В связи с политическим кризисом в Беларуси заговорили о конце многовекторной политики официального Минска. Однако непохоже, чтобы Минск собирался отказываться от балансирования между Западом и Востоком. Об этом прямо заявил Александр Лукашенко, по мнению которого, к многовекторности Беларусь подталкивает само географическое расположение в центре Европы, и «Россия должна это понимать». Однако долго белорусская многовекторность не продлится: в мире конкурирующих геополитических блоков политика лавирования обречена.
Звонок госсекретаря США Майка Помпео белорусскому президенту также стал сигналом, что, несмотря на непризнание итогов президентских выборов и осуждение последовавшего за ними насилия, на Западе по-прежнему готовы иметь дело с официальным Минском. Министр иностранных дел Владимир Макей, основной автор и исполнитель белорусской многовекторности, также остается на своем посту. Это означает, что расчеты на то, что Беларусь наконец покончит с многовекторными метаниями и возьмет однозначный курс на сближение с Москвой, не оправдались.
Что такое многовекторность?
«Многовекторная политика» стала отличительной чертой многих постсоветских республик после распада СССР. С одной стороны, это был способ для местных элит закрепить свой суверенитет от бывшего союзного центра в лице Москвы за счет уравновешивания ее влияния при помощи других геополитических центров, прежде всего Запада.
С другой стороны, высокая зависимость экономик стран бывшего СССР от кооперации с Россией побуждала их делать определенные реверансы в адрес Москвы в расчете на сохранение разнообразных льгот и преференций «по старой памяти».
«Золотым веком» многовекторности на постсоветском пространстве можно считать 90-е годы и первую половину 2000-х годов, когда ослабленная Россия была погружена во внутренние проблемы, а Запад был занят «перевариванием» постсоциалистической Восточной Европы.
Кроме того, на многовекторность своих соседей Москва долгое время смотрела снисходительно еще и потому, что сама рассчитывала на сближение и интеграцию с западным миром.
Ситуация стала меняться с середины 2000-х, когда стала окончательно ясна иллюзорность идеи «большой Европы от Лиссабона до Владивостока», и отношения между Россией и Западом начали возвращаться в привычное русло конкурентной конфронтации. Как следствие, поле для многовекторного маневрирования бывших республик СССР стало стремительно сокращаться, и здесь выяснилось, что на поверку многовекторность оказалась ничем иным, как способом их «мягкого» дрейфа на Запад.
Под «многовекторной» ширмой происходило накачивание постсоветских обществ западными НКО и агентами влияния, осуществлявшими переформатирование общественного сознания в духе «европейского выбора».
Результатом этих изменений становился снос «многовекторных» режимов и их замена вполне недвусмысленно прозападными.
Именно такое геополитическое «самоопределение» произошло в Грузии, на Украине и, в значительной степени, в Молдове. Армению от схода с «многовекторной» траектории в пользу Запада удерживают лишь конфронтация с Азербайджаном и Турцией и необходимость сохранения российского силового зонтика.
Что касается Азербайджана и стран Центральной Азии, то здесь западное влияние оказывается относительно слабым в силу культурной и географической дистанции, а также уравновешивается присутствием других геополитических центров – Турции и Китая, что и по сей день сохраняет более широкое пространство для балансирования.
Особенности белорусской многовекторности
Беларусь оказалась единственным государством на западном фланге бывшего СССР, чье руководство вступило в затяжной конфликт с Западом. В отличие от других постсоветских стран западного пояса с их нестабильными «олигархическими демократиями», дававшими питательную среду для развития прозападных структур гражданского общества, в Беларуси сложился «неосоветский» авторитарный режим, резко выбивавшийся из общего тренда на демократизацию и вестернизацию.
Это предопределило затяжной конфликт белорусского режима с западным миром и его геополитическое позиционирование в качестве «единственного союзника» России.
Однако нежелание официального Минска очутиться в положении клиента/сателлита Москвы неизбежно подталкивало белорусское руководство к многовекторности.
В середине 2000-х годов, в условиях сохраняющейся конфронтации с ЕС и США официальный Минск попытался сделать ставку на «государства дальней дуги» в качестве противовеса как России, так и Западу. Этот период отметился дипломатической активностью Минска в рамках Движения неприсоединения, а также стремительным сближением Беларуси с Венесуэлой Уго Чавеса.
Эта политика, однако, не принесла желаемых результатов, и с конца 2000-х Минск начал наращивать западный и китайский векторы.
Отношения Беларуси с Западом пережили несколько волн потепления и охлаждения. «Оттепель» конца 2000-х сменилась «заморозками» после президентских выборов 2010 года. Однако звездный час белорусской многовекторности наступил после 2014-го, когда Минск демонстративно дистанцировался от поддержки Москвы в украинском кризисе и предложил себя в качестве переговорной площадки и «донора региональной стабильности» для урегулирования конфликта в Донбассе.
Эти процессы сопровождались активным развертыванием западной сети влияния, которая уже успела выступить могильщиком многовекторных режимов во многих постсоветских странах.
Впрочем, как показали события последних месяцев, западная сеть так и не успела превратиться в параллельный институт, способный перехватить рычаги управления государством. В связи с этим можно предположить, что белорусские протесты стали своего рода форс-мажором, нарушившим процесс «мягкого» вовлечения Беларуси в орбиту влияния Запада.
Что касается Китая, то белорусская сторона рассчитывала использовать его по центральноазиатской модели в качестве противовеса как России, так и Западу. Однако политическое влияние китайского фактора вряд ли стоит переоценивать, поскольку Китай проводит в отношении Беларуси политику узкого экономического прагматизма и, по всей видимости, готов работать с любым руководством, которое обеспечит соблюдение его достаточно ограниченных экономических интересов.
Закат белорусской многовекторности?
В краткосрочной перспективе Лукашенко, по всей видимости, удастся сохранить многовекторный курс. Запад, трезво оценивая шансы белорусских протестующих и их лидеров сместить белорусский режим, готов поддерживать с ним ограниченное сотрудничество во имя недопущения сближения Беларуси с Россией и продолжение курса на мягкое втягивание республики в сферу западного влияния. Со своей стороны, Москва, которая не смогла создать в Беларуси собственную сеть влияния, вынуждена опираться на Лукашенко как на «меньшее из зол».
Однако в долгосрочной перспективе многовекторный курс обречен. В мире конкурирующих геополитических блоков многовекторность несет больше рисков и издержек, чем преимуществ.
Россия все чаще рассматривает многовекторность своих соседей и формальных союзников как предательство и увязывает оказание им экономической поддержки с предоставлением недвусмысленных гарантий геополитической лояльности. Официальный Минск уже столкнулся с этой проблемой, и его нежелание предоставить такие гарантии стало причиной всех скандалов и неурядиц в белорусско-российских отношениях накануне президентских выборов 9 августа.
Аналогичным образом и Запад желает видеть во главе Беларуси управляемые и лояльные фигуры, а не своенравного автократа.
А значит, будет использовать многовекторные игры Минска для дальнейшего наращивания своей сети влияния, которая будет оказывать возрастающее давление на режим.
Геополитическое самоопределение Беларуси представляется неизбежным, и многовекторные игры способны его лишь отсрочить, но не предотвратить.
