Лидеры государств «большой двадцатки» съезжаются на саммит G‑20 в Гамбурге, который стартует 7 июля. Огромное внимание крупнейших мировых СМИ к этому мероприятию связано не только с первой встречей Владимира Путина с Дональдом Трампом, но и с непрерывно увеличивающимся значением G‑20 в международных делах: «двадцатка» в последние годы незаметно превращается в первый институт многополярного мира.
После распада Советского Союза де-факто главным международным клубом, формировавшим мировую политику, стала «большая семерка». «Группа семи» включала в себя ведущие страны Запада: США, Великобританию, Францию, ФРГ, Италию и Канаду. Ежегодные саммиты лидеров G‑7 были своего рода заседаниями глобального политбюро, на котором коллективный Запад во главе с «председателем политбюро» — Соединенными Штатами — определял будущее человечества.
Принятие России в члены «всемирного политбюро» — превращение G‑7 в G‑8, «большую восьмерку», — рассматривалось как высшее достижение на пути интеграции России в Западный мир. Для официальной Москвы 1990‑х годов членство в «группе семи» было компенсаторным механизмом и имело психотерапевтический эффект.
Да, Советский Союз развалился, страна пережила крах своей официальной идеологии, впала в затяжной экономический кризис, была ввергнута в пучину тотальной нищеты, преступности, войны на Кавказе. Но и постсоветская Российская Федерация остается одной из главных стран мира и заседает в «группе семи».
Да, лидеры Запада нарушили все свои обещания, отказались распускать НАТО, включили в его состав страны бывшего восточного блока и придвинули Североатлантический альянс к границам России. Да, они разбомбили Югославию, поддерживали чеченских боевиков и работают на отторжение от России бывших советских республик. Но ведь они оказывают Москве уважение, сажают с собой русских за один стол.
По мере того как Россия преодолевала экономический и идеологический коллапс и обретала уверенность в себе, потребность состоять в «восьмерке» для нее уменьшалась. Потребность была, по сути, только одна — репутационная. Никакого практического интереса членство в этой структуре для РФ не представляло, поскольку G‑7 так и не превратилась в G‑8: де-факто все годы участия в этой организации России это было G‑7+1.
Для полноценного членства в клубе лидеров коллективного Запада России надо было встроиться в существующую внутри него иерархию и признать доминирование США, а на это Москва не могла пойти никогда.
Поэтому исключение из элитного «клуба семи» в качестве одной из санкций за Крым в России восприняли спокойно и даже с изрядной долей иронии. У западных лидеров проявилась очевидно завышенная самооценка, когда они думали, что исключение из их клуба может испугать российского президента Путина и заставить его пойти с ними на мировую.
Это неадекватное восприятие собственной значимости сохраняется по сей день. В конце прошлого года из Соединенных Штатов распустили слух, что президент Дональд Трамп вернет Путину место в G‑7 в обмен на отказ России от ядерного оружия. Но ведь это предложение смехотворно, и даже не потому, что за возвращение членства в западном элитном клубе Москве предлагают заплатить анекдотически высокую цену. Членство в «семерке» для России больше неинтересно, потому что, в отличие от ситуации четвертьвековой давности, G‑7 в глобальной политике ничего не решает.
Подлинную значимость в глобальных делах приобретает сегодня G‑20 — формирующийся на наших глазах первый институт многополярного мира.
Однако всемирный экономический кризис 2008–2009 годов снова вернул «большую двадцатку» к жизни: теперь консультации представителей самых экономически мощных стран мира начали проходить регулярно, причем на уровне глав государств. Сам ход истории сделал необходимым переход к новому формату сотрудничества.
Стало очевидно, что силами только западных стран глобальных проблем не решить, поэтому западным лидерам пришлось перейти к совместному обсуждению и решению наиболее острых экономических (а затем и неэкономических) общих вопросов с другими государствами.
В «большую двадцатку» сегодня наряду со странами «семерки» входят Австралия, Аргентина, Бразилия, Индия, Индонезия, Китай, Мексика, Саудовская Аравия, Турция, Южная Корея, ЮАР и Япония. Самые разные страны, объединенные только по одному признаку — их экономической мощи. Иными словами, объединенные способностью на что-то в мире влиять.
На саммитах G‑20 лидеры США, Великобритании или Евросоюза вынуждены разговаривать с российским лидером Владимиром Путиным, китайским лидером Си Цзиньпином или турецким лидером Эрдоганом вне зависимости от того, считают ли они их «своими» и относят ли их к своему элитному междусобойчику. При игнорировании этих лидеров и замыкании в узкой «тусовке» невозможно решение глобальных вопросов и глобальное регулирование, в первую очередь финансово-экономическое.
«Группа двадцати» стала уникальным многосторонним механизмом, антикризисным центром глобального масштаба, дающим возможность находить общий язык странам с различными экономическими моделями и политическими системами, позволяющим им решать ключевые мировые проблемы. «Двадцатка» как-то незаметно, сама собой сделалась наиболее значимой переговорной площадкой в глобальной политике, тогда как «семерка» этот статус утратила, потому что этот клуб западных снобов без участия Китая, России, Бразилии, Турции и других ключевых незападных стран больше ничего в мире изменить не способен.
На примере плавной замены «семерки» «двадцаткой» в качестве главного глобального форума виден объективный, сам собой происходящий процесс перетекания однополярного миропорядка в многополярный.
Поэтому интерес к саммиту G‑20 в Гамбурге кратно выше того интереса, который был к саммиту G‑7 на Сицилии. На саммите «семерки» всех интересовало только то, как Дональд Трамп будет обращаться с американскими вассалами. А на саммите «двадцатки» будут действительно решаться глобальные вопросы.
