Европейский союз как продукт политиков из «Старой Европы» превращается в антидемократическое неолиберальное образование, которое живет за счет ресурсов периферии — стран Восточной Европы, Прибалтики и Балкан. О том, как евробюрократии во главе с канцлером Германии Ангелой Меркель удается проводить жесткую экономическую политику и при этом оставаться на правящих позициях в ЕС, аналитическому порталу RuBaltic.Ru объяснил руководитель Центра политэкономических исследований Института нового общества Василий КОЛТАШОВ.
— Г-н Колташов, в Европейском союзе прошло обновление ключевых руководителей. Но среди них нет ни одного представителя Восточной Европы. По Вашему мнению, у стран «Новой Европы» действительно есть повод для опасений о будущем? Стало ли это для них сигналом?
— Страны Восточной Европы — это внутренняя периферия ЕС. Они обязаны обслуживать интересы центра, выполнять его приказы, голосовать так, как нужно — если мы говорим об их представителях. Им необходимо выдвигать на первый план политиков, которые будут демонстрировать абсолютную лояльность — как Дональд Туск (бывший премьер-министр Польши, занимавший пост главы Совета ЕС — прим. RuBaltic.Ru), к примеру. В этом их назначение.
Экономически страны «Новой Европы» должны служить интересам корпораций. В первую очередь — немецких, во вторую — французских и некоторых стран богатого скандинавского севера. Эти страны должны с холодным сердцем жертвовать интересами собственной экономики, собственных граждан.
Так воспитан политический класс в Восточной Европе.
Хотя надо признать, что в Венгрии все же есть сопротивление. А вот Чехия и Польша в значительной степени находятся под влиянием американцев — это две привилегированные страны в рамках ЕС. А все остальные, особенно Балканские страны, находятся в чудовищном экономическом состоянии.
— Если страны Восточной Европы — внутренняя периферия, то кого отнести к внешней?
— Сейчас в нее входят Украина и Грузия. Тоже, в общем, нищие страны, с малоперспективной при такой политике экономикой. Там никакого евроскептицизма не видно, наоборот, зашкаливает еврооптимизм. Эти страны ждут, что как только их официально примут в Евросоюз, на них посыпется манна небесная.
Их оптимизм — это аргумент для европейской бюрократии в отношении всех несогласных.
Когда скептики в Испании, Германии, Франции или Великобритании говорят, что жизнь стала хуже после вступления в состав ЕС, элиты отвечают: вы просто не понимаете. Европейский союз — это единственное благо. Мы развиваемся, смотрите, как к нам все хотят.
Эта формула — «к нам все хотят» — порой вызывает очень странную, с точки зрения европейского правящего класса, реакцию. Я помню начало 2014 года, когда многие граждане Украины в ЕС ходили с европейскими флагами, кричали на разных языках «Україна — це Європа», но как относились к этому европейцы, особенно в еврозоне?
Европейцы смотрели на свидомых украинцев, как на сумасшедших, как на людей, которые вообще не понимают, о чем идет речь. Ведь эти «сознательные» украинцы находятся вне контекста европейской политики, не видят проблем ЕС, являясь откровенно глупыми людьми.
Вот так смотрят евроскептические обыватели на дурной энтузиазм в странах внешней периферии, который очень активно используют европейские элиты.
— Но энтузиазм стран на внешней периферии не решает внутренних проблем ЕС. Как элитам удается удержать целостность Союза?
— Еврократия сумела одержать ряд серьезных стратегических побед, которые обеспечили сохранность ЕС на данный момент.
Большая победа достигнута в Греции, где еврочиновники во главе с Ангелой Меркель смогли поставить нацию на колени.
В начале своей карьеры глава СИРИЗЫ Алексис Ципрас говорил: мы покажем Европейской комиссии, что за нами стоит общественное мнение, за нами — единый голос греков, в ЕС должны перестать душить греческую экономику под видом ее спасения.
Тогда Меркель и все остальные ответили Ципрасу примерно так: «Знай свое место, мальчик!» И Ципрас это принял. Это было унижением Греции. Греция была разгромлена в 2015 году.
Если бы Греция осмелилась на настоящий бунт, на разрыв с ЕС, то она не получила бы немецких туристов, ее банковские карты были бы заблокированы на территории ЕС, она лишилась бы поддержки Европейского центрального банка. Возврат к драхме обернулся бы для нее жуткой девальвацией.
— А как же «брексит»? Великобритании удалось побороть систему?
— Еврократия сумела указать их место и британцам.
В Великобритании был проведен референдум, на котором жители страны (не жители лондонского Сити, а жители основной части острова) сказали, что хотят выйти из Европейского союза. Они заявили, что до ЕС жили лучше, цены были ниже, а зарплаты выше.
Также это была попытка местной элиты показать еврократии, особенно Германии и Ангеле Меркель, что британский лев не сдается, он требует уважительного к себе отношения.
Британские консерваторы пытались надавить на европейскую верхушку ради привилегий для английских компаний.
Если Ципраса сломали жестко, то британских консерваторов ломали медленно. В тот момент шла президентская кампания во Франции, и высокие шансы стать президентом были у Марин Ле Пен. Поэтому британские консерваторы могли объединиться с французскими и нанести страшный удар по еврократии и по ЕС, если бы создали такой союз. Но этого не произошло. Ле Пен проиграла на выборах, а Меркель победила.
Германия осознала: нужно показать, что Франция — равный член ЕС, что Германия и Франция вместе создают Евросоюз. Прежде всего показать французам, которые были очень обижены.
И это было сделано, что стало грандиозной победой, потому что это было поражением британских консерваторов. Они так и остались на острове.
А что произошло дальше? Тереза Мэй не смогла договориться с Еврокомиссией о выходе — чтобы и выйти, и остаться, и получить какие-то выгоды. С одной стороны, условия оказались достаточно жесткими, с другой — неприемлемыми для британских депутатов и британской элиты.
Но что делать — вести переговоры еще раз или выходить по жесткому варианту? В это время капиталы покидают лондонский Сити, уходят во Франкфурт, в другие места на континенте.
Британия начала терять свое значение в качестве финансового центра, и это будет продолжаться на протяжении ближайших 10–15 лет. Поэтому «брексит» — это битва, которую выиграла Ангела Меркель.
