива у Донбасса оказаться в составе Украины или России?
— Донбасс и так находится в составе Украины. Россия признает регион частью украинской территории — это изначальная российская линия. В составе России, конечно же, Донбасса не будет, по крайней мере в 2018 году. Хотя сегодня регион в экономическом плане серьезно зависит от взаимодействия с Россией.
Что касается реинтеграции Донбасса в Украину, здесь многое будет зависеть от выполнения Минских соглашений. Ожидать этого пока не приходится, разве что власть в Киеве решится на военный сценарий, но риски Украины получить очередное военное поражение очень высоки.
— Можем ли мы ожидать дальнейшего сближения Украины и НАТО? Как Вы оцениваете перспективы вступления Украины в Североатлантический альянс?
— Перспективы очень далекие. Украину, с учетом накопившихся в стране проблем, никто в НАТО не ждет. Не нужно Украину принимать в НАТО, чтобы поддерживать ее в военном плане. Запад и так будет давать ей деньги, возможно, вооружение, но формального членства не будет.
— На Украине продолжают развиваться политические процессы, сейчас они связаны с Михаилом Саакашвили. Есть ли у Саакашвили будущее в политической системе Украины? Чего ожидать от предвыборного 2018 года на Украине?
— Мне трудно комментировать. Я затрудняюсь дать какую-либо оценку. Всё там слишком флюидно.
— Россия взаимодействует с Беларусью, Беларусь участвует в «Восточном партнерстве» и интеграции с ЕС. Возможен ли в этом треугольнике конфликт? Или как таковой угрозы для России здесь нет?
— Есть опыт Казахстана, который является активным членом Евразийского экономического союза и при этом подписал новое соглашение с ЕС. Есть опыт Армении. Многое будет зависеть от того, насколько деликатно белорусские власти будут балансировать и выстраивать партнерство. В принципе неконфликтное партнерство с ЕАЭС и Россией с одной стороны и ЕС с другой возможно.
— В Восточной Европе в 2017 году продолжили борьбу с советскими памятниками. Сейчас польские власти говорят о сносе сталинской высотки в центре Варшавы, которая для многих жителей польской столицы является символом города. Что Вы можете сказать по этому поводу?
— В этом вопросе есть очень большая доля популизма. Долгое время я жил в Варшаве. Разговоры о том, чтобы взорвать сталинскую высотку, шли еще в начале 1990‑х годов, были спекуляции в начале 2000‑х. Но чтобы ее снести, потребуется столько взрывчатки, что все соседние здания рухнут, поэтому чисто технически сделать это будет очень сложно.
Сталинская высотка в Варшаве — это красивое здание. Оно является частью [национального] достояния, частью Варшавы и истории города. Я не думаю, что подобное решение вызовет высокую поддержку жителей Варшавы.
Что касается борьбы с советскими памятниками, это очень грустная, если не сказать позорная, сторона политики восточноевропейских государств.
Нет ничего более позорного, чем борьба с памятниками и погибшими людьми — с теми, кто не может ответить. Это удобно с точки зрения популизма и набора политических очков, но с этической точки зрения ничего хорошего в этой «борьбе» нет.
Показателен опыт Германии, которая трепетно относится к захоронениям и памятникам, посвященным военным временам, и делает всё, чтобы поддерживать их в надлежащем состоянии. Политика Германии может быть примером того, как достойно себя вести в отношении прошлого. А то, что происходит в Восточной Европе, конечно, ничего, кроме недоумения, не вызывает.
— В Росстате недавно заявили, что увеличение численности населения России невозможно без эмиграции. Можно ли ожидать, что Россия активизирует взаимоотношения со странами СНГ, Средней Азией, Кавказом, славянскими государствами для решения этой проблемы? Можно ли ожидать увеличения миграции между постсоветскими государствами?
— То, что для восполнения трудовых ресурсов России нужно будет прибегать к миграции, было известно еще 20–30 лет назад. Мы себя не воспроизводим, нам недостаточно своего населения, поэтому мы вынуждены прибегать к миграционному ресурсу. Это неизбежно.
Миграция из СНГ — это самое лучшее, что Россия может сделать, потому что многие люди в этих странах всё еще говорят на русском языке. Они — часть Русского мира. Интегрировать мигрантов из стран СНГ в российское общество гораздо проще.
Проблема в том, что демографический ресурс стран СНГ тоже во многом исчерпан. Там сходные проблемы с ростом населения, особенно на Украине; есть проблемы в Беларуси; в Центральной Азии тоже специфичная демографическая динамика.
По сути, мы можем опираться на СНГ, но демографический ресурс там в значительной степени ограничен, и он будет отбираться также Европейским союзом. Вопрос в том, готовы ли мы к приему эмигрантов дальней культурной дистанции и сможем ли мы интегрировать их в российское общество.
— Сокращение русскоязычного населения в странах СНГ может повлиять на политические взаимоотношения России с этими странами. Когда Крым и Донбасс — русскоязычные регионы — фактически вышли из состава Украины, это в значительной степени повлияло на политику государства. Нужно ли России привлекать русскоязычное население зарубежных государств в страну или Россия заинтересована в сохранении русскоязычных диаспор в странах СНГ?
— Нужно привлекать, но интерес в сохранении Русского мира и русских диаспор также присутствует.
— Каков приоритет?
— Я не вижу противоречия в этих двух вещах. Сохранение Русского мира вовсе не тождественно миграции. Эти процессы могут идти параллельно.
