В разгар пандемии коронавируса Евросоюз все сильнее погружается во внутренние противоречия. Венгрию обвиняют в установлении диктатуры и требуют изгнать ее представителей из институтов ЕС. Испанцы и итальянцы добиваются от Италии финансовой помощи в качестве компенсации за отсутствие поддержки в борьбе с пандемией. «Единая Европа» все сильнее погружается во внутренний раздрай, что развеивает последние иллюзии о возможности сотрудничества с ЕС как с единым целым. В частности, окончательно рушится идея интеграции интеграций — сопряжения Евразийского экономического союза с ЕС.
Концепция интеграции интеграций сформировалась в российской экспертной мысли после формирования Таможенного союза, из которого в дальнейшем вырос Евразийский экономический союз.
В период 2010–2011 годов Москва была в равной степени нацелена на восстановление разрушенных экономических связей на постсоветском пространстве и на участие в западной глобализации. Поэтому предполагались одновременно экономическая реинтеграция между бывшими советскими республиками и их участие в глобальных интеграционных проектах.
Интеграция интеграций была, вероятно, последним прозападным концептом в российской внешней политике. Этот концепт уже отводил Москве роль полноценного международного субъекта и драйвера интеграционных процессов, но еще допускал, что с Западом можно договориться и встроиться в созданный им однополярный мир на условиях равноправия.
Еще более привлекательной идея интеграции интеграций была для восточно-европейских бывших республик СССР, расположенных между Россией и Евросоюзом. Украина, Молдова и Беларусь были заинтересованы в развитии экономической кооперации как на Востоке, так и на Западе, поэтому сопряжение европейской интеграции с евразийской было бы для них идеальным решением.
В конечном счете создался бы тот самый «общий европейский дом», он же «Большая Европа от Лиссабона до Владивостока»: пространство всеобщего роста и безопасности. Такой сценарий был идеальной ситуацией win-win, когда выигрывают все участники: и ЕС, и Россия, и «промежуточные страны».
Однако европейцы этот сценарий презрительно отвергли, потому что недостойно для них иметь дело с интеграционными потугами «проигравших в холодной войне», и вместо интеграции интеграций поставили постсоветским партнерам ультиматум: либо в Европу против России, либо с Россией против Европы.
Переломным моментом стал 2013 год — предыстория украинского кризиса. Европейцы в 2013 году наотрез отказались от трехсторонних переговоров Москвы, Брюсселя и Киева о параметрах Соглашения об ассоциации Украины с ЕС. Экономические интересы Украины, интересы неразрывно связанных с Россией восточных регионов Украины, интересы миллионов украинцев, имеющих работу и родню на востоке, — все это было проигнорировано.
Соглашение об ассоциации Украины с ЕС сразу превратилось в геополитический проект «вырывания» страны из сферы влияния России. Таможенный союз демонизировался как проект «имперского реваншизма» Кремля. За отказ президента Виктора Януковича подписывать ассоциацию с ЕС на невыгодных для Украины условиях против него организовали классическую «цветную революцию» по методичке.
Прозвучавшее в разгар кризиса на Майдане предложение Владимира Путина создать зону свободной торговли Европейского и Евразийского союзов оказалось гласом вопиющего в пустыне. Европейцами владел геополитический азарт взять верх над Кремлем, а не прагматичное стремление сотрудничать с Россией и Украиной к своей вящей выгоде.
После этой истории в дискуссии об интеграции интеграций можно поставить точку.
Дело даже не в государственном перевороте 2014 года в Киеве с последовавшими за ним референдумом в Крыму и войной в Донбассе, которые все вместе сделали «бизнес как обычно» между Россией и Западом невозможным. Дело во вскрывшейся стратегической несостоятельности Европы, которая вместо всех потенциальных выгод от сопряжений интеграционных проектов выбрала путь на прямую конфронтацию с Москвой.
Украинский кризис — далеко не первое, далеко не последнее и далеко не самое яркое проявление кризиса стратегического мышления, который свойственен современной Европе.
Ключевые действия, которые совершала «Единая Европа» после своего оформления в Европейский союз в 1992 году, стратегически были проигрышными.
Большое расширение ЕС сделало его крайне неоднородной и практически неуправляемой структурой, которую раздирают внутренние противоречия. Одним из следствий включения в Евросоюз бывшего социалистического лагеря стал выход из нее же Великобритании, которой надоело размещать у себя «польских сантехников». В условиях сокращения европейского бюджета после Брексита каждый саммит ЕС превращается в скандал и свару, где никто ни о чем не может договориться.
Расширение зоны евро сделало всю европейскую экономику заложницей долгов стран Южной Европы. Германия и другие европейцы уже 10 лет как вынуждены вытаскивать из долгового кризиса Грецию, Испанию, Португалию, причем экономические проблемы последних в результате не решаются, а только усугубляются.
Потворство американским авантюрам на своих границах — поддержка попыток смены режима в Сирии, бомбардировки в Ливии — привело в итоге к миграционному кризису. В тщетных попытках распределить между собой миллионы беженцев из Северной Африки и с Ближнего Востока страны ЕС опять ни к чему не пришли, а только переругались.
Наконец, пандемия коронавируса стала приговором как стратегическому мышлению политического класса Европы, так и мифу о том, что Европа едина.
Возможно, «эпический фейл» с просчетом масштабов распространения новой инфекции и отказом до последнего принимать чрезвычайные меры собьет с европейских политиков и чиновников спесь, хотя верится слабо. Однако какие интеграционные проекты можно с ними развивать при столь очевидной деградации и институтов, и кадров?
Это один вопрос. Второй: с кем там теперь развивать интеграцию интеграций? Евросоюз расписался в том, что его как политического субъекта не существует. Союзники по ЕС прячут друг от друга маски, «отжимают» на таможне китайскую гуманитарную помощь и каждую встречу превращают в выяснение отношений по поводу распределения денег и национального эгоизма.
«Единая Европа» сегодня выродилась в токсичный актив, и любой, кто попытается выстраивать какое-то общее пространство с этим рыхлым, кишащим противоречиями конгломератом скандалящих друг с другом «союзников», заведомо проиграет.В 2014 году Украина разрушила концепцию интеграции интеграций. В 2020 году коронавирус разрушил миф о том, что эта концепция не мертва, а заморожена до лучших времен, и в будущем к интеграции интеграций можно будет вернуться.
