О выравнивании социальных стандартов внутри стран — членов Евросоюза говорят давно. В ЕС отсутствует единая социальная модель. Вместо нее, согласно научным исследованиям, в Европе со временем де-факто сложились четыре разных социальных модели: континентальная, англосаксонская, скандинавская и средиземноморская. В середине 2000‑х годов к ним прибавилась пятая модель, присущая государствам Центральной и Восточной Европы. Соответственно, социальная защищенность везде разная, трудовое законодательство — тоже. Практически с момента создания ЕС развивался неравномерно — это стало понятно еще во время присоединения южных стран, таких как Испания и Греция. С «большим расширением» на восток разрыв в уровне жизни между богатыми и беднейшими членами Союза стал совсем очевидным.
По мере восстановления экономики после глобальной рецессии евробюрократы стали обращать внимание на то, что развитие промышленности и рост ВВП далеко не всегда сильно влияют на рост благосостояния людей, особенно при слабой «социалке». Возвести единый подход к социальной защите в ранг одного из центральных столпов Евросоюза три года назад предложил глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер.
Проведя аналогию с индикаторами рейтинговых агентств, замеряющих экономику стран, он пожелал, чтобы социальная система будущего заслужила высокий рейтинг «ААА».
Идея была амбициозной и действительно насущной. Как выразился тогда региональный секретарь профсоюза работников сферы услуг UNI Europa Оливер Рётиг, социальная защищенность на уровне «тройного “А”» — это замечательно, ибо пока что социальный рейтинг в ЕС — «мусорный».
Работа над передовой социальной моделью велась долго и кропотливо. Брюссель подстегнул Brexit. Предшествовал тому демарш британского премьера Дэвида Кэмерона, который отказывался расширять соцподдержку для трудовых мигрантов из других стран ЕС. Неспособность Кэмерона окончательно добиться своего на переговорах с Брюсселем послужила отличным стимулом для евроскептиков голосовать за Leave.
Кроме того, в агитации сторонников выхода из ЕС массово присутствовал мотив, что евробюрократам наплевать на «простого работягу». В итоге в Еврокомиссии предпочли отнестись к социальным вопросам серьезно.
Вплоть до того, что в январе Юнкер мрачно заявлял, что новая социальная модель станет «последим шансом» ЕС реализовать свои амбиции на этом фронте.
Масла в огонь позже подлил рост популярности лево- и правопопулистских партий. Президентские выборы во Франции показали, что около 40% избирателей предпочитают Марин Ле Пен и Жан-Люка Меланшона — оба кандидата ратуют за референдумы о выходе из ЕС по британскому сценарию. Недаром европейские СМИ отмечают, что презентовать первые контуры социальной политики Еврокомиссия решила как раз между первым и вторым туром французской президентской гонки. А обсуждение концепции пройдет во время парламентских выборов в Германии.
Еврокомиссар по вопросам занятости, социальных дел, навыков и мобильности рабочей силы Марианна Тиссен подчеркнула, что социальные темы больше всего волнуют людей на избирательных кампаниях. По ее словам, новая социальная модель нужна для того, что «вернуть доверие людей к институтам ЕС».
О ЧЁМ РЕЧЬ?
Социальная модель включает в себя 20 принципов. По сути, это набор прав в социальной сфере, которые Брюссель предлагает зафиксировать и гарантировать.
Доступ к качественному и инклюзивному обучению, нормальные условия труда, гендерное равенство, «доступное» здравоохранение и так далее.По замыслу Брюсселя, схему должны будут официально одобрить и утвердить на специальном «социальном саммите», который пройдет 17 ноября в шведском Гётеборге.
За прогрессом государств по совершенствованию собственных социальных систем ЕС будет следить при помощи «социального табло». Успехи в борьбе с безработицей, бедностью и прочими социальными недугами будут подсчитываться в режиме онлайн, при анализе данных будут рисоваться графики, благодаря которым сразу видно, кто как справляется с задачами.
ЧТО НЕ ТАК?
Инициатива Юнкера была встречена сдержанно. Ее раскритиковали за отсутствие ясности и конкретики. К примеру, про зарплаты сказано, что они должны быть «справедливыми», дабы обеспечивать «достойный» уровень жизни всех работников. Как это будут рассчитывать, пока неизвестно. Особенно на фоне часто встречающихся кейсов, когда Еврокомиссия начинает бороться против «социального протекционизма».
Совсем свежий случай: ЕК открыла разбирательство против Австрии за то, что та обязала платить въезжающим на ее территорию дальнобойщикам из восточноевропейских компаний австрийскую «минималку».
В Еврокомиссии ясно дали понять, что пресловутая двадцатка принципов не закон, а лишь некий «компас», ориентир, к которому стоит стремиться. Несмотря на это, председатель Группы работников при Европейском экономическом и социальном комитете Габриэле Бишофф в беседе с Deutsche Welle сказала, что реальных гарантий конкретных прав в предложении Брюсселя нет, и это разочаровывает.
Генсек Европейской конфедерации профсоюзов Лука Висентини похвалил Юнкера за то, что Еврокомиссия сделала шаг в правильном направлении, отметив при этом, что время для таких шагов давно прошло. Эксперты вспоминают также, что против подобных идей традиционно выступают многие крупные работодатели и отдельные страны. Среди них Польша и Венгрия, привыкшие считать дешевую рабочую силу своим конкурентным преимуществом.
Когда единая социальная модель только разрабатывалась, анализ Лондонской школы экономики и политических наук показал, что ее будущий юридический статус весьма туманен. Впоследствии так и вышло. Эксперт Фонда Ханса Бёклера Даниэль Зайкель обращает внимание на то, что с юридическим статусом проекта Юнкера до сих пор мало ясности, а его невнятно сформулированный текст явно не дотягивает до обещанного «тройного “А”».
Еврокомиссия сама признаёт, что не может протолкнуть «гарантированные» принципы и права напрямую, поэтому внедрение их на практике — дело отдельных стран.
Последним, к слову, дается возможность при внедрении 20 принципов учитывать различные местные особенности. При адаптации модели странам вообще дается довольно большая свобода действий.
Хоть в Еврокомиссии называют социальную модель «столпом», на высшем уровне подчеркивается, что директивой она не является. Это отлично отражено в тональности текста: никто не обязан жестко следовать пожеланиям Брюсселя, государства всего-навсего «приглашаются» к тому, чтобы перенять ту или иную практику.
Препятствия наверняка возникнут, даже если какие-то гарантии будут материализованы в виде директив. Как раз параллельно с презентацией новой социальной модели Еврокомиссия предлагает на рассмотрение несколько директив о декретном отпуске и отпуске по уходу за детьми. Подобные предложения ЕК годами не могут пройти через Евросовет и Европарламент.
Не в последнюю очередь из-за противодействия групп работодателей. Они убеждают евродепутатов в том, что дополнительные расходы для бизнеса приведут к росту цен. Сейчас ситуация повторяется: федерация работодателей Евросоюза BusinessEurope утверждает, что расширение права на отпуска подорвет процесс создания рабочих мест.
При этом эксперты признают, что сам факт того, что Еврокомиссия решила плотно заняться «социалкой», — уже позитивный сигнал. Ведь, несмотря на подчас пафосные реляции из Брюсселя, многим европейцам приходится нелегко.
Так, в апрельском отчете Еврокомиссии о социальном измерении с горечью вспоминается, как в 2010 году лидеры ЕС обещали за десять лет на 20 миллионов сократить число людей, живущих на грани бедности. Прошло семь лет, и их стало на 1,7 миллиона больше. Сейчас самое время задуматься над тем, как переломить тенденцию вспять.
