Политический кризис, разразившийся в Казахстане в начале года, может оказать существенное влияние и на политические процессы в Беларуси. События в Казахстане — это классический «черный лебедь», опрокидывающий все прогнозы и способный направить социально-политические процессы по неожиданному пути. Для Беларуси, где на февраль 2022 года намечено важное событие — конституционный референдум, это особенно актуально.
Беларусь-2020 и Казахстан-2022: сходства и отличия
В Беларуси внимательно следят за событиями в Казахстане, и это не случайно. Слишком уж очевидны параллели с тем, что происходило в Беларуси после президентских выборов в августе 2020 года.
Государственные белорусские СМИ и эксперты сразу же заняли «ястребиную» позицию, требуя максимально жестких действий в отношении казахских мятежников и не скупясь на уничижительные эпитеты в их адрес. Прозападная информационная сеть, напротив, включилась в активную поддержку протестов.
Таким образом, кризис в Казахстане в очередной раз высветил политическую поляризацию в Беларуси.
Естественно, оба полюса белорусского политического спектра, говоря о Казахстане, примеряют происходящее там на Беларусь.
Действительно, предпосылки политического кризиса в Беларуси и Казахстане в своей основе схожи.
Это кризис двух постсоветских авторитарных режимов-долгожителей.
Долгое время эти режимы были весьма успешны, обеспечив своим государствам стабильное и благополучное по постсоветским меркам развитие. Оба режима сделали ставку на сохранение тесных связей с Россией и придушили наиболее радикальные проявления этнического национализма в своих странах.
И Беларусь, и Казахстан — одни из наиболее «русифицированных» постсоветских республик, и их лидеры так или иначе учитывали это обстоятельство, отказавшись от радикальных попыток искоренить русское культурно-языковое присутствие, как это сделали на Украине. Это стало залогом спокойствия и отсутствия острых внутриполитических конфликтов.
В то же время и Лукашенко, и Назарбаев, стремясь укрепить суверенитет собственных государств, осторожно дистанцировались от Москвы, ступив на скользкий путь многовекторности и развивая смягченную версию государственного национализма.
По мере морального и физического старения обеих автократий тот шаткий компромисс, на котором они держались, все менее устраивал разные социальные группы. Накапливалась усталость от бессменных лидеров.
При этом пророссийский сегмент общества ощущал возрастающее давление со стороны государственного национализма и торможение интеграционных процессов с Россией. Белорусские и казахские националисты, напротив, были недовольны темпами «национального возрождения» и обвиняли правителей в сдаче суверенитета Кремлю.
Важную роль в развитии кризисов в Беларуси и Казахстане сыграл и социально-экономический фактор.
Белорусская модель «государственного капитализма» в 2010-е годы переживала явную стагнацию.
При этом близость Европейского союза формировала у белорусского городского класса завышенные социально-экономические ожидания, что также способствовало росту общественного недовольства.
В Казахстане сложилась модель транзитно-сырьевого периферийного капитализма с характерными для нее социальными контрастами, усугубленная демографическим взрывом в сельской местности.
Последний фактор сыграл важную роль в разном характере протекания кризиса в Беларуси и Казахстане.
В Беларуси случился бунт благополучного городского класса, и основными движущими мотивами были все-таки политические.
При этом попытки развязать городскую герилью, предпринятые в первые дни после президентских выборов, быстро захлебнулись, и протест принял подчеркнуто мирный характер.
Белорусский городской класс оказался не готов и не способен к погромной городской войне, хотя, как показали события 2020 года, затяжной мирный протест также стал серьезным дестабилизирующим фактором.
В Казахстане триггером для мятежа послужили сугубо экономические факторы, а основным его локомотивом оказались плохо социализированные вчерашние выходцы из аулов, образовавшие обширный люмпенизированный слой в казахстанских городах.
Это привело к тому, что мятеж стремительно перерос в грабежи и мародерство, вызвав настоящий шок у городского среднего класса, у которого также накопилось немало претензий к режиму Назарбаева — Токаева, но который наверняка предпочтет его в качестве меньшего зла в сравнении с погромщиками.
Именно погромный характер мятежа в конечном счете вынудил президента Токаева обратиться за помощью к ОДКБ. Лукашенко в 2020 году смог справиться собственными силами, хотя перелом ситуации в его пользу произошел только после того, как он смог заручиться поддержкой Москвы.
«Черный лебедь» накануне конституционного референдума
Особенное значение кризис в Казахстане приобретает для Беларуси в свете предстоящего конституционного референдума.
Именно казахстанская модель децентрализации и транзита власти лежит в основе опубликованного в конце прошлого года конституционного проекта.
До января 2022 года казалось, что модель транзита Назарбаев — Токаев весьма успешна. Постепенная передача власти преемнику от стареющего национального лидера и под его контролем шла своим чередом и должна была обеспечивать преемственность курса. Казалось, что риски, связанные с возможностью раскола элит и противоборством между преемником и национальным лидером, о которых предупреждали скептики, не оправдались.
Сегодня многие наблюдатели утверждают, что мятеж стал операцией прикрытия по окончательному устранению Назарбаева с политической сцены. Действительно, основной гнев мятежников был направлен именно на бывшего президента. Назарбаев лишился поста главы Совета безопасности и полностью исчез из публичного информационного поля, никак не реагируя на происходящее.
Делать какие-то окончательные выводы пока рано, однако то, что против Назарбаева существовала внутриэлитная фронда, хорошо известно. А значит, версия, что децентрализация власти вполне могла спровоцировать часть казахской элиты к попытке мятежа, как минимум имеет право на существование.
Сформированная Лукашенко политическая элита на первый взгляд выглядит гораздо более однородной и сплоченной, чем элита Казахстана, в ней нет противоречивых региональных и клановых интересов. Более того, в 2020 году эта элита вполне достойно прошла проверку на верность своему лидеру.
Тем не менее децентрализация власти и появление параллельного управленческого центра в лице Всебелорусского народного собрания, несомненно, создадут определенные соблазны и риски, особенно учитывая непростую внешнеполитическую ситуацию, в которой находится Беларусь, а также загнанный вглубь, но не устраненный внутриполитический конфликт.
На этом тревожном фоне события в Казахстане выглядят грозным предупреждением.
Вместе с тем отказаться от проведения конституционного референдума белорусская власть уже не может. Конечно, возможен вариант провала референдума — по явке или по результатам, что позволит сохранить действующую конституцию, ссылаясь на волю народа. Однако в истории Беларуси еще не было такого, чтобы инициативы власти публично проваливались (даже если сама власть этого хочет).
Поэтому более вероятным представляется другой вариант. Новая конституция написана таким образом, что теоретически допускает совмещение постов президента и председателя ВНС.
Таким образом, Лукашенко может совместить обе должности, фактически сохраняя всю полноту своих властных полномочий и контроль над политической системой.
При таком раскладе изменения в системе власти окажутся демонстративно косметическими и процедурными. Что, разумеется, нисколько не приблизит преодоление раскола в белорусском обществе.
