На фоне продолжающихся беспорядков афроамериканцев в США и массовых акций в их поддержку в Европе почти незаметно продолжается рутинная дискриминация русскоязычного населения в странах Балтии. Притеснения русских в Прибалтике с начала 1990-х сравнивали с худшими практиками времен расовой сегрегации в США. Сегодня Эстония, Латвия и Литва могут воочию наблюдать, чем спустя десятилетия грозит аукнуться политика маргинализации национального меньшинства.
В Латвии закрывают государственный телеканал для русскоязычного населения. Национальный совет по электронным СМИ пришел к выводу, что русские Латвии все равно не смотрят снимающиеся для них программы на русском языке, поэтому пускай уже канал LTV7 вещает только на латышском.
Опять же, концепция «латышской Латвии» только так и предписывает.
Возможно, латвийские русские и смотрели бы русскоязычные программы LTV7, если бы им там показывали что-то действительно важное и значимое для них, а не промывали мозги унылой, как латышские дайны, государственной пропагандой. Исходили из их мнений и интересов, поддерживали обратную связь.
Однако такая коммуникация между этнократическим государством и русскоязычным меньшинством невозможна по определению.
Поэтому русских Латвии последовательно лишают медийных площадок для представительства их мнений и самовыражения.
Этой весной в Латвии разогнали новостную службу Первого балтийского канала. ПБК теперь в чистом виде ретранслятор программ российского Первого канала — латвийским средством массовой информации он не является. Задолго до этого был закрыт русскоязычный телеканал ТV5. Теперь латвийские власти решили, что если русские не хотят смотреть «правильные» программы LTV7 на русском, то будут смотреть их на латышском. Быстрее ассимилируются и станут латышами.
Однако русские не смотрят латышское ТВ, не слушают латышское радио, не читают латышские газеты и сайты. Они не для них вещают и издаются, поэтому русскоязычное население целиком погружается в российские СМИ. И выпадает из информационного пространства Латвии.
Русскоязычные ментально все меньше живут в одной стране одной жизнью с латышским большинством населения, которое формирует власть. Такое называется политической маргинализацией — превращением большой социальной группы в изгоев, отторгнутых от государства и привилегированной части общества.
Курс на маргинализацию русскоязычного меньшинства в Прибалтике проводится с момента выхода Литвы, Латвии и Эстонии из состава СССР.
Первое, чем ознаменовалось «восстановление независимости» Латвии и Эстонии, — лишение почти всех русскоязычных гражданства. В Прибалтике появились свои «негры». Так в просторечье стали называть неграждан — удивительную категорию лиц, за которыми юридически закрепляется второсортность.
Неграждане Латвии и Эстонии являются постоянными жителями страны и платят налоги, однако не имеют права участвовать в выборах и референдумах, в приватизации, оформлять в собственность землю и недвижимость, состоять на государственной службе. Им запрещены некоторые профессии, поступление в отдельные учебные заведения, ношение оружия. Они не могут рассчитывать на защиту государства за рубежом.
«Негром» в 1991 году стал каждый третий постоянный житель Латвии и каждый четвертый постоянный житель Эстонии.
Вся постсоветская государственность этих балтийских стран была выстроена на позорном институте негражданства — искусственном отторжении от государства русскоговорящего населения.
Дискриминация русских в Прибалтике проявилась не только не в негражданстве. Русский язык в странах Балтии был лишен всякого официального статуса, хотя в столичных Риге и Таллине на нем говорит больше половины горожан, а в приграничных городах Латгалии и Принаровья — почти все. Никаких прав культурной автономии они от этого не получили.
Образование на русском языке в странах Балтии уничтожают 30 лет. Профессии в Прибалтике делятся на те, где могут работать русскоязычные, и те, где юридически могут, а фактически — в редчайших случаях. К последним относится работа в органах власти.
Для тех носителей русского языка, которые прошли процедуру натурализации и добились гражданства, существуют драконовское языковое законодательство, языковые экзамены и языковая полиция. Попасть на госслужбу для абсолютного большинства из них практически невозможно. Прибалтийская этнократия этого не допустит.
Выразители интересов русскоязычного меньшинства, которые пытаются говорить о равноправии, дружно провозглашаются «пятой колонной». Русские политики, общественники, журналисты, правозащитники, доказывавшие, что у их соотечественников должны быть равные права с титульным населением, из года в год попадали в доклады прибалтийских спецслужб в качестве «агентов Кремля».
Ситуацию с русскими в Прибалтике постоянно сравнивали с южноафриканским апартеидом, расовой сегрегацией в США и другими практиками дискриминации по национальному признаку, и теперь в Таллине, Риге и Вильнюсе могут воочию наблюдать на американском примере, до чего доводит подобная дискриминация.
Для тех, кому такая аналогия кажется слишком сильный, свежие новости из Эстонии. В этой «молодой демократии» недавно обсуждали, как быть с русскими детьми после закрытия русских школ. Учить их вместе с эстонскими детьми нежелательно: хоть это и будет способствовать интеграции общества, но русские дети сильно отличаются от эстонских по темпераменту, и многие эстонские родители просто боятся отдавать детей в классы, в которых есть русские.
В то же время и закрыть русские школы необходимо. Потому что Эстония должна быть эстонской.
То есть и на родном языке русские дети учиться не могут, и вместе с представителями титульной нации им учиться бы нежелательно. Если это не дискриминация и не сегрегация, то что?
В Соединенных Штатах десятилетия такой дискриминации и сегрегации привели в итоге к бесповоротному отторжению от государства большинства чернокожего населения, что Америка и расхлебывает сегодня в Миннеаполисе и далее по всей стране.
Прибалтика при сохранении нынешней национальной политики тоже рано или поздно получит свой «Миннеаполис».
И тогда исполнится вековая мечта прибалтийских политиков. У них будет «как в Америке».
Только совсем не в том смысле, в котором они мечтали.
