«Майдан» в Беларуси, о котором так много говорили, начался. Во всяком случае, именно так воспринимаются многими наблюдателями волнения, охватившие белорусские города в ответ на очередную «элегантную» победу Александра Лукашенко, по официальным данным набравшего 80% голосов избирателей. Является ли происходящее в Беларуси «майданом», и какие последствия всё это может иметь, попробуем разобраться.
«Майданы» в Беларуси — как это было
Нынешняя послевыборная волна протестов — далеко не первая в политической истории республики. Попытки «майдана» разной степени интенсивности сопровождают практически каждую президентскую кампанию.
Как представляется, корни этого лежат в событиях далекого уже 1996 года, когда в Беларуси была осуществлена конституционная реформа, наделившая главу государства крайне широкими полномочиями («суперпрезидентская республика»). Тогда же произошло первое на постсоветском пространстве «обнуление» президентских сроков: Лукашенко, находившийся у власти уже два года, начал отсчитывать свой президентский срок заново.
В результате вторые президентские выборы, которые должны были состояться в 1999 году, отодвинулись на два года.
Конституционная реформа была воспринята как узурпация власти частью белорусского общества и сопровождалась, пожалуй, самыми массовыми в истории Беларуси беспорядками.
Не признали конституционную реформу и на Западе. С этого времени неполная легитимность стала одной из основных проблем белорусской власти.
Выборы 2001 года прошли сравнительно спокойно. В пользу Лукашенко работал достаточно уверенный экономический рост, который демонстрировала белорусская экономика, и достигнутая социальная стабильность, что на фоне социальных и политических катаклизмов, сотрясавших другие республики бывшего СССР, было важным аргументом в пользу действующей власти.
В 2006 году в Беларуси впервые зазвучало слово «майдан». К этому времени был уже накоплен опыт «цветных революций» в Грузии и на Украине, вдохновлявший и белорусскую оппозицию.
На этих выборах впервые за решеткой оказался один из кандидатов по обвинению в организации массовых беспорядков. Однако в целом волнения оказались слабыми, а вместо Майдана получился «майданчик», когда несколько десятков человек на протяжении недели сидели в палаточном лагере на небольшом пятачке посреди обширной Октябрьской площади в центре Минска.
К этому времени Лукашенко уже находился 12 лет у власти и воспринимался как политический долгожитель. Выстроенная им система управления твердо стояла на ногах и контролировала политическое поле республики на фоне слабой и раздробленной оппозиции.
В 2010 году проявились первые тревожные для Лукашенко симптомы накопившихся в обществе усталости и раздражения. На этих выборах было зарегистрировано максимальное количество оппозиционных кандидатов — очевидно, с целью разделения протестного электората. Но ставка не сработала, и все они координированно призвали своих сторонников выходить на Октябрьскую площадь после завершения голосования (с этого времени белорусское слово «плошча» стало восприниматься как синоним «майдана»).
Результатом были беспорядки в центре белорусской столицы, вылившиеся в попытку штурма Дома правительства (спланированная ли это провокация или эксцесс возбужденной толпы, до сих пор неясно), а кандидаты, призывавшие выходить на площадь, оказались в тюрьме.
События 2010 года обернулись новым похолоданием в отношениях с Западом и очередными санкциями.
Кампания 2015 года оказалась, пожалуй, самой спокойной за время нахождения Александра Лукашенко у власти. Белорусская оппозиция не оправилась от разгрома 2010 года и переживала кризис старых стратегий политической борьбы.
Напротив, в отношениях с Западом вновь наметилось потепление, обусловленное позицией Минска, который фактически отказался от поддержки России в рамках украинского кризиса.
С этого времени Лукашенко, ранее рассматривавшийся Западом как едва ли не марионетка Кремля, стал восприниматься там как гарант белорусского суверенитета, естественно, понимаемого как инструмент «сдерживания» России.
Однако в обмен на благосклонность Запада белорусская власть также была вынуждена идти на ответные уступки, в частности, дав существенное послабление «гражданскому обществу», во главе которого оказались координируемые с Запада структуры и персоналии либерально-националистической направленности.
Само белорусское руководство, очевидно, рассчитывало использовать эту либерализацию как способ обновления своего имиджа и наращивания популярности среди молодежи. Но как показали события 2020 года, ставка не сработала, и окрепшее за время политической «оттепели» гражданское общество вновь оказалось в жесткой оппозиции к власти.
Почему протестуют против Лукашенко?
На первый взгляд, ничего экстраординарного за последнее время в Беларуси не произошло. В экономике дела идут ни шатко, ни валко, но она пока держится вполне уверенно, даже на фоне «нефтяных войн» с Россией и общей мировой турбулентности, спровоцированной пандемией коронавируса.
К слову, именно коронавирус и беспечную реакцию на него белорусских властей многие называют в качестве одной из основных причин резко возросшего недовольства.
Тем не менее, никакой эпидемиологической катастрофы в Беларуси не произошло, и к выборам тема коронавируса окончательно отошла на второй план.
Чисто внешне жизнь в Беларуси идет своим чередом, и, казалось бы, никаких поводов к восстанию нет.
Однако белорусская система подошла к определенному психологическому пределу — в обществе накопилось ощущение стагнации, отсутствия развития и перспектив.
Именно оно и толкает людей на улицы.
Собственно, это довольно распространенное явление, когда внешне сравнительно благополучное общество ввергается в революцию, при этом с плачевными для себя результатами и последующим резким ухудшением условий жизни.
Показателен в этом плане пример позднего СССР, который по формальным показателям смотрелся весьма неплохо, и, казалось бы, вполне мог быть реформирован без той социально-экономической катастрофы, которая разразилась в 1990-е годы.
Однако СССР рухнул не по социально-экономическим, а скорее по психологическим причинам: виной тому стали накопившаяся в обществе усталость и чувство бесперспективности, на которые система не смогла отреагировать.
Это одна из главных проблем всех авторитарных режимов: в силу отсутствия или слабости обратных связей они оказываются не в состоянии вовремя перестроиться и ответить на изменившиеся общественные ожидания. В результате запрос на перемены обретает разрушительный характер, а накопившееся в обществе недовольство оборачивается против авторитарного лидера, если режим персоналистский, или правящей партии, если это однопартийная диктатура.
Единственный пример авторитарной системы, которая сама сумела перестроиться — это Китай, но и там эти изменения достались ценой массовых жертв на площади Тяньаньмэнь.
Демократии в этом плане имеют предохранительные механизмы: наличие публичной оппозиции и видимой сменяемости власти, которая дает обывателю чувство политического участия и возможности перемен в рамках существующей системы.
Авторитаризм такого чувства не внушает, и в этом его ахиллесова пята.
Что будет дальше?
И всё-таки, насколько уместны сравнения происходящего в Беларуси с украинским Майданом? Представляется, что при наличии внешних черт подобия, ситуация в Беларуси-2020 существенно отличается от Украины-2014.
Для «майдана», как и для любой «цветной революции», нужны две составляющие: слабая, прогнившая и расколотая власть и сильное гражданское общество, накачанное западными агентами влияния и имеющее боевое крыло. Ни того, ни другого в Беларуси сейчас нет.
Власть по-прежнему сильна и консолидирована, а гражданское общество — слабо, даже несмотря на то, что в последние шесть лет в рамках «многовекторной политики» ему дали «зеленую улицу».
Лукашенко — не Кучма и не Янукович, и с точки зрения сохранения своей власти он всегда действовал очень грамотно, удерживая контроль над силовыми структурами и спецслужбами, и не давал консолидироваться мощному протестному движению.
Не имея и близко таких административных и силовых ресурсов, оппозиция в этой системе всегда обречена на поражение.
На Лукашенко играют и внешние факторы — ни Запад, ни Россия, похоже, не готовы «шатать» Беларусь всерьез, и в этом, опять же, отличие от Украины-2014.
Но всё это не отменяет того, что внутренняя поддержка действующего президента, несмотря на внушительные цифры электоральной победы, слаба как никогда. Белорусская власть оказалась в политико-идеологическом вакууме.
«Многовекторный» курс, проводимый после 2014 года, не сделал Лукашенко и его окружение своими для западников и националистов, однако оттолкнул и деморализовал пророссийский электорат.
Социально-экономическая модель, основанная на ресурсной подпитке со стороны России, исчерпала себя и вряд ли может сохраняться в условиях фактического отказа Минска от углубления интеграции. В совокупности всё это воспринимается как стагнация и отсутствие перспектив не только молодежью, но и людьми среднего возраста.
Сегодня мы наблюдаем типичную «осень патриарха». Мало кто сомневался в формальной победе Лукашенко на этих выборах.
Но сохранить власть и удержать ситуацию под контролем становится для него поистине нетривиальной задачей.
Многое будет зависеть от того, как поведут себя международные игроки, найдутся ли силы и лидеры, которые смогут «оседлать» и возглавить стихийный протест (похоже, что и Светлана Тихановская, бежавшая в Литву, и весь «женский штаб» инициативу уже утратили). Наконец, как будут вести себя белорусские элиты и силовой блок в условиях возрастающего внутреннего и внешнего давления.
