История — это вопросы не только прошлого, но и будущего. О том, как историческая наука подменяется политикой, об образе России в немецких изданиях и стереотипах в отношении российской истории аналитический портал RuBaltic.Ru поговорил c редактором журнала Der Spiegel. Geschichte доктором исторических наук Уве КЛУССМАНОМ.
— Г‑н Клуссман, Вы занимаетесь исторической журналистикой. Что это? Когда журналистика переходит из категории актуальной в разряд исторической?
— Есть периоды, которые уже закончены. Например, история ГДР. Это уже история. Есть рассекреченные государственные документы. Всё, что касается 50‑х, 60‑х, 70‑х годов в Германии, — это уже история. Поэтому о 60‑х годах мы недавно сделали материал, сейчас об этом периоде можно говорить исторически. А вот о периоде правления нынешнего канцлера — нельзя. Период еще не закончен.
— Получается, что критерий — доступность архивных материалов?
— Да, наличие материалов. Период их недоступности — от 30 до 50 лет, это по-разному.
— История — не только вопросы минувшего. Но и настоящего, и будущего. История — это политика, опрокинутая в прошлое, как говорил советский историк-марксист Михаил Покровский. Могли бы Вы обрисовать контуры современной исторической политики Германии, политики памяти, проводимой официальным Берлином?
— Не только официальный Берлин… Есть общая тенденция рассматривать нашу историю в европейских рамках. Это, кстати, приводит к тому, что немало немецких историков сегодня работают в вузах соседних европейских стран, иностранные историки работают у нас. Например, что касается Первой мировой войны, там этот общеевропейский подход реализуется.
Мы не упрекаем по национальному признаку, не указываем, кто виноват. Мы вместе изучаем причины этой войны.
Поэтому есть такая тенденция к общеевропейской историографии.
— В Восточной Европе история используется для нужд прикладных политтехнологий. Правые политики нередко выстраивают целые избирательные кампании вокруг определенных исторических сюжетов, активно играют на них. Насколько велик подобный «исторический компонент» в актуальной политике Германии?
— У нас это не играет такой значимой роли.
В Германии, в принципе, нет совсем уж спорных исторических вопросов.
Оценка периода гитлеровской Германии однозначно отрицательная. Никто из историков не дает положительную оценку этому периоду. Что касается периода ГДР, есть, конечно, разные оценки нюансов, но то, что это было диктатурой, проектом, который не состоялся, тоже никто не оспаривает. Оправдывать тогдашнюю политику ГДР также никто не собирается. Есть консенсус, совсем спорные вопросы отсутствуют.
— Если взять Восточную Европу: Польшу, страны Балтии, Украину, — то эти республики формировали свою новую государственность как антитезу СССР и, следовательно, России, как его правопреемнице. Можно вспомнить программную книгу Леонида Кучмы «Украина — не Россия», можно проанализировать политику Прибалтийских республик, пытающихся предать забвению советское наследие. Но ведь это прошлое — часть их истории, элемент самосознания населения. Можно ли построить крепкую государственность, обеспечивающую развитие, на отрицании части самих себя?
— Что касается той же роли Советской армии во Второй мировой войне, в обществе балтийских стран к этому очень разные подходы. У русскоязычного населения понимание этих вещей зачастую отлично от правящей элиты. Надо учитывать, что Прибалтийские страны находились не только в составе Советского Союза, но и в составе Российской империи. Там у них были определенные преференции.
В XVIII и XIX веках Прибалтийские страны были зоной взаимодействия немецкой, русской и скандинавской культур. И даже советскую эпоху в странах Балтии можно разделить на два основных периода. Репрессии в 40‑е годы и послесталинский период. В 60‑е, 70‑е, 80‑е годы в странах Балтии уже состоялись многонациональные общества. Происходило взаимодействие культур. Литовская и латышская литература, кинематограф этого времени — это ведь тоже часть культурной истории этих стран.
Понятие «оккупации», особенно в культурном плане, не охватывает всё, что было в жизни этих республик в советские годы.
— Образ России на Западе до сих пор остается мифологизированным. Какие стереотипы в отношении сегодняшней России существуют в Германии, какие мифологемы продуцируют не вполне добросовестные издания, исторические журналы?
— У многих обывателей есть представление, что Россия — это русскоязычный вариант КНДР. Диктатура, где все несогласные с вождем исчезают. Что касается истории, периодов Сталина, Ивана Грозного, Россию иногда представляют страной, где правили исключительно кровожадные тираны.
Говоря о культуре, и при Петре Первом, Екатерине, и в XIX веке Россия породила произведения мирового искусства в области музыки, литературы — это не всегда должным образом рассматривается.
Хотя у более просвещенных авторов и читателей эти факты всё-таки присутствуют.
— Отмеченные Вами стереотипы, безусловно, мешают выстраиванию дипломатических отношений между Россией и ее западными партнерами. Может ли это взаимное непонимание, рождающее недоверие, когда-нибудь быть преодолено?
— Диалог есть. Его надо интенсифицировать на всех уровнях, не только политическом. Надо, чтобы студенты, школьники встречались и общались, знали язык партнера. Надо создать побольше площадок для культурного общения, для народной дипломатии, как говорится в России. Между Россией и Западом слишком мало контактов.
