Правительство Ангелы Меркель, с трудом созданное полгода назад, может потерять власть уже на следующей неделе. Судьбу канцлера ФРГ и ее кабинета министров в ближайшее воскресенье, 28 октября, могут решить избиратели федеральной земли Гессен, где пройдут выборы в местный парламент. Пока политтехнологи правящих партий борются за симпатии электората, оппозиционная «Альтернатива для Германии» выходит на второе место в рейтингах популярности и последовательно добивается отставки «вечной канцлерин». Что заставляет граждан ФРГ отдавать свои голоса в пользу молодой партии с сомнительной репутацией, сможет ли АдГ прийти к власти и чем польские правые популисты отличаются от немецких, аналитический портал RuBaltic.Ru выяснял вместе с заместителем директора Берлинского Центра изучения Восточной Европы, политологом Дмитрием СТРАТИЕВСКИМ.
— Г-н Стратиевский, недавние выборы в Баварии показали, что в германском обществе сейчас укрепляется популярность партий правоконсервативного толка. «Альтернатива для Германии» набирает очки, в Мюнхене теперь будет править коалиция с участием Христианско-социального союза (ХСС) и «Свободных избирателей», которые также в своей предвыборной кампании использовали отчетливо правопопулистскую риторику. Чем, на Ваш взгляд, объясняется востребованность подобных партий в Германии, которая всю свою послевоенную историю старалась пресечь любые попытки скатывания к национализму?
— Во-первых, это общеевропейский тренд. Мы можем наблюдать его как в других странах Евросоюза, так и в государствах, не входящих в ЕС. И тут, и там избиратель хочет получить простые ответы на сложные вопросы. В этой ситуации немногие политики могут устоять перед соблазном сделать соответствующее предложение.
Это своего рода вызов нашего времени — века информационных технологий, когда люди в основной своей массе ничего не читают, а лишь скоро просматривают заголовки новостных лент в своих смартфонах. Поэтому часть избирателей попадает в ловушку, которую сооружают политики.
Это, повторюсь, общеевропейский тренд, но в Германии есть своя специфика. Здесь правопопулистская партия, такая как «Альтернатива для Германии», возникла позже, чем в какой-либо другой стране ЕС.
В остальных государствах Евросоюза подобные силы существуют уже с семидесятых годов прошлого века. Примером здесь может быть та же Австрийская партия свободы, история которой насчитывает не одно десятилетие. Сегодня она провозглашает практически те же лозунги, что и АдГ в Германии.
— Да, «Альтернатива для Германии» появилась только в 2013 году. Почему более радикальные правые пришли в ФРГ так поздно?
— Причин тому несколько: это и память о национал-социалистическом прошлом, и психологическая травма, связанная с событиями Второй мировой войны. Это своего рода комплекс вины, который среди определенной части общества передается из поколения в поколение. Многие внуки солдат вермахта до сих чувствуют вину за своих дедов, хотя с юридической точки зрения это, конечно, нонсенс. В любом случае, государственный антифашизм остается неформальной идеологией в Германии, начиная с 1968 года.
Во-вторых, политическая система, сложившаяся в ФРГ, до сих пор является одной из самых стабильных в Европе. И расшатать ее правопопулистскими лозунгами всегда было сложнее. В свое время известный деятель Христианско-социального союза Франц Йозеф Штраус сказал: «Партии правее ХСС в Германии быть не должно». И, по большому счету, так оно и было вплоть до 2013 года, пока не возникла «Альтернатива для Германии». До нее все организации правопопулистского и праворадикального толка были мелкими и незначительными.
Однако электорат у подобных политиков был всегда, так что возникновение действительно крупной крайне правой партии было лишь вопросом времени.
— Сейчас средний рейтинг АдГ держится на уровне 17–18% по стране. Из последнего интервью с представителем этой партии Гуннаром Линдеманном следует, что на ближайших выборах они рассчитывают на 20–22% голосов.
— Надо сказать, что политтехнологи «Альтернативы для Германии» на всех выборах завышают свои ожидания, а в итоге получают то, что получают.
Но, действительно, стоит признать, что АдГ удалось «зацементировать» весь партийный ландшафт правее Христианско-демократического союза и ХСС.
Остальные крайне правые партии были зачищены, многие даже самоликвидировались. К примеру, «Гражданское движение за Германию» было официально распущено в ноябре 2017 года. Ее руководство рекомендовало своим членам вступить в АдГ, а своим сторонникам — голосовать за эту партию.
Другое дело, что при всем оптимизме правых у «Альтернативы для Германии» есть электоральный потолок. Я думаю, что он находится в районе 20%.
— Одна пятая часть избирателей — это не такая уж малая цифра. На последних выборах в Бундестаг только две партии перешагнули этот барьер…
— Не забывайте, что люди зачастую голосуют под воздействием эмоций. К примеру, теракт может вывести граждан из равновесия, и они, поддавшись на эмоциональную провокацию, проголосуют за правых популистов или даже экстремистов. Причем через неделю часть этих граждан будет сожалеть о своем выборе.
Что касается «Альтернативы для Германии», то внутри нее существуют ультраправые группы, и их положение в партии весьма неоднозначно. Часть этого радикального крыла упрекает партийное руководство в компрадорстве и считает, что АдГ стала частью власти и больше не может отстаивать интересы и ценности этой небольшой, но устойчивой группы населения. Поэтому здесь плавающие цифры и нет уверенности в том, что положение внутри самой АдГ действительно стабильно.
— Раз уж Вы заговорили о компрадорстве, напрашивается еще один вопрос: насколько деятельность этой партии востребована в среде немецких бизнесменов? АдГ уже удалось укорениться в деловых кругах?
— Некоторые лидеры партии «Альтернатива для Германии» действительно входят в серьезные финансово-промышленные объединения лоббистского толка.
В Германии лоббизм разрешен, поэтому любой депутат Бундестага имеет возможность встречаться с бизнесменами на так называемом «завтраке предпринимателя». К примеру, депутат от социал-демократической партии, с которым я работал в качестве помощника, этого не делал по своим личным убеждениям. Это было его право, но в целом такие встречи не запрещены.
Как правило, на них выдвигаются определенные предложения о лоббировании тех или иных проектов. Эти предложения делаются не самими промышленниками, а формально зарегистрированными организациями-посредниками, которые обслуживают сразу несколько компаний. В нескольких таких группах, причем на уровне правления, зафиксированы представители «Альтернативы для Германии». Разумеется, их нахождение в составе лоббистских групп неслучайно.
С другой стороны, существует ряд крупных бизнесменов, которые, наоборот, пресекают попытки АдГ встроиться в свои структуры. То есть мы наблюдаем совершенно разные примеры того, как в деловых кругах обращаются с деятелями этой партии.
Но имеются сведения, что у «Альтернативы для Германии» есть большой бизнес: пару лет назад стало известно о спекуляциях на рынках золота. А поскольку партия находится в Бундестаге и имеет представительство в 15 земельных парламентах из 16, она также пользуется финансовой поддержкой из государственного бюджета.
— Тренд на укрепление правых популистов, как Вы уже сказали, имеет место не только в Германии. В соседней Польше, к примеру, националистическую риторику используют как системные, так и оппозиционные партии. Идеи национализма и евроскептицизма совершенно точно характерны для Венгрии. Вряд ли стоит напоминать о востребованности правых популистов в Прибалтике: последние парламентские выборы в Латвии весьма показательны в этом плане. Как Вам видится, этот тренд будет иметь продолжение в Центральной и Восточной Европе в ближайшие пять лет?
— Что касается перечисленных Вами стран, здесь есть своя региональная специфика. Польша и Венгрия, например, остаются моноэтническими государствами, не имеющими традиций мультикультурализма. В той же Германии мультикультурализм, начиная с 1982 года, фактически стал той концепцией, которую государство последовательно воплощало в жизнь. Поляки и венгры этим не занимались никогда. Прибалтика — это отдельный исторический вопрос, не имеющий аналогов в Европе.
Я думаю, что усилия правых радикалов и популистов расшатать политические системы Польши и Венгрии будут продолжаться и дальше. К сожалению, это не мода, которая уйдет через пару-тройку лет, это вызов демократии.
В этих странах сложилась ситуация, которая не была описана ни в одном учебнике политологии. Бывшие республики социалистического блока очень быстро демократизировались: буквально за последнее десятилетие ХХ века была сломана старая система и установлена новая. В Польше, например, сегодня практически невозможно дать взятку в суде. То есть государственные институты работают.
Та же партия «Право и справедливость» не пытается «отжать» чей-то бизнес в свою пользу, но она подминает под себя политическое пространство, не выходя при этом за определенные рамки.
Это показывает, что значительной части польского общества идея либеральной демократии оказалась не по душе, и это серьезный вызов, с которым нужно работать структурам ЕС.
— А есть ли у Евросоюза свой ответ на этот вызов или что-то, что можно предложить странам Восточной Европы взамен национализма?
— Мы можем наблюдать пример успешной Германии, которая смогла преодолеть трудности воссоединения двух немецких государств, а за последние пятнадцать лет пережила пять волн миграции. При этом устояли и экономика, и политическая система ФРГ.
ЕС на этом примере должен постоянно показывать странам Восточной Европы, что демократия неотделима от экономики: они работают только в связке. И польское экономическое чудо в значительной степени произошло по причине вхождения Польши в Евросоюз.
— Конечно, Варшава добилась очень выгодного для себя бюджетного баланса в ЕС.
— Да, поляки в свое время великолепно провели переговоры и выбили максимум из возможного. Польша до сих пор получает от общеевропейского бюджета на 11–12 млрд евро больше, чем в него отдает. Положение Венгрии в этом плане не столь выгодно, но они, тем не менее, также получили свои долгосрочные преференции.
Безусловно, теперь, когда у руля в этих странах стоят правые партии, Брюссель не должен выставлять им счета и угрожать некими санкциями. Но стоит более настойчиво и последовательно объяснять и обществу, и правительствам Польши и Венгрии, что их экономический успех непосредственно связан с интеграцией в единую Европу.
И, что очень важно, самому Евросоюзу необходимо более четко сформулировать свои идеологические принципы, которые базируются на традиционных ценностях. Пока же голос Брюсселя звучит не слишком отчетливо. А чем менее внятно он звучит, тем более мощный импульс получают националистические и правопопулистские силы.
