Военная спецоперация России на Украине стала крупнейшим геополитическим событием в Европе со времен распада СССР. Это решение будет иметь долговременные последствия не только для отношений России с Украиной или Западом. Не останется в стороне от происходящего и Беларусь, для которой новые геополитические сдвиги могут означать существенное изменение ее международного положения.
В событиях, предшествовавших признанию Донецкой и Луганской народных республик и военным действиям на Украине, Беларусь приняла весьма активное участие, став ареной масштабных военных учений «Союзная решимость — 2022», проходивших в непосредственной близости от украинской границы. В совокупности с наращиванием российской военной группировки на границах Украины это вызвало настоящую истерику в западных и прозападных белорусских СМИ, породив инсинуации об участии Беларуси в готовящейся «агрессии» против Украины, а также об «оккупации» самой Беларуси российскими войсками.
Впоследствии было объявлено, что проверка боеготовности сил Союзного государства будет продлена и российские войска задержатся на территории Беларуси на неопределенно долгий срок.
Связь этого решения с возможной эскалацией напряженности после признания ДНР и ЛНР представляется очевидной.
Впрочем, вопрос, станет ли присутствие российских войск в Беларуси постоянным, по-прежнему открытый.
Президент Беларуси Александр Лукашенко заявил, что это будет решаться двумя президентами в зависимости от текущей обстановки. Гораздо более определенным был министр иностранных дел Владимир Макей, который во время своей большой пресс-конференции заявил, что по завершении учений на территории Беларуси не останется ни одного российского военного.
Из этих высказываний белорусских политиков можно сделать вывод, что правящий класс республики по-прежнему очень настороженно относится к массовому присутствию российских войск на своей территории.
Особенно откровенно эти мысли высказывает «либеральное» крыло белорусской элиты, которое по-прежнему группируется вокруг МИД.
Решения России по Украине были встречены официальным Минском достаточно сдержанно. Белорусский МИД отнесся к действиям Москвы с «пониманием и уважением», при этом призвал все стороны конфликта сохранять мир и воздерживаться от насилия. В аналогичном ключе выдержаны заявления и других официальных лиц.
Тональность этих высказываний не оставляет сомнений, что ожидать в ближайшее время официального признания ДНР и ЛНР вслед за Россией и присоединения к военной операции от Беларуси не стоит.
Впрочем, в Москве, похоже, и не рассчитывают на это, и, более того, не считают признание Крыма или ДНР/ЛНР со стороны Беларуси или любого другого государства сколько-нибудь значимым фактором.
Аналогичным образом вряд ли стоит ожидать, что может встать вопрос о вхождении ДНР или ЛНР в состав Союзного государства Беларуси и России, которое остается форматом исключительно двусторонних отношений.
Сдержанность официального Минска по поводу признания ДНР и ЛНР может объясняться рядом обстоятельств.
Во-первых, белорусскую сторону могли насторожить негативные высказывания российского президента по поводу ленинско-сталинской национальной политики и принципов административно-территориального размежевания, принятых в СССР.
Ведь Беларусь в своих нынешних границах является точно таким же порождением советской национальной политики, что и Украина.
Более того, нельзя забывать, что на момент образования СССР Белорусская ССР представляла собой узкую полоску из шести уездов бывшей Минской губернии, в то время как западная часть республики находилась под польской оккупацией, а восточные области с Витебском, Могилевом и Гомелем входили в состав РСФСР и были переданы советской Белоруссии только в 1924–1926 годах. Учитывая нарратив Владимира Путина о несправедливой передаче исторических русских земель союзным республикам, это могло насторожить и тех, кто знаком с историей формирования территории современной Беларуси.
Впрочем, вряд ли подобные опасения, если они у кого-то появились, можно считать обоснованными. Ведь пересмотр границ вовсе не превращается в некий универсальный принцип внешней политики России, а остается вынужденной крайней мерой.
Поэтому в случае с Беларусью, где нет ни выраженных региональных антагонизмов, ни дискриминации русского и русскоязычного населения, он применяться никак не может.
Фактический крах Минских соглашений также вряд ли вызывает особый восторг у белорусской стороны. Несмотря на то, что невыполнимость Минских соглашений была ясна с самого начала, Беларусь на протяжении 2015–2020 годов активно использовала их для продвижения своего образа как «донора региональной стабильности» в Восточной Европе и посредника между Западом и Востоком — «восточноевропейской Швейцарии».
Крах «минского мира» является очередным свидетельством того, что многовекторный внешнеполитический курс, которого придерживалась Беларусь до августа 2020 года, был тупиковым и ошибочным, и что дальнейшее балансирование между геополитическими центрами более невозможно.
Мир становится более жестким, а границы между конкурирующими блоками — более определенными.
Похоже, что в Минске далеко не все готовы принять эту новую реальность и смириться с ней. Вот и Владимир Макей на своей пресс-конференции говорил, что многовекторность остается основой внешней политики Беларуси.
Понять чиновников, многие годы делавших карьеру на продвижении многовекторного курса, вполне можно. Кроме того, в белорусском политическом классе по-прежнему сильны страхи по поводу «неравного» союза с Россией и якобы исходящих от него угроз белорусскому суверенитету.
Однако сама жизнь заталкивает Минск в одну геополитическую лодку с Россией, отсекая одну за другой возможности для геополитического маневрирования, и адаптироваться к этой реальности так или иначе придется.
