Пять месяцев после вхождения Крыма в состав Российской федерации продемонстрировали всю несостоятельность политического и исторического мифотворчества стран Балтии. Еще до референдума о судьбе Крыма эти республики по аналогии с рассказами о «советской оккупации» стали раскручивать миф о «российской оккупации» полуострова, однако, как показало время, он не имел с реальностью ничего общего.
Вчера в Крым с двухдневной программой прибыл российский президент Владимир Путин. В среду глава государства посетил Севастополь, где провел оперативное совещание с членами Совета безопасности. Сегодня, в четверг, В.Путин встретится в Крыму с депутатами Госдумы – руководителями фракций, спикером Сергеем Нарышкиным, председателем «Единой России», премьером Д.Медведевым. Затем запланирована дискуссия с деятелями культуры полуострова об интеграции Крыма в культурное пространство России.
В эти дни на полуострове не случайно соберется почти всё руководство страны: Крым сегодня уже не просто полуостров – теперь это и символ нового этапа в истории России, и символ нового периода в развитии международных отношений и, конечно, символ ожесточенной информационной войны, которая разворачивается на фоне украинского кризиса. Одними из главных и наиболее активных добровольцев на этой войне с самого начала Прибалтика, выступившая в числе апологетов «теории оккупации Крыма».
Еще даже в феврале президент Литвы Д.Грибаускайте так комментировала подготовку к крымскому референдуму: «Это говорит об определенной подготовке, я не говорю — оккупация, о создании предпосылок для возможной оккупации определенной территории, и это в любом случае подлежит осуждению. Это говорит об определенной десперации (от анг. desperation безрассудство, безумие – прим. RuBaltic.Ru) и нарушении территории суверенного государства». Через неделю же после вхождения Крыма в состав России Д.Грибаускайте в своём ежегодном докладе уже открыто заявляла: «Война и оккупация – это уже не исторические термины в учебниках, а реальная угроза, существующая на Европейском континенте»
Не отставали от литовского президента и коллеги из Риги и Таллина. Министр иностранных дел Эдгар Ринкевич вообще открыто провел параллели между 1940 г. и 2014 г.:
«Нужно понимать, что мы, как государство, которое в свое время само прошло через 1940 год, и у которого есть много схожего с происходящим в Крыму, не можем просто отойти в сторонку и молчать…
Думаю, что в связи с Крымом всем нужно быть готовыми к длительной политике непризнания. Это не только декларация, которая была в связи с оккупацией стран Прибалтики в 1940-м году - это еще и практическое несогласие».
При этом через прибалтийские СМИ общественность активно информировалась об «ужасах российской оккупации». В списке «ужасов» оказались тысячи беженцев из Крыма и межнациональный конфликт между русским, украинским и татарским населением полуострова: к примеру, через несколько дней после мартовского референдума заместитель спикера литовского Сейма Гедиминас Киркилас передал просьбу министру внутренних дел Раилюсу Баракаускасу от нескольких десятков крымских татар на получение статуса беженцев в Литве. В своём стремлении создать картинку бегущих из-под «российской оккупации Крыма» жителей полуострова Вильнюс в итоге согласился принять у себя исламских экстремистов, которые, согласно законодательству России и Германии, считаются террористическими организациями, и потому действительно предпочли покинуть страну.
В этом же списке «ужасов оккупации» и более мелкие проблемы – от пустых полок из-за отсутствия продовольствия из Украины до тотального обнищания населения из-за роста цен, а также излюбленного «теперь Крым разорится, оставшись без туристов».
Все эти тезисы регулярно муссировались и муссируются до сих пор в прибалтийских и украинских СМИ. Однако, как показало время, к реальности они имеют довольно слабое отношение.
Российское правительство, по словам вице-премьера Ольги Голодец, сделало все для того, чтобы туристический сезон в Крыму начался вовремя: специальная комиссия обследовала все детские лагеря полуострова и вынесла рекомендации, чтобы привести их в соответствие с российскими стандартами, а санитарно-эпидемиологическая служба привезла специальные мобильные комплексы, которые контролируют состояние морской воды и питьевой воды. Поток туристов в Крым из-за сложной геополитической ситуации и фактически идущей на Украине гражданской войны, безусловно, сократился, но не в катастрофических масштабах – если нынешняя интенсивность турпотока сохранится, то, по оценкам правительства республики, Крым примет в этом сезоне 3-4 млн гостей. При этом на свое развитие Крым получил сумму, которая в принципе была невозможна в украинских условиях даже в мирное время: в начале августа правительство утвердило федеральную целевую программу «Социально-экономическое развитие Республики Крым и города Севастополя до 2020 года» с общим объемом финансирования в 681 млрд рублей.
А о массовом бегстве с территории Крыма и говорить излишне – патриотизм новых граждан России впору ставить в пример остальной территории страны. О межнациональном конфликте в российских условиях тоже говорить, как минимум странно, если учитывать, что теперь, впервые в постсоветской истории, в республике законодательно закреплено три государственных языка - русский, украинский и крымско-татарский.
Впрочем, что уж говорить о туристах, ценах и языках, если главным достижением «российской оккупации» стало мирное небо над Крымом и отсутствие смертей, которые исчислялись бы сотнями или даже тысячами.
Если бы Крым не ушел от Украины, этот в подавляющем большинстве своем русский и пророссийский регион, постигла бы судьба сегодняшнего Донбасса, поднявшегося, по сути, против превращения Украины в четвертую страну Балтии – буферного от России государства, опирающееся на этнический раскол в обществе и полностью зависимое от внешних крупных игроков в лице Вашингтона и Брюсселя.
Однако не случайно, что именно балтийские республики стали одними из наиболее активных мифотворцев об оккупации Крыма – в этом деле у них богатый опыт. «Крымские сказки» от прибалтийских СМИ и политиков наглядно демонстрируют истинную цену их «оккупационным доктринам». Говоря о так называемой «советской оккупации» идеологи из Литвы, Латвии и Эстонии также не особо озабочены реальным положением дел того периода. Что и говорить, если до сих пор в этих странах на изучение советского периода их развития с 1945 по 1988 г. фактически существует негласное табу – исследований по этому периоду фактически нет. Вместо этого есть лишь идеологическое клише – «советская оккупация». Но произнося это словосочетание, как мантру, знают ли прибалтийские политики, сколько получили явных и скрытых дотаций для развития эти республики из бюджета «оккупационной» власти? Задумываются ли они, хотя бы наедине с собой, запершись на кухне, почему при «оккупации» росло число жителей этих республик, а теперь стремительно уменьшается? Почему в тех Литве, Латвии и Эстонии появлялись люди и явления, ставшие памятниками мировой культуры, а теперь, кроме жителей России, эти республики никто и на карте с первого раза не покажет? И есть множество других вопросов, на которые невозможно дать ответы в рамках официальной прибалтийской идеологии в силу того, что «советская оккупация Прибалтики» - это такой же историко-политический миф как «российская оккупация Крыма». Из всех возможностей, открытых после 1991 г. для балтийских стран, они сами выбрали себе скромную роль экспортеров исторических комплексов и мифов. Украина этот «товар» уже закупила оптом, а Крым отказался – в этом вся разница.
