В XVI–XVII веках начался процесс русской колонизации лесостепной юго-западной окраины Русского государства — Слобожанщины. Главной трудностью в освоении этих территорий были постоянные набеги кочевых татар и ногайцев из Дикого поля. Однако проблемы создавал и другой колонизационный поток, двигавшийся на эти земли из Речи Посполитой. Украинский историк-националист Михаил Грушевский с пафосом назвал его «украинским колонизационным походом на Восток».
В апреле 1590 года новый порубежный русский город-крепость Воронеж подвергся нападению. «Черкасы из Канева и ис Черкас, да ис Переяславля атаманы Денис да Семпской, да Боран, да Гусак с товарищи» подошли к Воронежу и сообщили городским воеводам, что «они пришли к Воронежу на Дон для крымских и азовских людей и хотят з государскими людьми над татары промышляти». Русские воеводы послали черкасам «корм», а посланцев поили, кормили и оставляли ночевать в крепости. А ночью черкасы «пришли и тот город сожгли, и государева воеводу убили, и людей многих побили, а иных сожгли, а иных живых многих поимали, и многие убытки починили».
Обращаясь к властям Речи Посполитой, подданными которой были совершившие это нападение черкасы, русский Посольский приказ сообщал о похищении денежной казны и имущества на значительную сумму в 40 тысяч рублей. Историки предполагают, что в городе находилось денежное жалованье для донских казаков, которое обычно весной-летом высылалось на Дон через Воронеж. Этим ценным трофеем объясняется и вероломство, и решимость совершить такое рискованное предприятие, как захват города-крепости.
Отметим, что участвовавшие в этом нападении не понесли никаких наказаний от польско-литовских властей, при этом Московское государство и Речь Посполитая в тот момент не находились в состоянии войны.
Однако схватки подданных этих государств, периодически переходившие в настоящие сражения, были обычным делом в приграничье. Оговоримся, что специально обратим внимание на те из них, которые происходили в мирные периоды.
Черкасы нападали на русские сторо́жи и станицы — так назывались стационарные и конные посты, несшие наблюдательную службу в степи для раннего предупреждения о набегах крымских татар. Например, в 1571 году русские сторожа передислоцировались с реки Коломак (Харьковщина) на реку Ольшанку, так как «на Коломаки приходят черкасы каневские да сторожей громят», а в июле 1585 г. голова Роман Вердевский доносил, что его сторожа, стоявшая на озере Богатый Затон (сейчас территория Воронежской области), была разгромлена черкасами. В 1587 году воевода Андрей Хворостинин сообщал: «А которые ни ездили станичные головы в проезжие станицы для крымских людей по Донцу во все лето, тех всех громили и грабили и многих и на Поле не пропущают, да и по всем украинным городом в Сиверских городех государевым людем задоры чинят».
Нападали «разбойные черкасы» не только на «государевых людей», но и на порубежное население. В 1586 году они грабили жителей в окрестностях Ливен и Воронежа, в 1587 году отряд в 40 черкас под командованием атаманов Петра Верчуна и Тереха Шелудивого нападал на путивльские деревни, однако был разгромлен, успев разорить деревню Чаплицу Путивльского уезда и уничтожить станицу Афанасия Панютина, ехавшую для несения службы на Донец.
Присутствие «воровских» черкас создавало опасность и дипломатическим отношениям Московского государства с Крымом и османами: посольства, обычно везшие золото, пушнину и другие ценности, становились также объектами грабежа.
Поэтому дипломаты отправлялись под усиленным конвоем. Например, воеводы Фома Бутурлин и Юрий Булгаков со своими служилыми людьми были отправлены охранять дипломата Б. П. Благого и турецкого посланника.
Какую роль в этих процессах играла государственная власть Речи Посполитой? Советский историк Григорий Анпилогов связывал появление черкасов в российских пределах с государственной политикой Варшавы: «Польские феодалы в 80-х и начале 90-х годов XVI века в связи с приближением окончания срока действия перемирия 1582 года, заключенного между Россией и Польшей, энергично создавали отряды так называемых "воровских" черкас и посылали их в юго-западные уезды России на реки Северский Донец, Оскол и другие». Исторической основой для этого мнения стал статейный список посольства в Варшаву Павла Волкова и Мартина Сумского, в котором говорилось: «...а из Канева, и из Черкас, и ис Переяславля ваши люди приходят в Путивльский, и в Рыльский, и в Новгород-Северского в уезд, беспрестани воинским обычаем, станичников и бортников побивают, и в рыбных ловлях рыбу ловят, и станы ставят, а посылают их в нашу землю ис Канева, и из Черкас, из Переяславля и с Лубен державцы (местные власти)».
Самое первое дошедшее до нас упоминание о набегах черкас на русское приграничье содержится в Литовской метрике. Летом 1563 года через русских дипломатов Иван IV передал польскому королю Сигизмунду-Августу письмо, в котором выражались упреки за набег черкас из Канева на район, принадлежавший Московскому государству Чернигова и Новгород-Северского. В ответном послании король обещал решить проблему, однако набеги продолжались. В польской посольской метрике сохранилась запись речей русских посланников Елизария Ржевского и Захария Свиязева в 1587 году, говоривших о разбоях черкасских людей на Дону, Северском Донце, Северских городах (Путивле, Чернигове, Новгород-Северском и других). В заключенной ими перемирной грамоте отмечалась, что виновных в «обидных делех» «лихих людей» необходимо «сыскивать и казнити» с обеих сторон границы. В 1590 году польским послам Габриэлю и Матвею Воинам в Москве была вручена грамота со списком таких приграничных «обидных дел». По поводу приграничных грабежей русские воеводы обращались не только непосредственно к правительству соседней страны, но и к представителям местной пограничной администрации Речи Посполитой. Примером пограничной переписки могут служить обращения местных русских властей к руководителям города Остр. Его жители с грабежами вторгались в Новгород-Северский и Путивльский уезды. В ответ на жалобы русских властей в 1585 году отряд из 400 черкас разграбил порубежные деревни и места, где занимались бортным пчеловодством, «перебив и переранив» жителей. На повторные жалобы отвечал сам король Стефан Баторий, писавший, что «мы также подданным нашим прикажем, а о тех кривдах, о которых еси нам писал, зыскати и управу учинити велим».
В июле 1593 году состоялся новый набег из 200 жителей Остра на Смоленскую волость Черниговского уезда. Они повесили пятерых стрельцов и хотели повесить старцев Никольского монастыря, однако передумали и отпустили их. Как отмечает Андрей Папков, точно роль Польско-Литовского государства в организации движения черкасов на российские окраины определить трудно. Мы видим попустительство грабительским вылазкам при официальной риторике о наведении порядка и наказании виновных. Как и любой ущерб государству, которое является геополитическим противником, эти вылазки действительно были на руку правительству Речи Посполитой. Кроме того, у польских властей не было полного контроля над всеми действиями казачества. Постоянные вторжения подданных соседнего государства, угрожавшие русским поселенцам, препятствовали продвижению Московского государства на юг. Какие меры предпринимали русские власти для решения «черкасской проблемы» на юго-западных границах? Подробнее рассмотрим в нашем следующем материале.
