В феврале Латвия отметила пятилетнюю годовщину референдума за придание русскому языку статуса второго государственного. Юбилейная дата породила очередной массив общественных дискуссий, дала импульс к новому препарированию языковой ситуации в стране. После референдума давление на русский язык в Латвии усилилось: юридически расширено пространство латышского, введен добровольческий «лингвопатруль», языковой статус-кво закреплен в Конституции, — да только меньше русского от этого не стало. По крайней мере в сознании самих латышей, жалующихся на продолжение русификации.
В феврале Латвия отметила пятилетнюю годовщину «языкового» референдума. Тогда, в 2012 году, практически всё правоспособное русскоязычное население — 273 тысячи человек — высказалось за придание своему родному языку статуса государственного. Референдум, наравне с защитой русских школ в 2003–2004 годах, стал главной вехой в постсоветской жизни русской общины Латвии. Русскоязычные вспомнили, что они русские; заявили о своих ценностях и показали правящим, что готовы за эти ценности бороться. Языковой вопрос был поставлен в радикально острой форме.
Иллюзий при этом никто не питал, референдум не мог завершиться формальной победой арифметически: в Латвии недостаточно русскоязычных, чтобы путем плебисцита изменить Конституцию. Более 250 тыс. из них, помимо прочего, до сих пор обладают фиолетовыми «негражданскими» паспортами и лишены права голоса.
Тем не менее референдум «за русский язык» смог «взорвать» латвийское общество, обнажив всю зияющую глубину языковой проблемы. Эхо этого взрыва резонирует до сих пор.
В феврале Латвия отметила пятилетнюю годовщину «языкового» референдума
«Референдум был очень неприятной проверкой. Думаю, была юридическая возможность не допустить такого унижения государственного (латышского — прим. RuBaltic.Ru) языка, — делится своими соображениями спустя пять лет директор Центра госязыка Марис Балтиньш. — Это, однако, произошло, и сегодня я ожидаю более активную мобилизацию на укрепление государственного языка в самом широком смысле».
Такая «мобилизация» идет. Давление в вопросах языка усилено; критерии для получения высшей категории латышского, требующейся для работы на административных и руководящих должностях, повышены; с «языковыми диссидентами», помимо Центра госязыка, борется добровольческий «лингвопатруль». В будущем году требование владеть госязыком на высшую категорию может быть распространено на членов правления общественных организаций, а Национальное объединение в настоящее время разрабатывает поправки, позволяющие отстранять должностное лицо от службы за нарушение правил пользования латышским.
О недопущении ответа на языковые репрессии власти заблаговременно позаботились. Чтобы разные возмутители спокойствия более не пользовались вредными демократическими инструментами, «обитатели» латвийского Сейма изменили закон о референдуме, максимально усложнив процедуру его запуска.
Статус «священной коровы» для госязыка был закреплен в преамбуле к Конституции республики. Преамбула рассказывает о неизменных ценностях, которые не могут быть пересмотрены, даже если латвийский народ возжелает этого. Монополия латышского языка — одна из таких ценностей.
Реакция власти на языковой референдум отбросила Латвию в ее демократических устремлениях далеко назад. Но и этого особо идейным радетелям за «латышскость» оказалось недостаточно. «Мне не нравится, что при помощи демагогических аргументов из преамбулы (к Конституции Латвии — прим. RuBaltic.Ru) было исключено понятие “государственная нация”, — говорит уже упомянутый руководитель Центра госязыка Марис Балтиньш. — Ясно ведь, что Латвийское государство создавалось вокруг латышской нации и на совершенно определенной территории».
Балтиньш высказал опасение по поводу «мелких, но регулярных уступок в направлении двуязычия». «Есть вещи, которые нельзя подвергать сомнению и задавать лишние вопросы», — с догматизмом советского политрука заявил глава языковой инспекции. Где товарищ Балтиньш отыскал эти «уступки», осталось неназванным.
Нет никаких уступок, только закручивание гаек. Но общественный организм, вопреки воле латышских этнократов, не всегда живет по сеймовским законам, часто — по ньютоновским. Каждое действие имеет противодействие: вопреки языковому давлению, Латвия всё еще де-факто двуязычна, львиная доля русскоязычных не очень-то желает «интегрироваться» на предложенных ей ассимиляционных установках, а жители городов и сёл республики продолжают вывешивать таблички, дублирующие названия улиц на русском языке.
Вот и латышскоязычная пресса к пятилетней годовщине референдума с неожиданным запалом вдруг начинает препарировать языковую ситуацию в стране. Национально сознательная интеллигенция солидарна в оценках: русского становится больше.
Политик Сармите Элерте («Единство») в интервью Latvijas avīze делится статистикой: соотношение между учениками латышских и русских школ меняется в пользу последних. Живущая в Дании журналистка Ir Санита Уплея утверждает, что каждый раз по возвращении на родину всё чаще слышит русскую речь. Писательница Лиана Ланга рассказывает про свой опыт жизни в США, где чиновники, в отличие от местных «латентных оккупантов» — нарушителей закона, говорят с меньшинствами исключительно на одном языке — на английском.
При этом Лиана Ланга почему-то не вспоминает тот факт, что американское посольство в Риге, руководствуясь местными реалиями, с середины прошлого года ведет коммуникацию с жителями Латвии в социальных сетях в том числе и на русском языке. Кроме того, чудные американцы почему-то призывают латышских аппаратчиков расширять гражданские, политические и языковые права нацменьшинств вплоть до признания русского языка официальным. Дом, разделившийся сам в себе, не устоит, понимают заокеанские архитекторы огромного количества «цветных революций».
Давление на русский язык, вопреки убеждениям местечковых «лингводогматиков», не способствует интеграции, но, напротив, мешает латвийскому обществу превратиться в единый политический организм.
