На вильнюсском кладбище Расу 22 ноября будут перезахоронены останки участников польского восстания 1863 года, в том числе Викентия («Кастуся») Калиновского. Белорусскую делегацию на этом мероприятии возглавит вице-премьер белорусского правительства Игорь Петришенко, но особенно интересно участие в похоронах Калиновского главы белорусских католиков. Присутствие митрополита Тадеуша Кондрусевича будет закономерно: костел в Беларуси работает как с польской идентичностью, так и с белорусским национализмом, согласно которому Калиновский был не польским, а белорусским национальным героем.
Белорусская православная церковь по поводу торжественной церемонии в Вильнюсе пока хранит молчание. Хотя, по идее, именно у белорусской православной общественности должны возникнуть вопросы по поводу подобной политики исторической памяти.
Ведь террор против православного населения и священников на территории Беларуси был неотъемлемой частью восстания 1863 года, а в издаваемых Калиновским пропагандистских листках антиправославная пропаганда играла одну из ведущих ролей.
А вот глава белорусских католиков, минско-могилевский митрополит Тадеуш Кондрусевич, намерен принять участие в церемонии захоронения польских повстанцев. Складывается весьма щекотливая ситуация.
Представители официальной белорусской делегации вместе с духовенством второй по численности религиозной конфессии Беларуси будут присутствовать на церемонии в честь деятелей, которые вели борьбу с доминирующей в белорусском обществе религиозной группой.
Современное белорусское государство всячески подчеркивает межконфессиональный мир и бесконфликтное сосуществование разных религий на территории Беларуси. В первую очередь речь идет, конечно, о крупнейших религиозных общинах — православных и католиках.
Во многих местностях, прежде всего в Западной Беларуси, где католическое и православное население живет смешанно, нередко можно увидеть композиции из православного и католического придорожных крестов, стоящих рядом.
Сложно придумать более наглядный символ мирного сосуществования двух версий христианства. Однако так было далеко не всегда.
Точное соотношение православных и католиков в Беларуси установить довольно сложно. Статистика фиксирует только количество приходов, но не число верующих, а этот показатель весьма лукав — по количеству зарегистрированных общин белорусских католиков, например, обгоняют протестанты.
Отсутствие внятной статистики в значительной мере обусловлено тем, что не всегда понятно, кого считать верующими. Современное белорусское общество сложно назвать религиозным, и зачастую конфессиональная принадлежность — скорее дань семейной традиции, нежели вопрос веры.
Но, в общем и целом, принято считать, что к православным относится порядка 80% белорусов, а к католикам — 10–15%.
Католицизм наиболее распространен на северо-западе Беларуси. В некоторых районах Гродненской области и на западе Витебской области католики могут составлять большинство населения, хотя католические общины дисперсно рассеяны по всей Беларуси. Немало католиков и в Минске, который играет роль своего рода плавильного котла для населения из разных регионов страны.
Католицизм на белорусских землях появился после их вхождения в состав Великого княжества Литовского, когда языческая литовская аристократия после некоторого колебания предпочла христианизацию по западному образцу, тем самым поставив барьер между собой и православными подданными и закрепив свое привилегированное положение по отношению к ним.
Этот выбор имел во многом роковые последствия для Великого княжества Литовского, которое начало стремительно терять поддержку среди православных феодалов.
Многие русские князья, ранее признававшие сюзеренитет Литвы, начали «отъезжать» в Москву вместе со своими уделами. Потенциальная возможность стать новым собирателем русских земель для ВКЛ с этого момента оказалась закрыта.
Даже князь Константин Иванович Острожский, который остановил наступление московских войск под Оршей и уберег ВКЛ от еще больших территориальных потерь, впоследствии столкнулся с противодействием литовской аристократии его назначению на должность литовского гетмана — из-за того, что он был «схизматиком» (то есть православным) и менять веру не хотел.
Принятие католицизма Литвой происходило в контексте политической унии с Польшей (собственно, это было ключевое условие возведения литовского князя Ягайло на польский престол), поэтому вполне закономерно, что католическая церковь стала проводником польского культурного влияния в Литве и на западнорусских землях.
Со временем обращение в католицизм стало автоматически означать и культурно-языковую полонизацию, католичество превратилось в «польскую веру» в противовес «русской вере» — православию или унии.
После раздела Речи Посполитой и вхождения белорусско-литовских земель в состав России костел оставался активнейшим проводником польского культурно-языкового и политического влияния в регионе. Католические священники принимали самое активное участие в организации и проведении польских восстаний 1830 и 1863 годов.
Поэтому упрекать митрополита Кондрусевича в том, что он едет почтить память польских повстанцев, вряд ли уместно — это вполне соответствует исторической традиции католицизма на белорусских землях.
Впрочем, не стоит забывать и о существенном нюансе — митрополит Кондрусевич едет почтить память не столько польских повстанцев, сколько «белорусского героя» Калиновского. В современной Беларуси католицизм стремится избавиться от клейма «польской веры».
Белорусское движение в свое время зародилось в среде преимущественно католической мелкой шляхты и увлекло в свои ряды определенную часть католического духовенства. Поэтому уже в начале ХХ века среди католического духовенства имелись ксендзы как «польской», так и «белорусской» ориентации.
Вообще, конфессиональное разделение белорусов и их склонность идентифицировать себя в соответствии с конфессиональной принадлежностью (православный — значит русский, католик — значит поляк) было большой проблемой для белорусского национализма начала ХХ века, и практически все деятели «национального возрождения» в своей публицистике уделяли немало внимания этой проблеме, доказывая православным и католикам, что они — именно белорусы, а не русские и поляки соответственно.
Впоследствии объединение территории Беларуси в рамках Белорусской ССР и жесткая антирелигиозная политика большевиков способствовали утверждению этой внерелигиозной белорусской идентичности.
Католическая церковь всегда была гибкой в вопросах национальной идентичности своих прихожан. Следуя макиавеллистскому принципу «цель оправдывает средства», взятому в свое время на вооружение орденом иезуитов, католицизм использовал национальный вопрос для укрепления своего влияния.
Долгое время инструментом католического прозелитизма на белорусско-литовских землях был польский патриотизм.
В современной Беларуси костел делает ставку на использование белорусского языка, представая в роли одного из главных ревнителей «национального возрождения», во многом на контрасте с православной церковью, где внедрение белорусского языка вместо церковнославянского и русского встречает серьезное сопротивление.
Впрочем, и в самом костеле по-прежнему сильна инерция многовекового польского влияния: во многих храмах, в основном в провинции, идут польские службы, а значительная часть священнослужителей — выходцы из Польши.
Ориентация на польские культурно-исторические мифы вполне закономерно порождает и стремление отождествить восстание 1863 года с белорусским патриотизмом.
