В 1934 году военизированная организация айзсаргов («защитников») произвела в Латвии государственный переворот и привела к власти Карлиса Ульманиса, который присвоил себе диктаторские полномочия. Следующие шесть лет в Латвии существовал авторитарный режим. Ни о каких демократических правах и свободах мечтать не приходилось. Парламент был распущен, деятельность всех политических партий была запрещена. При этом утверждалось, что эти запреты будут носить временный характер — до «наведения порядка» в стране. Вместо «наведения порядка» диктатура показала свою полную беспомощность в экономическом и политическом плане и в 1940 году рухнула в одночасье с появлением в Латвии советской власти.
К 1934 году в большинстве европейских государств власть концентрировалась в руках фашистских режимов. Все большее влияние обретали крайне правые партии популистского толка.
Латвийским политическим «тяжеловесом» был Крестьянский союз, чей бессменный лидер Карлис Ульманис уже несколько раз возглавлял правительство, но малоуспешно.
Будущий «вождь нации» стал своеобразным рекордсменом по числу политических банкротств.
Параллельно за радикально настроенный столичный электорат боролась правая партия «Национальное объединение». Кстати, партия с таким же названием существует и в современной Латвии.
Другой силой, жаждавшей установления авторитарного режима, был реакционно настроенный генералитет. Ничего удивительного — в остальных странах Европы с победившим фашизмом высшие армейские чины всецело поддерживали радикальные перемены. На внешнеполитическом поле созрела идеальная обстановка, облегчавшая узурпацию власти в Латвии правительством Ульманиса.
Поддержку антиконституционным действиям Ульманиса выразили как германские нацисты, так и представители Англии и США, которые опасались, что текущий строй в прибалтийской республике может рухнуть под ударами общественных организаций латвийских рабочих, подавляющее большинство которых исповедовало коммунистическую идеологию.
Сам переворот прошел тривиально до невозможности. Все ключевые здания в столице были заняты военными силами и организацией айзсаргов, у которой не было никакого формального статуса. Ульманис и Балодис подписали закон об объявлении военного положения по всей стране. Оно продолжалось четыре года. Этот закон по сути стал официальным поводом для проведения широкомасштабных зачисток по отношению ко всем инакомыслящим.
В открытых источниках обычно говорится, что военный переворот не вызвал никаких народных протестов. Это неправда. Надо принимать во внимание, что узурпация власти произошла в ночь с 15 на 16 мая, когда люди спали и не могли отреагировать на уничтожение демократического строя. Наутро люди проснулись и выразили свое возмущение.
Коммунистические силы организовали демонстрацию рижских рабочих. Центр города был заполнен манифестантами. Патрули айзсаргов, хорошо вооруженные, вступили в столкновение с практически безоружными демонстрантами. Вскоре протесты были разогнаны.
Фактически единственной силой, которая организовала народные протесты, была коммунистическая партия и связанные с ней организации.
Остальные отнеслись к насильственному захвату власти довольно лояльно.
Первым шагом ульманисовского правительства после объявления военного положения стала показательная расправа над всеми профсоюзами и рабочими сообществами. Был издан указ об их тотальном запрете. Эта мера под копирку повторяла решения гитлеровского правительства.
Следом были разгромлены и запрещены все культурные и спортивные общества и больничные кассы. Третьим шагом была зачистка школьных учителей, которые исповедовали левые идеи. Их просто лишили работы.
Вскоре после закрепления режима Ульманиса было арестовано или заключено в Лиепайский концлагерь более трех тысяч человек.
Большую часть составили люди левых убеждений, в том числе и представители латвийских соцдемов, которые в 1920-е годы занимали конъюнктурные, выжидательные позиции и не стремились противостоять растущему влиянию ультранационалистического крыла.
Переворот 15 мая 1934 года в Латвии не вызвал практически никаких возражений у Лиги Наций и авторитетных организаций мирового сообщества. Единственной серьезной внешней силой, которая открыто заявила о неприятии антиконституционных действий, стала политическая комиссия Коминтерна. 27 мая 1934 года состоялось ее очередное заседание, на котором переворот Ульманиса был оценен как поражение пролетариата Латвии.
ЦК КПЛ в своем официальном обращении отмечал: «…фашистская диктатура Ульманиса под флагом народной власти выдвигает программу "возрождения государства", заимствованную у Гитлера».
Государственная стратегия после захвата власти строилась на подавлении прав и свобод граждан, усилении политического гнета.
В социальной сфере последовало резкое снижение жизненного уровня. Правительство во второй половине 1934 года осуществило фактически рейдерские захваты нескольких ключевых промышленных предприятий, например, Лиепайский проволочный завод. Также в госсобственность перешли электростанции.
После этого государственные структуры создали ряд подконтрольных акционерных обществ, которым было обеспечено монопольное положение в различных отраслях промышленности.
Говоря об «ужасах» советской национализации, современные латвийские историки почему-то не хотят комментировать аналогичные процессы, стартовавшие в Латвии в 1934 году.
Для захвата предприятий 11 апреля 1935 года был создан специальный орган — Латвийский кредитный банк. Его деятельность контролировало напрямую Министерство финансов. Его возглавил политик и финансист Андрис Берзиньш. Вскоре началась повальная национализация, сопровождавшаяся грубым вмешательством в дела частного предпринимательства.
Среди крупных предприятий, захваченных при помощи механизмов Латвийского кредитного банка, можно назвать Vairogs (сборка автомобилей), Kudra (торф), Šiferis (шифер), Degviela (горючее), Kiegeļis (кирпич), Kiegeļnieks (кирпич), Latvijas berzs (древесина), Latvijas kokvilna (хлопок), Dzirnavnieks (хлеб, зерновые), Aldaris (пиво), Laima (кондитерские изделия), Rota и некоторые другие.
Латвийский кредитный банк сыграл роль своеобразной легальной отмычки, с помощью которой госструктуры получили бесконтрольный доступ к крупным денежным суммам и прибылям этих компаний.
Механизмы завладения контролем над бизнесом были просты и циничны. Банк по итогам консультаций с Минфином назначал на эти предприятия директоров-распорядителей, которые исполняли роль верховной надстройки. В том случае, если предприятия не давали прибыль, их убытки списывались за счет государства.
Само банковское дело также было сконцентрировано у приближенных авторитарного лидера и его окружения.
В 1938 году долгосрочные ссуды выделяли только Латвийский ипотечный банк и Государственный земельный банк — оба аффилированы с правительством Латвии. Самих же частных банков осталось только пять (в 1928 году их было девятнадцать). Одну из ключевых ролей в проведении этих мероприятий сыграл своеобразный «латвийский Ялмар Шахт» — глава Минфина Альфред Валдманис, который во время нацистской оккупации займет должность «директора финансов» в Латвийском самоуправлении.
Ульманис после переворота создал и особые монополистические организации, которые принадлежали государству непосредственно. Они назывались по-разному — «централь», «центральный союз», «монополия», «бюро», но суть от этого не менялась. Большая часть всех этих обществ — «Сахарная монополия», «Зерновое бюро», «Кожевенно-шерстяная централь» (Adu un vilnas centrāle), «Беконный экспорт» (Bekona eksports), «Латвийский центральный экспорт семян» ( Latvijas centrālais sēklu eksports ), «Латвийский центральный союз молокохозяев» (Ļatvijas piensaimnieku centrālā savienība) — находилась в руках у правительства.
Таким образом, реализация пищевых продуктов стала важнейшим источником доходов государственных структур, вставших на путь неотвратимой фашизации.
Впрочем, иностранные инвестиции в «монополии» Ульманиса во второй половине 1930-х годов несколько сократились, что было вызвано «бегством капиталов» из Европы в США. Тем не менее доля иностранных капиталов в предприятиях Латвии в 1938 году составляла в среднем 25–28%. В таких отраслях промышленности, как кожевенная, химическая, деревообрабатывающая, она была выше этого показателя.
Иностранные кредиты в 1939 году составили более 70 миллионов латов. Несмотря на то, что многие фирмы формально принадлежали Латвии, по сути их контролировал иностранный капитал.
Это лишь некоторая часть последствий совершенного 15 мая 1934 года госпереворота.
Последние 30 лет латвийские политики не устают разглагольствовать, что «советская оккупация» лишила Латвию будущего, но в 1940 году жители Латвии встречали Красную Армию цветами, потому что советская власть избавляла их не от либеральной демократии, а от фашистской диктатуры.
В заключение предоставим слово газете Ciņa, которая в четвертом номере за 1939 год подвела итог пятилетию диктаторского режима: «В политическом отношении фашисты Ульманиса поставили латышский народ ниже колониальных народов. Повсюду шныряют шпики Ульманиса, донося о каждом, кто критикует фашистский режим. За каждое слово, направленное против фашистского строя, угрожает административное наказание, а за антифашистскую деятельность сажают в тюрьму».
Весьма красноречивое свидетельство эпохи.
