С распадом СССР в 1991 году русские и русскоязычные жители Латвии и Эстонии моментально лишились большинства своих политических и социально-экономических прав. Вопиющее нарушение основополагающих прав человека в Прибалтике сохраняется по сей день. Главная причина ожесточенного и продолжительного сопротивления латвийских и эстонских элит попыткам сдвинуть проблему массового безгражданства с мертвой точки в сторону принятия практических недискриминационных решений в отношении русских — «виктимизированная» и реваншистская прибалтийская идеология. Существование неграждан является одной из главных скреп этой идеологии.
В Советском Союзе Прибалтика была одним из наиболее развитых регионов и так называемой «витриной советского образа жизни» с множеством предприятий. Потребность в трудовых ресурсах обусловила массовое переселение русских на берег Балтийского моря. К 1989 году русская община стала крупнейшим национальным меньшинством в трех республиках, составив 9,4% населения в Литве, 30% в Эстонии и 34% в Латвии.
Спешка и непрофессионализм проведения переговоров о выходе Прибалтики из состава СССР привели к тому, что русских в трех Прибалтийских республиках бросили на произвол судьбы.
Лояльное отношение российского руководства к странам Прибалтики было оформлено в подписанных со стороны РСФСР председателем Президиума Верховного Совета РСФСР Борисом Ельциным договорах об основах межгосударственных отношений с республиками Балтии. В соответствии с ними вопросы гражданства должны были решаться с помощью национального законодательства.
Между тем еще во времена Народных фронтов прибалты взяли на вооружение идеологию этнического национализма, главная цель которой — построение моноэтнических государств. На пути к достижению этой цели местные националисты подстроили под себя не только национальное, но и международное право.
Так, провозгласив преемственность с довоенными республиками и тесно связав ее с фундаментальной для балтийской государственности «оккупационной доктриной», эстонское и латвийское правительства сделали гражданство возможным только для «правопреемных эстонцев и латышей» — то есть для тех, кто проживал на территории республик до 16–17 июня 1940 года. Это правило было закреплено принятыми в 1991–1992 годах законами о гражданстве.
В них эстонцы и латыши отталкивались от официальной трактовки советского периода как «оккупации», в рамках которой лица, прибывшие на их территорию в этот период, были наследием этой «оккупации», проще говоря, самими «оккупантами», лишенными права автоматического получения гражданства.
Такой подход фактически легитимизировал институт «неграждан» на национальном уровне. На международном уровне это явление фактически закрепляет Рамочная конвенция о защите национальных меньшинств от 1995 года, так как подписавшие ее эстонские и латвийские власти без объяснений исключили из сферы действия конвенции категорию «неграждан».
Лица с неопределенным гражданством — это самые настоящие экономические и политические рабы. Они не имеют права находиться на государственной службе; в отношении них действуют ограничения на приобретение собственности и занятие предпринимательством.
Неграждане в Латвии не имеют права голоса на муниципальных выборах, а в Эстонии они хоть и выбирают самоуправления, но стать кандидатами и избраться в них не могут. Для сравнения: проживающие в Нидерландах «граждане третьих стран» имеют право голосовать и баллотироваться на местных выборах, а также быть членами или учредителями политических партий.
Список ограничений в правах нетитульных наций в двух балтийских странах регулярно пополняется. Например, с 2017 года для того, чтобы купить в Латвии сельскохозяйственную землю, физическое лицо должно знать латышский язык на требуемом уровне.
Ущемление прав русскоязычных и привилегированное положение национальных языков в принципе тесно связаны.
На официальном уровне русский язык рассматривается как наследие «советской оккупации», соответственно, по мнению местных политиков, его необходимо изъять из публичного употребления.
В 1991 году русский язык был лишен статуса государственного, даже несмотря на то, что в некоторых регионах Эстонии и Латвии подавляющий процент населения составляют именно русскоязычные (например, Ида-Вирумаа в Эстонии). А в средних школах Эстонии и Латвии было введено правило, согласно которому уроки должны вестись в пропорции «60 на 40»: 60% предметов на эстонском или латышском языке и 40% — на языке национального меньшинства (русском, белорусском и так далее).
Высшие учебные заведения полностью переведены на национальные языки.
Таким образом, местные власти вместо реальной интеграции этнических меньшинств, характерной для стран с демократическим строем, заставляют русскоязычных ассимилироваться с потерей своих национальных черт — в первую очередь языка.
Помимо идеологии, дискриминационная политика обусловлена также нежеланием эстонских и латвийских политических элит «размывать» свой электорат за счет его пополнения негражданами. Их политическое участие несет в себе риски для существующей политической системы — этнократии.
Мнение, что лица с неопределенным гражданством являются реальной угрозой национальной безопасности Эстонии и Латвии, особенно распространилось после украинского кризиса. Об этом говорили даже такие высокопоставленные чиновники, как бывший генсек НАТО Андерс Фог Расмуссен. В 2015 году Расмуссен, сравнивая неграждан с «зелеными человечками» на Украине, говорил о возможности использования Россией лиц с неопределенным гражданством в качестве средства для ведения гибридной войны в двух странах.
Наибольшую озабоченность возможным распространением сепаратистских настроений после украинских событий вызывали такие русскоговорящие регионы, как Латгалия и Ида-Вирумаа.
Экс-председатель парламентского комитета по обороне и внутренним делам Латвии Айнарс Латковскис, например, говорил, что «вмешательство России в Украину — часть более широкой геополитической стратегии России в регионе, которая также включает в себя Латвию», что якобы Россия оказывает на латвийских политиков такое же влияние, как и на украинское общество.
При этом само русское общество в странах Балтии не выступило активным сторонником «русской весны» на юго-востоке Украины.
Более того, социология свидетельствует, что большинство русскоязычных идентифицирует себя со страной проживания или с Европой, но не с Россией или СССР.
Однако пока что местные власти больше доверяют гражданам других стран Евросоюза, у которых в Эстонии и Латвии больше прав, чем у тех, кто прожил на их территории несколько десятков лет.
Вместо решения одной из основных проблем в отношениях Латвии и Эстонии с Россией с помощью простого уравнивания всех бывших граждан Советского Союза в правах с эстонцами и латвийцами местные власти лишь консервируют и ужесточают существующие дискриминационные нормы. Впрочем, оно и логично: не могут одни и те же политические элиты, выбравшие путь поражения в правах национальных меньшинств, компрометировать самих себя.
Зато они могут компрометировать себя в «международном содружестве демократий», где резко осуждается массовое безгражданство.
