В этом году исполнилось 30 лет с момента создания Интернационального фронта трудящихся Латвийской ССР (Интерфронта) — организации, выступавшей за сохранение социалистического выбора Латвии и ее нахождение в Советском Союзе. Уже тогда многие активисты Интерфронта понимали, что будет с русскоязычными жителями Латвии в случае развала СССР. Почему не удалось изменить ситуацию и что теперь ожидает латвийских русских, порталу RuBaltic.Ru рассказал участник первого съезда Интерфронта, правозащитник, сопредседатель Латвийского комитета по правам человека Владимир БУЗАЕВ.
— Г-н Бузаев, Вы принимали участие в первом съезде Интерфронта. Скажите, почему Вы пришли в эту организацию и какие цели отстаивали?
— В то время люди часто находили единомышленников благодаря публикациям в газетах, в данном случае, в газете «Советская молодежь», где я публиковался. Меня отыскали через редакцию и пригласили еще на первое учредительное собрание на фабрике «Латвия».
Тогда нам даровали гласность, свободу выражения собственного мнения, что являлось очень непривычным для советских людей. Правда, со свободой мнений начался и резкий всплеск латышского национализма, в противовес которому и был создан Интерфронт.
Притом, что интересно, тогдашний национализм не был спонтанным, а, наоборот, был очень хорошо организован и поддержан всей латвийской государственной машиной. СМИ были почти полностью под контролем националистов, кроме нескольких газет, выходивших на русском языке.
Теперь мы знаем, что Народный фронт Латвии (НФЛ) создавался при благоприятствовании ЦК Коммунистической партии Латвии (КПЛ), ряд учредителей и наиболее активных членов НФЛ были обнаружены в «мешках КГБ».
Также он активно поддерживался и в Москве, на уровне отдельных членов Политбюро.
В свою очередь, члены Интерфронта чувствовали себя абсолютными диссидентами.
Радует, что в отличие от диссидентов 1970 — начала 1980 годов, нас не сажали в тюрьмы или психбольницы, а просто постоянно травили в печати, предписывая нам жуткие намерения, не соответствующие действительности.
Идея создания Интерфронта принадлежит группе преподавателей Института гражданской авиации, пытавшихся воспользоваться плодами «перестройки», гласностью, правом собираться с политическими целями, чтобы защититься от националистических нападок.
Оба фронта заявляли, что поддерживают «перестройку» и выступают за возможность выражать свое мнение. Однако Интерфронт подчеркивал, что не оспаривает руководящую роль КПСС и считает, что она должна проявиться в реальности. В Интерфронте активничали коммунисты среднего звена, на уровне секретарей парткомов крупных предприятий или учебных заведений.
В то же время высшее руководство КПЛ было полностью на стороне Народного фронта и с удовольствием наблюдало этапы самоуничтожения партии.
Интерфронт проявил себя, прежде всего, уличными акциями, которые действительно были массовыми. Если на демонстрацию выходило меньше 10 тысяч человек, то она считалась неудачной, а на Комсомольской набережной собирались и сотни тысяч человек. Это были преимущественно русскоязычные, те самые «мигранты», как их пренебрежительно называла тогдашняя латышская пресса.
— Правда, на выборах Верховного Совета в 1990 году представительство Интерфронта в нем оказалось не очень значительным. В чем, на Ваш взгляд, причина этого?
— Внутри Интерфронта к тому времени уже возникли проблемы. Те люди, которые его изначально создавали, тот же Анатолий Белайчук из Института гражданской авиации, были от руководства отодвинуты, а пришедшие на смену Анатолий Алексеев и Игорь Лопатин оказались более консервативны.
К сожалению, они не сумели подготовить организацию к альтернативным выборам, которые были для тогдашних советских людей абсолютной новинкой. Например, на выборах Рижского горсовета в конце 1989 года меня поддерживал уже не Интерфронт, а маленькая группа русской интеллигенции, Центр демократической инициативы.
К тому времени уже прошел второй съезд Интерфронта, а я практически утратил доверие его руководства после того, как предложил включить в программу поддержку частной собственности, что им, видимо, показалось не слишком по-коммунистически. И за перепубликацию в газете «Единство» статьи российских монархистов, предсказавших развал СССР и грядущую печальную роль в нем компартии, меня исключили из редколлегии газеты.
Также, несмотря на мои просьбы, в моем округе среди 13 кандидатов баллотировались аж еще два представителя Интерфронта. Тогдашние выборы проходили по мажоритарной системе, и получалось, что мы все были конкурентами. Однако во втором туре я остался вдвоем с представителем Народного фронта, но так как избирательный округ был примерно на 70% русскоязычным, то в итоге я победил и стал депутатом.
Конечно, заявляться нескольким кандидатам из одной организации в один округ было полной глупостью, и в Народном фронте такого не было. Там к выборам подготавливались профессионально. В частности, перед выборами их газета «Атмода» печатала список кандидатов, за которых нужно голосовать, тогда как мы работали фактически против государственной машины, направленной на подавление любых попыток русскоязычного населения как-то самоорганизоваться.
У нас были явно неравные весовые категории, и результаты выборов, когда в Верховный Совет не удалось провести треть депутатов, способных заблокировать изменения в Конституцию, не должны вызывать удивления.
— А со стороны центральной власти, в Москве, была ли какая-то поддержка?
— Те члены Политбюро, которые поддерживали развал СССР, как, например, Александр Яковлев или Эдуард Шеварднадзе, и не стремились поддерживать Интерфронты, а, наоборот, называли их чуть ли не «исчадьем ада». Естественно, латвийский Интерфронт пытался установить горизонтальные и вертикальные связи с соседними интердвижениями в Эстонии и в Литве, а также достучаться до Москвы. Но понимание находилось, как и внутри Латвии, не на уровне первых лиц, которые при жесткой вертикали власти, имеющейся в СССР, могли помочь очень мало. Хотя, конечно, некоторая поддержка была, однако ее не хватало.
Народный фронт же вел в государственных СМИ массированную пропаганду, в том числе и среди русской аудитории. С их стороны были красивые обещания, типа гражданства всем или гарантий сохранения образования на русском языке.
Все это выливалось на головы русскоязычных латвийцев вперемешку с осуждениями организаций, которые пытались защитить их интересы, выставляя их защитниками сталинизма и тоталитаризма.
Часть русскоязычных явно поверила этой лжи и поддержала на выборах Народный фронт. Если бы все русские голосовали за Интерфронт, то, думается, необходимое меньшинство депутатов, не дающее вносить поправки в Конституцию, было бы собрано, и тогда многое сложилось бы в стране по-другому.
Интересно, что перед референдумом о независимости Латвии, в марте 1991 года, я в газете «Ригас балсс» написал статью «Независимость и судьба города». Эта газета жутко нас ненавидела, но формально являлась печатным органом Рижского горсовета. Поэтому использовав свой мандат депутата горсовета, я добился публикации статьи, где четко предсказал, что будет с городскими предприятиями и работающими на них жителями города. Печально, конечно, но мой прогноз полностью оправдался. Так же и с русским населением.
Понимание, что русское образование будет сворачиваться, пришло очень быстро, жаль только, что убедить в этом всех русских так и не получилось.
— Как Вы думаете, что в таком случае ожидает русских Латвии, ведь за годы независимости ситуация стала лишь хуже?
— Я не берусь предсказывать будущее, хотя, конечно, состояние русскоязычного меньшинства в Латвии на протяжении последних 27 лет не вызывает у меня оптимизма. Меньшинство — оно и есть меньшинство, достаточно разобщенное, и ему по определению предписано находиться в обороне. Но, по крайней мере, эти оборонительные бои были, и они привели, в частности, к тому, что мы сейчас с Вами разговариваем и обсуждаем эти вопросы.
Если бы не было сопротивления, то не было бы и этого разговора, так как самих русских в Латвии не было бы.
Но русские в Латвии есть, и я уверен, что при любом наезде на нас всегда найдутся те, кто станет оказывать противодействие. Ведь в противном случае эти наезды станут чаще и убедительнее.
