Ратификация приграничного договора остается одним из ключевых конфликтных узлов в отношениях Эстонии и России. Наиболее упертые эстонские националисты до сих пор настаивают на правомочности Тартуского мирного договора 1920 года, согласно которому в состав досоветской Эстонии входил Печорский район Псковской области. Вот только для коренных русских жителей Печорского района в принадлежности к Эстонскому государству не было ничего хорошего. Таллин подвергал их дискриминации, закрывал русские школы и всячески пытался изгнать русское культурное влияние из Печор.
С конца ноября 1918 по февраль 1919 года Печоры находились под контролем Красной Армии. Но 4 февраля 1919-го эстонцы осуществили контрнаступление и захватили город. Впрочем, уже 11 марта его отвоевала 10-я стрелковая дивизия.
Немецкий военный контингент, остававшийся в Прибалтике по решению Компьенского мирного договора, должен был таскать каштаны из огня, удерживая «спорные» территории от советских войск. Мирный договор, подписанный в вагончике в глухом лесу, иезуитски предписывал подразделениям германской армии эвакуироваться из Прибалтики, но особо оговаривал, что эвакуация должна быть осуществлена, когда Антанта посчитает, что на данных территориях сложились для этого соответствующие условия.
«Соответствующие условия» — это образование государств-лимитрофов, штыками для которых служили бывшие кайзеровские вояки.
Уже к 1920 году «соответствующие условия» сложились. Эстонское государство получило путевку в жизнь. Немецкий контингент оказался ненужным. Фактически часть земель русского Пскова немцы передали эстонцам.
А потом был воплощен в жизнь один из геополитических проектов Владимира Ильича Ленина — Тартуский мирный договор от 2 февраля 1920 года, по которому город Печоры оказался переданным Эстонии, государственность которой выросла из другого ленинского проекта — Брестского мирного договора.
Двадцать лет Печоры оставались в составе Эстонии. Город Петсери, ставший центром новообразованной провинции Петсеримаа, подвергся планомерной эстонизации.
Со временем русское название Печоры перестало активно употребляться, особенно в процессе укрепления ультранационалистической идеологии.
Население города росло (в 1920 году — 2 013 жителей, в 1939 году — уже 4 431 человек) в основном за счет внутриэстонских переселенцев, которые получали здесь землю и жилье.
Городской общественностью постоянно поднимался вопрос об открытии отдельной русской гимназии в Печорах, но он тщательно блокировался городским управлением, состоявшим преимущественно из эстонцев (две трети гласных депутатов). До 1937 году в городской гимназии действовало одно русское отделение, но потом оно было закрыто по распоряжению авторитарных властей республики.
Одним из немногих поборников образования на русском языке в исконно русском городе был торговец-оружейник и библиофил Борис Бернгардович Линде. В 1937 году ценой колоссальных усилий он сумел открыть частную русскую гимназию, хотя давление правительства было беспрецедентным.
Через год гимназия Линде была закрыта. Так претворялся в жизнь принцип эстонских националистов: никаких русских школ.
Так же обстояли дела и с русскими печатными изданиями. Самая известная газета на русском языке — «Печорянин» — выходила смехотворно короткое время, с 16 июля по 10 декабря 1920 года. Ныне каждый из ее 39 выпусков — коллекционный раритет. Остальные газеты фактически были однодневками. Правительство Эстонии ссылалось на нехватку средств и не оказывало поддержки русскому газетному делу на Печорской земле.
Власти республики также отыгрались и на топонимике. Старые, неудобные, слишком русские названия улиц, районов, кварталов были оперативно заменены эстонскими. Языком администрации, полиции и делопроизводства также был эстонский. За русским сохранился статус неофициального языка межкультурного общения, но никакой поддержки русской культуре и русской общественной жизни по существу не оказывалось.
Русское население было предоставлено самому себе — выживай кто как может.
Некоторые историки любят подчеркивать факт того, что благодаря вхождению Печор в состав Эстонии удалось спасти православный Свято-Успенский монастырь. Однако почему-то они неохотно распространяются о последствиях аграрной реформы, принятой Таллином в том же 1920 году. Согласно реформе, большую часть крупных земельных наделов получили военные чиновники, министерские структуры и аффилированные с правительством латифундисты, внесшие вклад, естественно, в борьбу за независимость Эстонии против Советской России.
Православная обитель Печор, очевидно, в привилегированный список не вошла.
Более того — исконные, сформировавшиеся в течение четырех столетий земли Печерского монастыря были демонстративно урезаны по решению эстонской администрации.
Май 1925 года преподнес неприятный сюрприз — власти Эстонии конфисковали все земельные владения монастыря, оставив ему лишь 16 десятин (и еще 50 — за пределами Печорской городской границы). Тем самым обитель, жившая за счет сельхозугодий, была лишена средств к существованию. Монастырь поставили в тесную зависимость от госдотаций. Эстонское правительство не отличалось щедростью по отношению к великому православному монастырю с многовековой историей.
Более того, Псково-Печерский Свято-Успенский монастырь оказался в эпицентре событий в связи с церковным расколом, затеянным по инициативе эстонской стороны. В 1922 году Собор эстонской церкви запросил автокефалию у патриарха Константинополя. Рассмотрение запроса длилось десять лет, и в 1932 году последовало положительное решение.
Константинопольский патриарх Мелентий IV предоставил эстонским раскольникам долгожданный томос. Это вызвало категорическое неприятие со стороны игумена Печерской обители Иоанна (Булина), который отказался подчиняться новой церковной структуре. Иоанн, бывший одним из наиболее авторитетных церковных деятелей Прибалтики, выступал за сохранность монастырского имущества, на которое претендовали раскольники.
Выпускник Рижской духовной семинарии, игумен Иоанн тотчас навлек на себя немилость со стороны официального Таллина. Однако он не оставлял попыток восстановления справедливости. Человек, сумевший после войны возродить Печерский монастырь и сделать его центром паломничества в регионе, вскоре был лишен всех должностей, в том числе и сана епископа Нарвы. Его жалобы в канцелярию Константинопольской патриархии ни к чему не привели. В результате политической травли он вынужден был оставить Эстонию и уехать сперва в Афон, а затем в Белград. В 1938 году он принял решение вернуться в Эстонию и, увы, 18 октября 1940 года был арестован органами НКВД и в 1941 году расстрелян.
В советские годы уже при Хрущеве предпринимались попытки закрыть Псково-Печерский монастырь, но его новый настоятель Алипий (Воронов) защитил легендарную обитель. Среди монахов были люди, прошедшие всю Великую Отечественную войну и совершавшие геройские подвиги. Они были готовы защищать Печерскую обитель с оружием в руках до победного конца. И хрущевские чиновники отступили.
Сегодня есть другая странность.
Часть эстонского политистеблишмента до сих пор живет в искаженном измерении, выстраивая отношения с Москвой на основе Тартуского мирного договора. По их мнению, Печоры по-прежнему являются неотъемлемой частью Эстонии.
В начале 2021 года грянул очередной политический кризис. Первые лица государства публично перессорились из-за принадлежности Печор. Так, спикер парламента Хенн Пыллуаас обвинил правительство в предательстве национальных интересов. Дескать, как можно делать вид, что Тартуский мир более не действует?
У Эстонии сегодня собственных проблем выше крыши, но фактор «исконно эстонских земель» не дает ей покоя.
Однако сильно сомневаемся, что жители Печор захотят вернуться в «благословенные» 1930-е годы, когда на Печорской земле не было ни одной русской школы, русский язык был лишен официального статуса, а Псково-Печерская обитель подвергалась мощному давлению со стороны церковных раскольников.
А правительство Эстонии, претендуя на Печоры, Изборск и Ивангород, с тем же успехом может претендовать на Луну.
