На прошедших выборах в 12-й Сейм была зафиксирована самая низкая явка в истории латвийского парламентаризма. Латвийское общество всё больше утрачивает веру в способность демократических институтов что-то поменять и постепенно погружается в апатию.
В 1922 году во время выборов в самый первый Сейм Латвийской Республики на избирательные участки пришли 82% граждан Латвии. Это произошло на пятом году после провозглашения независимости. На предшествующие выборы, в Учредительное собрание в 1920 году, людей пришло ещё больше – 85%. В начале XX века многонациональному (тогда это признавалось официально) народу новой страны на берегу Балтийского моря было очень интересно разобраться, что это такое – выборы и что это такое – демократия.
Довольно быстро выяснилось, что демократия – это штука специфическая, рассчитанная на любителя и с благосостоянием никак не связанная. Поэтому первая латвийская демократия закончилась в 1934 году военным переворотом и диктатурой Улманиса. Однако при всех экономических и социальных трудностях Первой республики, которую сегодняшние латвийские идеологи рисуют потерянным раем, явка на выборах оставалась очень высокой – более того, росла от раза к разу. После спада на выборах во 2-й Сейм в 1925 году (75%), на выборы в 3-й Сейм в 1928-м пришло 79%, а на выборы в 4-й Сейм в 1931 году - 80% избирателей.
Так что хоть и не потерянный рай, но по части гражданского сознания и консолидирующей общество политической системы постсоветской республике действительно есть чему поучиться у досоветской. Тем более если современная Латвия считает себя продолжением того существовавшего между мировыми войнами государства.
Во времена «второй независимости» интерес граждан Латвии к судьбам страны, а следовательно и их участие в выборах, с каждым электоральным циклом, наоборот, снижается.
Абсолютный рекорд гражданской активности был установлен на выборах в 5-й Сейм – 90% от общего числа жителей Латвии, имеющих право голоса (напомним, что в том же 1992 году, когда прошли данные выборы, этого права была лишена треть населения страны). На выборы следующих трёх Сеймов приходило около 72% избирателей. На выборы в 9-й Сейм (2006) пришло менее 61%, на выборы 2010 года – 63%, на досрочные выборы 2011-го – 60%. И вот теперь, 4 октября 2014 года, установлен новый антирекорд – 58,8%.
Похоже, что жители Латвии всё больше разочаровываются в местной политике и своей возможности на эту политическую систему повлиять. Можно возразить, что невысокая явка – это обычное дело для стабильной страны, существующей уже почти четверть века и завершившей процесс государственного строительства. Период политических потрясений и изначального хаоса остался позади, и теперь Латвия – тихая сонная европейская страна, в которой можно позволить себе не знать, как зовут премьер-министра. Однако в соседке по региону, Швеции, на сентябрьских выборах в Риксдаг явка была 86%. А на предыдущих, в 2011 году, - 85%. Разве Швеция переживает этап зарождения своей государственности? В Финляндии в позапрошлом году президента выбирали 73% избирателей. В Латвии, впрочем, президента не выбирают. Зато латышские правые считают свою страну Северной Европой, а себя так вообще скандинавами.
На практике же получается типичная восточноевропейская модель электорального поведения: население видит деградацию страны, разочаровывается в демократических институтах, и те, кто не эмигрировал, всё реже ходят на выборы.
Эмиграцию как причину рекордно низкой явки на последних выборах указал президент Латвии Андрис Берзиньш. «Данные о явке говорят о том, что за границей может находиться больше латвийцев, чем принято считать», — сказал Берзиньш. Между прочим, на все претензии об эмиграции и вызываемой ею депопуляции латвийские правящие отвечают, что эмигранты – это просто уехавшие на заработки, которые остаются патриотами Латвии и обязательно вернутся. Но если гастарбайтеры связывают свою дальнейшую жизнь с Латвией, то что же они не пришли на организованные для них избирательные участки за рубежом? Участки были, латвийцы на них голосовали – в Ирландии, например, неожиданно победил Региональный союз. А явка всё равно оказалась рекордно низкая.
Скорее, многие люди не пошли на выборы просто потому, что давно убедились: участие в выборах на жизнь в Латвии никак не влияет.
Даже в 2011 году, в чрезвычайных условиях разгона Сейма, когда президент Валдис Затлерс объявил войну олигархам и создал Партию реформ, интерес населения к выборам и вообще политике продолжил снижаться. Своеобразным «допингом» для латвийской демократии стал референдум 2012 года о втором государственном языке. Благодаря отчаянной мобилизационной кампании и в латышской, и в русской общинах, на референдум пришли 73% избирателей. Но на выборах 2014 года тот же допинг «русские идут!» в плане явки не сработал. После предательства своего электората доктором Затлерсом и его партией, внаглую нарушившими свои предвыборные обещания, особой веры «мессиям» Латвии, неожиданно появляющимся перед выборами, нет. В этом амплуа 4 октября оказалась неубедительна Ингуна Судраба с итоговыми 7% голосов. Мэр Вентспилса Айварс Лембергс предсказуемо заявил, что премьер-министром быть не хочет – ему это просто ни к чему.
В этом-то всё и дело, и именно поэтому на избирательные участки приходит всё меньше и меньше людей: нынешний дизайн государственных институтов и сложившаяся система власти в Латвии неэффективны в принципе.
И каждые выборы, которые не приводят ни к каким переменам независимо от их результатов, это только подтверждают. А особенно последние выборы, после которых даже имена во власти, судя по всему, не поменяются. Так может, Латвии нужны не просто выборы, а «перезагрузка» всего политического процесса с обновлением элит, корректировкой избирательного законодательства, реформированием институтов? А так голосуй не голосуй… получишь всё то же самое.
