Проблема русских школ в Латвии была одной из наиболее острых и обсуждаемых тем в республике на протяжении всего уходящего года. О том, как изменилась система образования за годы независимости, чем советские школьники отличаются от современных, а также в чем заключается корень проблем современной латвийской школы, аналитическом порталу RuBaltic.Ru рассказал Игорь ГУСЕВ — историк и публицист, преподававший в Рижской средней школе № 17.
— Г-н Гусев, известно, что Вы в течение восьми лет, в конце 80-х — начале 90-х преподавали в школе. Скажите, почему Вы стали учителем, было ли это Вашей мечтой?
— Честно скажу: учителем я никогда не хотел быть. И даже в страшном сне не мог себе представить, что стану им. Я обучался в Латвийском университете на вечернем отделении, так как в «страшные советские времена» в Латвии на дневном отделении исторического факультета русского потока не было, имелся лишь латышский.
Во время учебы я как-то встретил директора своей школы, Клавдию Антоновну Пронину, которая и предложила мне поработать в школе. Неожиданно мне понравилось… Легко наладилось общение с детьми, и я проработал в школе целых восемь лет.
Я успел застать переходный этап от советского времени, тот короткий период, когда у нас имелась полная творческая свобода в преподавании.
На мой взгляд, идеальное время для работы учителем было в конце 80-х годов, когда старые идеологические препоны уже рухнули, а новых ограничений еще не ввели.
Нам тогда и зарплату подняли, так что в школе я себя чувствовал, как рыба в воде. Такого ощущения счастья, свободы и востребованности я больше не испытывал, наверное, никогда в жизни.
Однако потом, уже в независимой Латвии, я почувствовал, как стали «закручиваться гаечки». Понял, что дальше будет только хуже, и покинул школу. К тому моменту я уже создал свою культурно-просветительскую передачу на телевидении, и я решил, что телевизионными проектами принесу миру больше пользы.
Но учительские годы до сих пор остаются для меня лучшими годами жизни. Если бы не изменились обстоятельства, если бы новый маразм не стал душить школу, я бы с удовольствием работал там до сих пор.
Может, мир потерял бы телеведущего и автора многих исторических исследований, но сохранил бы хорошего учителя-предметника, умевшего привить детям любовь к истории.
— Вы говорите, что испытывали небывалое ощущение свободы, то есть получается, что жестких требований к преподаванию предмета не было?
— Требования были, и заключались они прежде всего в том, что от меня требовалось любить детей и хорошо знать свой предмет. По крайней мере, так было принято в моей родной семнадцатой…
Было время «перестройки», и тогда поощрялся учительский эксперимент. Педагог имел абсолютную свободу, подобной которой он не имел больше никогда — ни до, ни после. У меня имелось право работать по своей собственной программе, и это полностью поддерживалось школьной администрацией.
Контроль был минимальным. Конечно, я следовал единой структуре — преподавал историю древнего мира, потом средних веков и так далее, но в ведении урока отвечал только перед самим собой. Я перепробовал и методику Шаталова, и рекомендации Амонашвили, и собственные разработки. В поиске, в эксперименте меня всецело поддерживали.
После 1991 года, уже в первые месяцы независимости стало очевидно и ясно, что лавочка закрывается. Довольно быстро стали ощущаться надвигающиеся перемены.
Начиналось с малого — учителей принялись прессовать на предмет владения латышским языком. Все должны были сдавать экзамены. Это были и дико, и смешно, и постыдно, когда заслуженные седовласые учителя, проработавшие в школе десятки лет, сидели и дрожали, как малолетние правонарушители, в ожидании проверок. Тогда от нас еще не требовали полностью переходить на латышский язык во время уроков, преподавание велось на русском, и учителям было нужно в совершенстве знать лишь свой предмет.
Потом начали спускаться различные директивы, проявились новые требования.
Если старые учебники истории еще культивировали дружбу советских народов, исторические и культурные связи между латышами и русскими, общие позитивные моменты нашей истории, то в новых учебниках много места уделялось «вековечной борьбе латышского народа с агрессией России», вечно ссылались на моменты унижения латышей злыми русскими.
Проводилось последовательное взращивание исторических обид, вражды и ненависти. По сути, в рамках обучения истории осуществлялась активная прививка русофобии.
— Известно, что в прошлом году Вы опять ненадолго вернулись учителем в школу; можете сказать, как сильно изменилась атмосфера?
— Да, так получилось, что меня попросили временно заменить захворавшего учителя. Изначально планировалось, что этот процесс займет пару недель, но реально я проработал там полгода. Это был интереснейший опыт, который позволил мне достаточно рельефно прояснить для себя целый ряд негативных, на мой взгляд, перемен, произошедших в латвийском школьном образовании за последние годы.
Радикальная перемена, от которой буквально воют современные латвийские учителя, это резко повысившееся количество требуемых от них всевозможных отчетов: успеваемость, неуспеваемость, предметная неделя, проведенные мероприятия, отчеты по факультативной работе, отчеты классного руководителя, протоколы родительских собраний, работа по профориентации, работа с родителями трудных детей и т.д., и т.п.
Нынешние педагоги затравлены различными проверками, аккредитациями, комиссиями, и все это создает крайне нервозную атмосферу в школе.
Учителя горько шутят, что есть много структур, которые защищают права ученика, но нет ни одной, защищающей права учителя. Педагог оказывается приниженным, он находится под постоянным давлением со стороны администрации, родителей и даже учащихся.
Дети нередко откровенно шантажируют учителей. В пору моей временной работы пара самонадеянных учеников привычно попыталась провернуть этот трюк со мной, в стиле «я на Вас нажалуюсь, и Вас уволят». Мне это казалось смешным, поскольку преподавать было некому, а представители школьной администрации каждый день подходили ко мне с умоляющим взором, упрашивая поработать еще. Так что нашла коса на камень, и ребята были весьма удивлены тем, что я откровенно потешаюсь над их угрозами.
— А кто эти герои — учителя, готовые мириться с отчетами и шантажом?
— Вообще педагогическая работа — это не медовый пряник. Средний возраст современного латвийского учителя составляет 48–49 лет, и счастлива та школа, в которой учителей до 35 лет набирается хотя бы четверть. В основном школы держатся на ветеранах — седых, почтенных женщинах, и если, как мечтают некоторые ретивые «младореформаторы», избавиться от этих «совковых» учителей, то преподавать будет просто некому.
Ну не идут молодые и креативные работать в школу! Ведь мало того, что работа эта среднеоплачиваемая, так тут еще и колоссальная степень требований к учителю.
Лишних проблем никому не надо. И понятно, что если хорошо образованный человек имеет возможность, он, скорее всего, реализует свои способности в иной, более тепличной сфере.
— С чем Вам как историку приходилось сталкиваться, работая в школе?
— Еще больше возросла тенденциозность в отношении России и русских. Современная латвийская государственная идеология строится на том, чтобы замечать и выпячивать лишь негатив, и однозначно настраивает людей на мысль, что все, идущее с Востока в Латвию, есть зло и мерзость.
Лично я всегда старался преподавать историю честно. Да, придерживался утвержденных Министерством образования программ, но я не считаю необходимым без конца смаковать ужасы унижения обиженных латышей, всегда стремился говорить о том хорошем, что объединяет Латвию и Россию.
Латвия — моя любимая Родина, а Россия — глубоко почитаемое Отечество, и я с большой симпатией отношусь к этим обеим частицам моей души. Я очень хочу, чтобы между Латвией и Россией были доброжелательные, сердечные отношения. Хотя сегодня это и звучит наивно.
— На Ваш взгляд, сильно ли отличаются нынешние ученики от тех, с которыми Вы имели дело четверть века назад?
— Хороший вопрос. При том, что среди нынешних учеников оказались дети моих предыдущих воспитанников, сравнение отцов и детей было весьма занятным.
Оно, к сожалению, оказалось не в пользу детей. Единственное, что, на мой субъективный взгляд, в лучшую сторону отличает современных учеников от их предшественников, это то, что они гораздо лучше знают иностранные языки, но при этом хуже знают язык родной. С трудом выражают свои мысли, говорят простыми, зачастую примитивными фразами, у них очень бедный словарный запас. В этом смысле их отцы и матери по-русски изъяснялись несравнимо лучше.
Нынешние дети прискорбно мало знают, почти не читают. У них очень минимизирована информационная база.
Я спрашивал, сколько книг ребята прочли за лето. Ответы были — одну, две, максимум три. Один школьник сказал, что больше пяти книг, так на него одноклассники посмотрели, как на мутанта. Не принято сегодня читать, тогда как отсутствие регулярного чтения — полный подрыв саморазвития. Помните, как у Высоцкого: если ты человек достойный, «значит, нужные книги ты в детстве читал!»
Но сейчас все общение с внешним миром сводится к играм на мобильнике или интернету, из которого избираются в основном опять же игры, чаще всего примитивнейшего уровня.
Я еще помню, как дети во время урока тайно читали под партой. Теперь они тычут намозоленным пальчиком по треснувшему экрану, тупо гоняя какие-то машинки и шарики-стрелялки.
Поверьте, не хочу сказать, что нынешние дети плохие. Они очень хорошие, но у них чрезвычайно мало возможностей для интеллектуального развития, они мало чем интересуются.
У нынешнего поколения школьников оказалась очень слабая мотивация к хорошей учебе. Многие ученики почему-то не интересуются хорошими оценками. Даю, к примеру, письменную работу, так половина класса сдает листочки с несколькими случайно взятыми фразами, лишь бы место заполнить.
Трудно поверить, но некоторые дети абсолютно не понимают, зачем им нужно учиться. Просто не задумываются над этим.
Большие проблемы с концентрацией внимания. Ученики не могут выдержать 40-минутный урок. Уже через 20 минут они начинают беспокойно ерзать, вертеться, беспричинно копаться в сумках, перекладывая вещи с места на место. Естественно, они уже не способны следить за речью учителя.
Демонстрирую ученикам прекрасные научно-популярные фильмы, красивые, высокохудожественно снятые. Нет, не интересно. И это тоже печально, ведь человек, не приученный концентрировать свое внимание, не может постичь элементарных вещей.
— Остались ли вообще дети, которые хотят получать знания, те, кому интересен предмет?
— Ну что Вы так мрачно. Разумеется, всегда в каждом классе было, есть и будет хотя бы несколько ребят-звездочек, стремящихся к знаниям при любых условиях. Им действительно интересно учиться. Они имеются и теперь, только общий уровень поменялся. Знаете, словно среди невысоких холмиков самый высокий пригорок — пятьсот метров, а раньше среди холмиков в пятьсот метров высился утес километровой высоты.
Общий уровень учащихся снизился на две-три головы. Я еще помню, как некогда девочка-пятиклассница Ксюша делилась со мной своим мнением о прочитанной ею повести Ивана Сергеевича Тургенева «Первая любовь». Сегодня таких ксюш днем с огнем не сыскать.
И мне смешно, когда мои критически настроенные оппоненты, родившиеся после 1991 года, вопят, что советское образование было ужасным. Разница очевидна любому непредвзятому человеку.
Окончившие школу в нулевых годах XXI столетия учились еще на сливках советского просвещения, вкушая их полной ложкой. Старые кадры учителей работали еще на запасах прежнего опыта и методических наработках прежнего времени. Повторяю, я вовсе не считаю, что современные дети хуже своих родителей. Они хорошие дети, но поставлены современной жизнью в такие условия, что просто не могут развиваться должным образом.
И с уходом последних учителей советской эпохи ситуация еще больше усугубится, так как заменить их просто некому. Уже теперь в наших школах чудовищный некомплект опытных учителей-предметников, и администрация школ вынуждена принимать на работу кого попало.
Главным критерием стало не владение предметом и не практический опыт педагога. Наиважнейшее качество — владение латышским языком. О каком уровне преподавания идет речь?
Я далек от того, чтобы безмерно идеализировать советское время. Тогда было много хорошего, но и плохого имелось предостаточно. Но мне мечтается, чтобы можно было, сохранив хорошее из прежнего опыта, привнести этот позитив в положительный опыт нашего времени. Но у нас в Латвии уже давно стало хорошим тоном демонизировать все советское, трактовать то время исключительно в негативном ключе. Очень многие вещи делаются по принципу «лишь бы не так, как прежде». Результаты этого процесса мы видим.
Все реформы преподносятся исключительно как «прогрессивный западный опыт». Однако почему-то все забывают, что далеко не всякая реформа приносит пользу, особенно если она проводится без критического осмысления ее возможных негативных последствий.
