Белорусский протест, продолжающийся уже более трех месяцев, успел обрасти изрядным количеством мифов. Пожалуй, главным из них является сам состав протестующих. Кто выходит на улицы белорусских городов и сколько их? В условиях отсутствия адекватной социологии мифологизация этого вопроса неизбежна. Аналитический портал RuBaltic.Ru взялся объективно оценить социальную структуру протестующих в Беларуси.
Сами протесты вспыхнули под лозунгами «Нас 97%», однако очевидно, что это был лишь инструмент мобилизации, направленной на формирование широкого социального фронта «за перемены».
Власти, напротив, пытаются представить протест как сугубо искусственный и инспирированный извне по типу «майданов» и «цветных революций», а также делают акцент на «деструктивных элементах», участвующих в протестах — алкоголиках, наркоманах и личностях с нестабильной психикой.
Очевидно, что реальность далека и от единодушного протестного порыва 97% белорусского общества, и от сборища социопатов, манипулируемых иностранными кукловодами.
«Змагары» против «ябатек»: иллюзия гражданского противостояния
Белорусский кризис нередко пытаются описывать в категориях гражданского противостояния сторонников и противников действующей власти. Особенно в этом преуспевает именно власть, а глава Совета Республики Наталья Кочанова, в последнее время играющая роль главного переговорщика с протестующими, и вовсе заявила о риске гражданской войны. Сами протестующие, напротив, указывают на отсутствие активной поддержки действующего президента, на малочисленность и искусственность акций в поддержку власти.
Следует признать, что публичное пространство действующая власть действительно проиграла, практически полностью уступив его протестным толпам под бело-красно-белыми флагами.
На этом фоне акции «ябатек» (так презрительно оппозиционно настроенные белорусы называют сторонников президента), немногочисленные и с явным применением административного ресурса, действительно смотрятся провально.
Во многом это результат авторитарного стиля правления Лукашенко, который всегда делал ставку на пассивного избирателя и настороженно воспринимал любую независимую общественную активность, даже в собственную поддержку. Именно поэтому организация провластных митингов по традиции полностью легла на плечи не гражданских активистов, а властной вертикали, а сами митинги приобрели формат казенных официозных мероприятий.
Поэтому говорить о «ябатьках» как о силе, противостоящей оппозиции и сопоставимой с ней по весу, действительно не приходится. Главным врагом протестующих оказываются не «ябатьки», а пассивность и конформизм самого белорусского общества.
Белорусское общество не расколото на сторонников и противников президента, а скорее расслоено по степени принятия-непринятия оппозиционной повестки.
Есть активное и довольно многочисленное ядро идейных протестующих, которое до сих пор остается на улицах. Есть сочувствующие, не готовые к активному и регулярному участию в протестах и связанным с ними рискам. Есть те, кто по разным причинам не сочувствует протестам (например, из-за националистической символики), но и не поддерживает Лукашенко.
Есть те, кто просто занял выжидательную позицию и предпочитает наблюдать за схваткой, не высказывая собственного мнения. Наконец, есть и «идейные» сторонники Лукашенко, которых, однако, сама власть не сумела толком организовать.
Оценить количественное соотношение этих групп не представляется возможным из-за отсутствия социологических данных. Однако думается, что преобладает «болото» из пассивно сочувствующих и не присоединившихся, и именно в этом «болоте» постепенно вязнет и задыхается белорусский протест.
Столица и провинция
Ярким явлением раннего этапа протестов стала необычная активность не только в Минске, но и в белорусской провинции. Довольно многочисленными митингами отметились областные и даже районные центры. Однако к осени протестная активность в провинции стала затухать и практически сошла на нет.
Определенными исключениями стали областные центры на западе республики, Гродно и Брест, однако можно констатировать, что на сегодняшний день активно противостоит президенту Лукашенко только Минск.
Вспышка протестной активности в провинции вполне понятна — протестный потенциал здесь накопился немаленький. Как и практически везде в бывшем СССР, в Беларуси наблюдается упадок провинции, связанный с низким уровнем зарплат и сокращением рабочих мест. Как следствие, население постепенно стекается в столицу — на фоне общей убыли на без малого 900 тысяч человек за годы независимости Минск «распух» на 300 тысяч.
Причины волнений в провинции лежат на поверхности. Однако по этим же причинам протестная активность здесь довольно быстро сошла на нет. Революции делают вовсе не самые обездоленные, которые в большей степени озабочены вопросами ежедневного выживания, а не сменой политического режима.
Кроме того, население провинции гораздо хуже организовано, чем в столице, и сюда практически не доходит влияние всевозможных гражданских инициатив и неправительственных организаций, базирующихся преимущественно в Минске.
Именно поэтому сравнительно благополучное население столицы оказывается более протестно настроенным и мобилизованным, и после первых недель эйфории массовые выступления вполне предсказуемо сжались до переделов Минской кольцевой автодороги и ближайших пригородов столицы.
Что касается Бреста и Гродно, то здесь важным фактором оказывается близость границы с ЕС, благодаря которой местное население оказывается относительно более зажиточным, но и более политически активным и мотивированным.
Творческая интеллигенция, студенты, айтишники, врачи…
Таким образом, основной социальной опорой протестов оказывается зажиточный средний класс крупных городов, но и в этой группе можно выделить особо отметившиеся страты.
В первую очередь, это творческая интеллигенция и журналисты — традиционно наиболее оппозиционно, националистически и прозападно настроенная часть белорусского общества. Именно эта группа сформировала идеологическое и символическое лицо протеста, поставив его под бело-красно-белые флаги.
До выборов белорусские власти пытались заигрывать с этой группой в рамках многовекторной политики и саботирования интеграции с Россией, однако с самого старта избирательной кампании весь этот «креативный класс» и связанная с ним сеть прозападных НКО стали активно работать против Лукашенко.
Студенты — одна из самых «бунтарских» групп в любом обществе, поэтому с началом учебного года белорусский протест ознаменовался целой чередой студенческих акций и забастовок. Впрочем, степень студенческого бунта оказалась изрядно преувеличенной оппозиционными СМИ и телеграм-каналами, и после ряда показательных отчислений политических активистов из числа студентов протесты среди студентов стали затухать.
Белорусские айтишники, во многом обязанные своим процветанием тем тепличным условиям, которые для них создал режим Лукашенко, ожидаемо оказались в авангарде протестов, поскольку симбиоз авторитарной «неосоветской» системы и анклава ориентированной на внешние рынки либеральной экономики с самого начала выглядел противоестественным и, в общем-то, не мог не закончиться конфликтом.
Наконец, еще одной особенностью событий в Беларуси стал своеобразный «бунт врачей».
Белорусская медицина, оставаясь бесплатной и социально доступной и в целом сохраняя высокий уровень, тем не менее страдает от хронического недофинансирования и бюрократической зарегулированности, поэтому сами по себе протестные настроения в среде врачей неудивительны. Дополнительным катализатором для них послужили уголовные процессы в отношении ряда медицинских «светил», а также ситуация с коронавирусом и весьма беспечная реакция на нее властей. Поспособствовали политизации врачей и поступления в больницы пострадавших в ходе столкновений с силовиками.
Впрочем, вряд ли белорусским властям стоит опасаться массовой забастовки врачей — сам характер медицинской деятельности, особенно в условиях пандемии коронавируса, не располагает к массовому и перманентному участию в протестных акциях.
Таким образом, после того как «штурм и натиск» белорусского протеста захлебнулся, а режим Александра Лукашенко стабилизировался, можно констатировать, что активное ядро протестующих ограничилось зажиточным городским слоем, в то время как другие группы, первоначально принявшие активное участие в выступлениях, ушли в социальное «болото» и заняли выжидательную позицию.
Это не значит, что кризис миновал. Затухание видимых проявлений протеста связано не с разрешением противоречий внутри белорусского общества, а с силовыми акциями устрашения и социальными рисками, к которым большинство белорусского общества по-прежнему не готово.
Однако протестный потенциал никуда не исчез. Более того, он может накапливаться и нарастать, если белорусские власти решат, что можно оставить все как есть и ничего не делать.
