День легиона Ваффен СС – 16 марта – символичный день для многих латышей. Однако признавая, что многие солдаты были насильственно призваны в легион, и утверждая, что воевали они за независимую Латвию, сторонники легионеров совсем не замечают логического противоречия. В чём оно заключается, и почему в легион было мобилизовано значительное количество латышей, а также чем так притягателен этнический национализм и как долго он будет играть доминирующую роль в латвийской политике, порталу RuBaltic.Ru рассказал историк и краевед Александр РЖАВИН.
— Господин Ржавин, накануне Дня памяти латышских легионеров Ваффен СС Вы опубликовали на своей странице в Facebook пост о сакральности этой даты для многих представителей латышского народа. На Ваш взгляд, в чём она заключается?
— Я думаю, что эту дату (изначально – День памяти героев в гитлеровской Германии, Heldengedenktag) хотят сделать сакральной и прикладывают к этому определённые усилия. В латышском обществе присутствует мнение, что эти люди воевали за Латвию. При этом также утверждается, что легионеры ни в коем случае не могут считаться преступниками, потому что в легион их сгоняли насильственно. Однако если подумать, то тогда получается: легионеры думали, что воюют за Латвию, но при этом добровольно за неё воевать не хотели, тогда как нацисты насильно их заставляли за неё воевать?
На мой взгляд, здесь огромная логическая неувязка: если человек считал, что он в легионе будет воевать за Латвию, то тогда он должен был туда идти добровольно.
Но нет, они заявляют, что добровольно они в легион не шли. В этом смысле мне интересно, что же это была за Латвия, за которую никто добровольно не хотел воевать?
На мой взгляд, эта неувязка заключается в том, что Легион CC за Латвию не воевал, и трагедия многих людей как раз и заключается в этом. Тогда как попытки оправдать их ещё больше усложняют ситуацию. Вообще за независимую Латвию тогда воевала лишь небольшая группа генерала Курелиса, так называемые «Курелиеши» (точнее даже «рубениеши», по имени лейтенанта Рубениса). Да, они носили форму немецкой армии с нашивками в виде латвийского флага на рукавах, но они подняли вооружённое восстание против немцев и ушли в леса, продолжив воевать с ними…
— Интересно, а почему тогда «Курелиешей» не считают героями Латвии и о них вообще ничего не слышно?
— Героями «Курелиешей» считают, но, как бы сказать, «по-тихому», не акцентируя внимание на них, несмотря на то, что они воевали именно за независимую Латвию, не в составе СССР или Германии. Видите ли, какая судьба была у батальона Рубениса – с ними сражались не только немецкие солдаты, но и латышские легионеры. В свою очередь разбитые «Курелиеши», выжившие и не попавшие в плен, по большей части присоединились к красным партизанам, а это – существенный удар по пытающимся изобразить историю Латвии, как вечное противостояние с русскими. Также это показывает, что огромное количество латышей действительно считало нормальным нахождение Латвии в составе СССР.
В свою очередь в 90-х годах, после распада СССР, стране нужны были новые герои.
А если воевавшие на стороне Красной Армии уже не герои — «Курелиешей» было мало и почти все они погибли в боях — то остаются легионеры, многие из которых ещё были живы. Тем более что героизация легионеров принесла определённые плоды в мобилизации национально настроенного латышского электората против русских, чего тогда и нужно было добиться.
Вообще латышский национализм — он не государственный, а именно этнический и в этом и кроется большая проблема. Идейные латышские легионеры CC очень близки современным латышским националистам. Они являются их идеологическими братьями, а не «Курелиеши», желавшие построить Латвию, как демократическое государство. Тем самым и в 16 марта сейчас вкладывается конкретный смысл, связанный именно с этническим латышским национализмом.
— По Вашему мнению, с чем связано, что в Латвии было довольно много тех, кто воевал в легионе на стороне Германии, тогда как в той же Литве легион не был создан, несмотря на очень похожую историю двух республик?
— Сейчас говорится, что у людей не было выбора – или идти в легион или подвергнуться наказанию. Однако если подумать, то выбор же всё же был – тот же Жанис Липке, известный тем, что укрывал во время войны многих евреев на территории своего хутора, который также на нём прятал и латышских молодых парней, бежавших от призыва в легион. Так что если подумать, выбор был, хотя сейчас вспоминают лишь тех легионеров, кто именно воевал, а не уклонялся от службы.
Мне кажется, что, возможно, многим не хватило храбрости, где и заключается парадокс: с одной стороны, легионеры действительно храбро сражались, и с этим трудно поспорить, а с другой стороны — уклониться от призыва храбрости не хватило.
Тогда как литовцам этой храбрости хватило.
Ведь в Литве, несмотря на то, что и там также были как полицаи, так и различные каратели, но всё же больший процент литовцев старался равноудалённо относиться к двум воюющим державам, не пытаясь вставать на одну или на другую сторону. Думается, именно поэтому в Литве сопротивление было намного лучше организовано, чем в Латвии. Ярых сторонников гитлеровской Германии там было меньше.
Кроме этого, здесь также интересно и другое. Почему в Латвии большинство людей спокойно восприняли антиконституционный переворот 1934 года и не протестовали против этого? Сейчас говорят, вот был 1940 год, когда Советский Союз ввёл войска в Латвию. Но и тогда же массовых протестов не было. Возможно, что в этом и кроется пассивность многих латышей, мобилизованных в легион, спокойно воспринявших как диктатуру Ульманиса, так и приход советской, а после — и нацистской власти. Защищать свою независимую Латвию они не хотели, потому и пошли на ту сторону, куда им сказали.
В свою очередь в Литве свою государственность ценили больше. Ведь и после войны сильное партизанское движение было именно там, а не в Латвии.
Вообще в Латвии было очень много людей, поддерживавших советскую власть. Режим Ульманиса довёл их до такого нищенского состояния, что единственной альтернативой для них было именно вступление в состав СССР. Тогда как сейчас при вступлении Латвии в ЕС число недовольных режимом существенно сократилось — они все уехали из страны. В то же время оставшихся латышей с помощью этнического национализма как раз и удерживают от недовольства, лишь убеждая, что в бедах страны виноваты внешние силы.
— Как Вы считаете, как долго этот этнический национализм будет главенствующим в политике Латвии?
— Национализм – это очень мобилизующая идеология, оперирующая к противостоянию «свои – чужие» и вытекающая из биологии человека. Другое дело, что цивилизованными средствами это можно купировать, направлять в сторону гражданской нации, но это хорошо работает лишь там, где развита экономика и благосостояние населения довольно высокое. В наших условиях это не работает и остаётся уповать только на этнический национализм. И это реальность, с которой надо считаться. Самое интересное, что происходит повторение ситуации 1930-х годов, когда в Латвии при повышении удельного веса латышской нации национализм лишь сильнее рос и возрастал. Хотя кажется, он должен был наоборот падать, ведь латышам же в их стране никто не угрожал. Всё это было связано с тем, что экономика страны стремительно ухудшалась и во времена Ульманиса достигла своего краха. Поэтому единственным способом сплочения общества был именно национализм. Нечто подобное мы наблюдаем и сейчас, и я думаю, что такая ситуация будет ещё очень долгое время, до тех пор, пока в мире не появится силы, которая предложит другой путь развития.
