Праздновавшееся в этом году белорусскими националистами столетие Белорусской народной республики активизировало вечный спор национал-радикалов Беларуси и Литвы о том, какая страна является правопреемником Великого княжества Литовского (ВКЛ) и чьей столицей должна быть столица ВКЛ Вильно. Аналитический портал RuBaltic.Ru разобрался, чей Вильнюс и имеют ли белорусские националисты основания претендовать на столицу Литвы.
Призрак территориальных конфликтов бродит по востоку Европы. Фантомные боли нереализованных «великих» проектов по-прежнему сидят в подсознании многих восточноевропейских народов, считающих, что какая-то часть их «исконной» территории по несчастливому стечению обстоятельств оказалась под «чужим» суверенитетом.
В основном такие мифы остаются достоянием узкой прослойки национально озабоченной интеллигенции и активистов маргинальных националистических группировок. Однако негативный фон, создаваемый этими мифами, нередко омрачает отношения между соседними государствами, делящими спорные территории.
Республика Беларусь не имеет каких-либо территориальных претензий к своим соседям.
Однако белорусский национальный миф в его оппозиционных действующему правительству националистических интерпретациях не чужд территориальных притязаний как на Западе, так и на Востоке.
В этом году националистическими кругами широко отмечался 100-летний юбилей провозглашения Белорусской народной республики (БНР). Это образование так и осталось декларацией о намерениях узкой группы интеллигенции, однако притязания его были велики.
К 100-летию БНР была выпущена «юбилейная» серия пива, на этикетках которого были изображены контуры БНР, какой она виделась отцами-основателями.
Планируемая белорусская держава была весьма обширна, простираясь от Белостока и Вильны на западе до современных Тверской, Смоленской и Калужской областей на востоке страны.
В основу границ БНР была положена карта белорусских говоров, составленная этнографом Евфимием Карским в начале ХХ века. Причем сам Карский, скорее всего, был немало удивлен подобным использованием своей карты. Основоположник белорусской этнографии придерживался весьма консервативных взглядов и рассматривал белорусов как этнографическую группу «триединого русского народа». Поэтому он, составляя свою карту, не преследовал никаких политических целей.
Контуры несостоявшейся БНР на основе этнографической карты Карского часто используются белорусскими националистами для иллюстрации того, как «обидели» белорусов при национально-политическом размежевании в ХХ веке.
Однако главным территориальным мифом в Беларуси, конечно же, является миф о «белорусской Вильне».
Представления о том, что столица современной Литвы — исконно белорусский город и «истинная» столица Беларуси, покоятся на «литвинском» мифе, в соответствии с которым древнее Великое княжество Литовское (ВКЛ) было Белорусским государством. Дележ исторического наследства древней Литвы остается фоном белорусско-литовских межгосударственных отношений, добавляя в них дополнительную нервозность.
«Литвинский» миф в Беларуси зародился еще в начале ХХ века. Активно продвигать его начали уже после обретения независимости. Герб «Погоня», бывший в Беларуси государственным в 1991–1995 годах, вполне недвусмысленно указывал на преемственность Белорусского государства древней Литве.
После 1995 года идеологические векторы в Беларуси сменились, и основной акцент стал делаться на государственной преемственности Белорусской ССР, однако в оппозиционной и националистической среде «литвинский» миф продолжает процветать, находя новых поборников и среди политически активной молодежи.
Так чьим же государством была средневековая Литва? Думается, правильным ответом будет такой: ничьим. Как и любое средневековое образование, Великое княжество Литовское не было национальным государством в современном понимании, представляя собой конгломерат разнородных территорий, объединенных под сюзеренитетом литовского князя.
Собственно, на это недвусмысленно указывает и полное наименование государства — Великое княжество Литовское, Русское, Жемойтское. Лояльность верховной власти и этническая идентификация в этом государстве существовали в разных плоскостях, что, повторимся, для средневековья было нормальной ситуацией.
И все-таки, какой этнический элемент был в этом государстве преобладающим, кто были эти «древние литвины» и были ли они вообще? Термины «Литва» и «литвины» в Средние века были весьма многозначными, что порождает путаницу и открывает простор для спекуляций.
В широком смысле «литовцами», или «литвинами», могли называть все население княжества, независимо от этноязыковой принадлежности.
Причем в таком значении этот термин носил скорее характер экзоэтнонима, то есть «литвинами» жителей Великого княжества Литовского называли иностранцы. Например, «литовцами», «литовскими людьми» называли всех выходцев из ВКЛ в Москве. Однако внутри самого ВКЛ была вполне четкая дифференциация между собственно литовцами, т.е. балтским этносом, и «рускими», как именовали себя восточнославянские подданные литовского князя, в том числе предки современных белорусов.
Франциск Скорина, почитаемый как белорусский первопечатник, опубликовал в Праге «Библию руску». На «руском» языке был напечатан и Литовский статут, в котором белорусские и литовские патриоты видят едва ли не первую европейскую конституцию.
Понятно, что «руский» язык в Литве заметно отличался от русского языка в Москве, вобрав в себя большой пласт латинских, польских и немецких заимствований, а также местных диалектизмов. Но очевидно одно.
«Руское» население ВКЛ продолжало соотносить себя с политической и культурной традицией древней Руси — общей для всех восточных славян.
Какой же по составу населения была древняя Вильна? Как центр сложносоставного государства это был космополитичный город со смешанным населением, состав которого заметно менялся во времени.
Российская перепись 1897 г. зафиксировала, что основным населением города были поляки, евреи и русские — в основном чиновники, присланные из внутренних областей России. Белорусов и литовцев было исчезающе мало.
Вокруг Вильны тогда проживало преимущественно католическое население, говорившее на белорусских диалектах (что зафиксировала карта Карского), однако можно ли этих людей считать белорусами в современном смысле слова? По своему этногенезу население Виленщины (включая территории, ныне входящие в состав Беларуси) — несомненно балтское, но перешедшее на язык своих более многочисленных славянских соседей.
Принадлежность к костелу вовсе ориентировала этих людей считать себя поляками. В окрестностях Вильнюса и сегодня много поляков, в некоторых районах они составляют большинство. В основном это прямые потомки тех самых «белорусов», которых отразил на своей карте Карский. Просто белорусское сознание у них так и не сложилось. Окажись эти территории в составе БССР и современной Беларуси, картина была бы иной. Но сложилось так, как сложилось.
Говоря об отношении современных Беларуси и Литвы к древнему ВКЛ, следует признать, что ни одно из этих государств не является его прямым потомком и наследником.ВКЛ существовало в совсем другой реальности и системе ценностей. Безусловно, это государство оставило свой отпечаток на всех землях, входивших когда-то в его состав. Однако попытки монополизировать на этом основании его историческую память каким-либо из современных государств не приведут ни к чему, кроме взаимных претензий, конфликтов и фобий.