На прошлой неделе информпортал Delfi.lt опубликовал интервью с президентом Литвы Далей Грибаускайте. Разговор получился весьма откровенным. В ходе беседы presidente вспомнила свою первую встречу с Владимиром Путиным, на которой перед ней, как руководителем литовского государства, якобы был обозначен список некоторых требований. Среди них — ультимативное требование о сотрудничестве и отказ от строительства собственной атомной станции. О необычном признании Грибаускайте и российско‑литовских отношениях аналитическому порталу RuBaltic.Ru рассказал руководитель проекта BaltNews.lt Анатолий ИВАНОВ:
— Г‑н Иванов, могли ли переговоры в 2010 году между тогда еще премьер‑министром Владимиром Путиным и президентом Литвы Далей Грибаускайте иметь подобную форму и повестку? Насколько заявление Грибаускайте может соответствовать действительности?
— Первая и единственная встреча двух лидеров, действительно, прошла в 2010 году на экономическом форуме в Санкт‑Петербурге.
Что же касается заявления Грибаускайте и некой дорожной карты, которую премьер‑министр России начертал для нее, — откровенно говоря, это заявление достаточно странное. Маловероятно, чтобы при первой встрече вдруг ни с того ни с сего из кармана вынимали козырного туза, совали в руки коллеге по переговорам и говорили: «Вот тебе задачи — решай их».
Этот отрывок из интервью Грибаускайте инфопорталу Delfi не получил развития в литовских СМИ и не нашел никакого отражения на информационном ландшафте. Только экс‑министр обороны консерватор Раса Юкнявичене (ее можно охарактеризовать «штатной русофобкой») подтвердила: «Да‑да, такое было. И буквально после этой встречи президент Грибаускайте мне лично рассказывала, что господин Путин поставил перед ней такую задачу».
Заявление Грибаускайте не выдерживает критики, потому что, кроме мелкой лгунишки и мошенницы Юкнявичене, никто больше ничего не сказал. Верить бывшим комсомольцам, наверное, в этой ситуации нельзя.
— Почему нужно было ждать семь лет, чтобы рассказать об этом разговоре с Путиным (если он, конечно, был)?
— Да, Вы правы, это слишком большой срок. Семь лет терпеть это политическое унижение, унижение человека и руководителя суверенного государства… Но не следует забывать, как Грибаускайте дает интервью: она отвечает только на заранее согласованные вопросы. Можно предположить, что это заявление — некий крик, который должен был привлечь внимание, но не привлек. Тем более, Кремль отреагировал, ответив, что никаких договоренностей и, тем более, приказов работать так‑то и так не было (пресс‑секретарь президента Дмитрий Песков, отвечая на вопрос о заявлении Грибаускайте, лаконично сказал: «Нет. Это неправда» — прим. RuBaltic.Ru ).
С другой стороны, выходит, что Даля Поликарповна выполнила всё, о чём ее просили. Просили о том, чтобы не было ядерной станции: ядерной станции нет. Просили, чтобы энергонезависимость была виртуальной, нежели практической — status quo сохраняется. Мы знаем, что проблемы вокруг терминала сжиженного природного газа в Клайпеде не случайно стали выползать в информационное пространство сразу после этого интервью.
Академик Юргис Вилемас — «патриарх литовской энергетики» — заявил прямо и открыто: «Терминал — это ярмо на шее Литвы». Насчет терминала и раньше звучали сомнения, но никто еще не говорил так резко, прямо и недвусмысленно, обвиняя руководителей Литвы в неумении быть менеджерами современного типа.
Я думаю, что заявления Грибаускайте получат свое развитие. Фразу «меня просили сделать, а я отказалась и не сделала» (хотя на самом деле сделала) наверняка будут использовать оппоненты Грибаускайте, в первую очередь, ее самый ярый критик — бывший директор департамента госбезопасности Литвы Зигмас Вайшвила, который мимо такого не пройдет.
Всё остальное в интервью Грибаускайте остается на совести президента. Будем считать, что она была права. Но ведь ситуация от этого не улучшилась. Мы можем совершенно открыто говорить, что было исполнено всё, о чём премьер‑министр России Владимир Путин просил, требовал, не знаю, указывал, советовал… Здесь можно любой другой глагол использовать.
— В перечне требований Путина, которые президент Литвы перечислила, самым конкретным было — не строить АЭС. Следует напомнить, что незадолго до встречи Путина с Грибаускайте 31 декабря 2009 года был остановлен последний реактор Игналинской атомной станции. На смену ей пришел проект Висагинской АЭС, которую планировалось строить в том числе и силами других прибалтийских стран. Сегодня проект заморожен. Есть ли у него перспективы?
— Вокруг проекта Висагинской атомной станции, которую планировалось построить на смену Игналинской АЭС, много темных и серых зон. Было создано специальное закрытое акционерное общество, которое называлось «Висагинская атомная станция». Чем это общество занималось, предположить трудно. Деньги на проект шли фантастические. Куда они уходили, где оседали, как распределялись, что сделало это закрытое акционерное общество, кроме того, что провело масштабную энергетическую конференцию с участием представителей МАГАТЭ? На самом деле, трудно сказать. Эта тема табуирована.
Не так давно я беседовал с бывшим министром экономики Литвы господином Кястутисом Даукшисом. Он дал понять, что проект заморожен, но не закрыт. Какие‑то перманентные переговоры с Ригой и Таллинном идут. С Польшей переговоры не идут, потому что поляки приняли решение построить собственную АЭС на побережье Балтийского моря и очень активно участвуют в развитии этого проекта.
Удастся ли Литве построить в союзе с Латвией и Эстонией АЭС? Это очень спорный вопрос. Потому что эти три страны не могут договориться даже по единому рынку газа, более простой сделке экономически, технически и политически.
Атомная станция, что бы не говорили «за» и «против» атомной электроэнергетики, — это очень сложный технологический процесс. Когда о Белорусской АЭС еще даже не говорили, белорусы в российской Удомле (город окружного значения Тверской области в 330 км от Москвы — прим. RuBaltic.Ru), где стоит Калининская АЭС, в учебном центре уже готовили своих специалистов, которые будут обслуживать АЭС. Когда делегация Балтийской АЭС из Калининградской области приехала в Удомлю, я с удивлением узнал, что белорусы уже здесь.
Чтобы серьезно говорить о проекте, технические университеты Литвы должны уже в этом учебном году начать готовить специалистов. Таких учебных программ нет, значит, можно говорить, что ближайшие n‑цать лет на территории Литвы атомная электростанция не появится.
— То есть перспектив строительства АЭС в ближайшие годы нет?
— Перспективы остаются всегда, но реальные планы и дела — это разные вещи. Мы можем планировать всё, что угодно, но как реально к этому подойти?
Европейская комиссия, которая частично должна финансировать подобные проекты в регионах, не может бросать деньги на ветер. На мой взгляд, Европа, на примере закрытия Игналинской АЭС, убедилась, что литовская энергетика — это воронка без дна: сколько не вливай, всё равно не хватает. И сроки отодвигаются.
Если в начале 2010 года на всех углах энергетики среднего и низшего уровня утверждали, что Литва приобретет бесценный опыт по закрытию АЭС и затем будет этот опыт экспортировать (а станцию планировали окончательно закрыть к 2020 году). Сейчас же речь идет о том, чтобы, дай Бог, к 2030 году закрыть, может быть, еще и денег не хватит. А самостоятельно Литва этот сложнейший технологический проект выполнить не в состоянии: не хватит ресурсов.
— Еще одна острая тема в отношениях Литвы с Россией и Беларусью — грядущие учения «Запад‑2017». Даля Грибаускайте недавно сказала об этих маневрах следующее: «только не надо нас пугать». Насколько «Запад‑2017» пугает Литву? Вызывают ли учения резонанс в литовском обществе?
— Учения «Запад‑2017» — это страшилка, которую очень любят использовать в Литве. Первые мысли о возможной угрозе и агрессии в момент проведения белорусско‑российских учений прозвучали в феврале, когда руководитель департамента госбезопасности Литвы генерал Дарюс Яунишкис сказал, что, по имеющейся информации, возможность вооруженной провокации не исключена. С этого момента в информационном поле стала раскручиваться тема возможной агрессии и обязательных провокаций.
В середине лета политолог правого толка и русофоб Марюс Лауринавичюс высказал любопытную мысль о том, что военно‑политическое руководство Литвы поступает совершенно правильно, нагнетая милитаристский психоз вокруг предстоящих учений «Запад‑2017», потому что таким образом Литва может получить от союзников по НАТО военные преференции. В принципе, так и есть. Тут Лауринавичюс попал не то, что в яблочко, а в семечко.
И страшилки об учениях «Запад‑2017» звучат постоянно. Проводятся параллели с учениями предыдущих лет: «в 2013 году были учения, а потом была Украина, после учений 2017 года, скорее всего, будет Литва».
Когда мы говорим об учениях «Запад‑2013», следует помнить, что эксперты НАТО признали их совершенно открытыми, прозрачными и высоко оценили уровень организации и уровень боевой подготовки участников учений. Сама президент Грибаускайте говорила: «Учения ″Запад‑2013″ не представляют никакой угрозы для Литовской Республики».
Но это всё забыто. На поверхность вытащен только негатив, нет «информационного» дня, чтобы кто‑то что‑то не сказал об учениях «Запад-2017». Министр обороны говорит, что будут провокации. Глава МВД призывает быть бдительными и в случае чего немедленно звонить в полицию. Командующий армией генерал‑лейтенант Витаутас Йонас Жукас говорит, что, по оценкам его ведомства, в учениях будут участвовать не 12 700 человек, как заявлено, а от 40 до 60 тысяч на полигонах, и примерно 40 тысяч в местах постоянной дислокации. То есть вторые 40 тысяч будут находиться в состоянии повышенной боеготовности, но не покинут своих лагерей. Также Жукас дополняет, что в ответ оппоненты Минска и Москвы могут выставить до 180 тысяч штыков. Об этом Жукас говорил на прошлой неделе.
Однако можно представить уровень и возможности литовской военной разведки. Скорее всего, она пользуется открытыми источниками, нежели какими‑то разведданными. И представители НАТО, которые приезжают в Литву, тоже не говорят: «Есть разведданные Бундесвера или Моссада. Им можно верить». То есть речь идет о предположениях. Но ведь это военные люди, они должны руководствоваться не фантазиями, а серьезной аналитикой и фактами. О фактах, к сожалению, речь не идет.
— Как Вы можете сейчас оценить взаимоотношения России и Литвы, которые сложились за 8 лет президентства Дали Грибаускайте? Как они развиваются?
— Я бы разделил президентство Грибаускайте на несколько этапов. Первый этап был, когда она пришла из Брюсселя с совершенно четкой экономической программой, подкрепленной некоторыми политическими тезисами. Тогда Литва хотела дружить со всеми соседями, не очень ориентироваться на команды из‑за океана и активно искать партнеров в Брюсселе. Тогда были неплохие отношения с Меркель, устанавливались контакты с Вышеградской группой (объединение Польши, Чехии, Словакии и Венгрии — прим. RuBaltic.Ru), северными странами. А потом начался непонятный перелом.
Произошла резкая смена курса, началась проамериканская политика. Ссоры с соседями со всех сторон. С Россией политических отношений нет, экономические — дышат на ладан, культурные — развиваются, поскольку никуда от них не денешься, как и от личных связей, которые вопреки всему поддерживаются.
C Беларусью конфликтная ситуация из‑за атомной станции, с Польшей — из‑за положения польского национального меньшинства в Литве, с Латвией — из‑за транзита газа. И вот начался безоглядный штурм Вашингтона, и появилась Украина, которая стала главным поручителем.
Мне сложно представить, что хорошего и позитивного получит преемник президента Литвы. Трудно представить, кто будет президентом, кто попытается натянуть на себя этот хомут, то есть работать в интересах государства.
Также трудно представить, как будут в дальнейшем развиваться отношения Литвы с другими государствами, но так, как сейчас, конечно, продолжаться не может. Об этом всё чаще и чаще говорят трезвомыслящие политики, общественники. Конечно, это не носит массового характера, но эти настроения уже проявляются.
— Вы упомянули о положении национальных меньшинств в Литве, в частности, о поляках. В чём выражается дискриминация национальных меньшинств в Литве?
— Я бы не говорил о дискриминации со стороны официальной власти, всё‑таки, это было бы несправедливо. Скорее, можно говорить о безразличии центральной власти к проблемам национальных общин.
Несколько лет назад мне посчастливилось беседовать с идеологом литовского национализма — профессором Ромуальдасом Озоласом. Он тогда описал положение поляков и русских в Литве так: «Русские всегда говорят, что они живут в Литве на литовской земле, поляки — что они живут в Литве на своей земле. Это самое опасное, что может исходить от литовских поляков».
Поляки — люди амбициозные, люди гордые и заносчивые, не поступающиеся своими принципами, понимающие, что Варшава рядом, и она их поддержит. В Литве вторая по численности польская диаспора в мире (первая — в США). В США влияние польского политического лобби традиционно огромно. Бжезинский старший и младший — это те поляки, которые помогали создавать США, какими они являются сегодня.
В глазах Вильнюса и литовских спецслужб поляки в Литве представляют собой ту силу, которая в состоянии на территории Литвы разыграть сценарий Юго‑Востока Украины, но только не в пользу Москвы, а в пользу Варшавы. У современной Польши большие амбиции, и она удивляет своими заявлениями касательно Прибалтийского региона. Поэтому подобный украинскому сценарий в Прибалтике никто не исключает.У меня на столе лежит книга о довоенной Польше «Политика Бека» (это был Министр иностранных дел Польши), которую написал Станислав Мацкевич. Автор пишет: «поляки как женщина — любят влюбляться в дураков». Перед Второй мировой войной они влюбились в Британию и Францию — и государство перестало существовать. Сейчас у них новая любовь к президенту Трампу. Трамп в Варшаве сказал много приятного полякам — у них выросли и окрепли крылья, и теперь они позволяют себе многое из того, что в приличном обществе не позволяется. Разыграют ли они карту польского национального меньшинства? Этого я сказать не могу. Но теоретически этого исключать нельзя.
