Первая декада марта ознаменовалась рядом громких выступлений Александра Лукашенко по вопросам белорусско-российских отношений. Первые заявления прозвучали в рамках «Большого разговора с Президентом» 1 марта, а дальнейшее развитие тема получила 5 марта в ходе совещания по вопросам участия Беларуси в интеграционных структурах. Из этих заявлений Лукашенко видно, что Беларусь и Россия принципиально по-разному видят интеграцию друг с другом.
Смысл и тональность высказываний белорусского лидера недвусмысленно указывают на то, что принципиальных договоренностей по вопросам интеграции с Россией достичь так и не удалось. Собственно, это было понятно и после того, как по итогам трехдневного переговорного марафона с участием Александра Лукашенко и Владимира Путина в феврале стороны уклонились от озвучивания каких-либо внятных результатов. Таким образом, период неопределенности и разногласий в белорусско-российских отношениях продолжается.
Комментарии Лукашенко в очередной раз подтвердили, что камнем преткновения для строительства Союзного государства остается вопрос о соблюдении принципа формального равенства между участниками союза и разграничении властных полномочий в наднациональных структурах.
Учитывая разницу в масштабах и потенциалах двух стран, белорусский правящий класс хочет обезопасить себя от риска фактического поглощения и растворения белорусской субъектности в рамках союза под эгидой России.
В частности, судьба единой валюты (которая, согласно Договору о создании Союзного государства, должна была появиться еще в 2005 году), упирается в вопрос о создании единого эмиссионного центра, в рамках которого белорусская сторона хотела бы иметь полноправный доступ к выработке финансовой политики в Союзном государстве.
Однако с точки зрения России, это будет означать фактическую передачу белорусской стороне части контроля над российской экономикой, составляющей подавляющую долю экономики Союзного государства. Именно поэтому российской стороне ближе подход, в соответствии с которым система принятия решений в рамках Союзного государства должна учитывать реальное соотношение потенциалов участников союза.
Однако это оказывается неприемлемым уже для белорусской стороны. И, судя по комментариям Лукашенко, достигнуть компромисса в этом вопросе так и не удалось.
Недоволен Лукашенко и функционированием Евразийского экономического союза (ЕАЭС), указывая на многочисленные изъятия и ограничения в рамках общего рынка и отсутствие равных условий для хозяйствующих субъектов стран-участниц. В случае белорусско-российских отношений речь идет, в первую очередь, об отсутствии единого рынка нефти и газа, что и стало одной из главных предпосылок для спора вокруг налогового маневра в нефтяной отрасли России.
ЕАЭС задумывался как более широкий, хотя и менее глубокий по сравнению с Союзным государством проект.
Экономический союз без жестких политических обязательств в контексте белорусско-российских отношений выглядел куда более реалистичным компромиссом на фоне пробуксовки Союзного государства.
Однако похоже, что отсутствие политической надстройки в итоге оказалось ахиллесовой пятой ЕАЭС.
Собственно, одна из причин многочисленных изъятий и ограничений как раз и заключается в том, что страны — участники Союза не желают жертвовать свободой маневра в значимых для себя отраслях, в том числе в отношениях с внешними по отношению к ЕАЭС игроками.
Политически «мягкий» характер ЕАЭС был во многом обусловлен тем, что он изначально задумывался как инструмент сопряжения европейского и евразийского пространств. Однако украинский кризис продемонстрировал несбыточность этих ожиданий. Война санкций, развязанная ЕС против России, в сочетании с продвижением разного рода двусторонних инициатив для других участников ЕАЭС, слабо совместимых с обязательствами в рамках евразийской интеграции, делает перспективы полноценного экономического союза все менее очевидными.
Неоднозначна и роль китайской инициативы «Один пояс — один путь», которая, хоть и приветствуется всеми участниками ЕАЭС, также может внести свою лепту в размывание союза.
Отсутствие взаимных политических обязательств закономерно ведет к тому, что каждый участник ЕАЭС руководствуется преимущественно своими национальными интересами, которые нередко входят в противоречие с интересами других участников. А это, в свою очередь, снижает мотивацию отказываться от изъятий и ограничений в рамках общего рынка.
Для России в условиях конфронтации с Западом отсутствие ощутимой поддержки со стороны других участников ЕАЭС, максимально дистанцировавшихся от этого противостояния, также поставило под вопрос целесообразность углубления экономической интеграции в отсутствие политических обязательств.
И если в отношениях с Арменией или Казахстаном Москва не имеет инструментов по продвижению идеи углубленной политической интеграции вне рамок ЕАЭС, то в отношениях с Беларусью такой инструмент имеется — это Союзное государство.
Думается, именно этим и объясняется попытка сместить интеграционную повестку белорусско-российских отношений с ЕАЭС на СГ и увязать экономическую интеграцию с выполнением политических пунктов Союзного договора. Для Минска это, очевидно, стало неожиданностью. Учитывая фундаментальное противоречие между принципом формального равенства и фактической разницей масштабов Беларуси и России, разговор о будущем Союзного государства закономерно уперся в очередной тупик.
Таким образом, на сегодняшний день Москва и Минск исповедуют два различных подхода к интеграции.
Минску ближе «евразийская» модель, делающая акцент на экономике и рассматривающая политическую интеграцию как надстройку, производную от экономических процессов. В Москве, напротив, видят процессы политической и экономической интеграции как взаимосвязанные и взаимообусловленные.
В том же нефтяном споре Минск апеллирует к принципу экономического равноправия для субъектов хозяйствования двух стран и считает, что налоговый маневр поставит белорусских производителей в худшие конкурентные условия по отношению к российским. В России в возможной компенсации за налоговый маневр видят политически мотивированную субсидию для белорусской экономики, указывая, что речь идет не только о цене на энергоносители для белорусских субъектов хозяйствования, работающих на рынке ЕАЭС или СГ, но и об объемах нефти, которые перерабатываются на белорусских НПЗ для последующего реэкспорта за пределы общей таможенной территории.
На фоне этих споров и взаимной неудовлетворенности Минск и Москва вновь демонстрируют готовность снизить зависимость друг от друга. Так, президент Беларуси с удовлетворением констатировал, что внешняя торговля вышла на формулу 30-30-30, когда доля России, ЕС и так называемых стран «дальней дуги» (по сути — Китая) составляет во внешнеторговом балансе республики по 30% соответственно.
Правда, один из координаторов экспертной платформы «Минский диалог» Евгений Прейгерман в этой связи отмечает, что доля ЕС во внешнеторговом обороте Беларуси обеспечивается в основном за счет нефтепродуктов из российского сырья, в то время как для той же сельскохозяйственной продукции путь на рынок ЕС закрыт.
На этом фоне приходят сообщения о постановке на снабжение Вооруженных сил России ракетного шасси «Платформа-О», которое является прямым конкурентом продукции Минского завода колесных тягачей, до сего дня бывшего монополистом в этой области на российском рынке. Однако военные эксперты признают, что качество российского аналога пока не дотягивает до продукции белорусского производства.
Драматизировать происходящее не стоит. Несмотря на периодические эмоциональные высказывания и дипломатические пикировки, белорусско-российские отношения не выходят за рамки инерционного сценария. Стороны не готовы к качественному углублению интеграции, но и бить тарелки в отношениях друг с другом не собираются.
