Сегодня во всём мире отмечают Международный день освобождения узников концлагерей. Дата, 11 апреля, установлена в память об интернациональном восстании узников Бухенвальда, произошедшем в 1945 году. О трагической судьбе узников концлагерей, которых с каждым годом в живых остается всё меньше, а также о нарушениях прав человека в современном мире аналитический портал RuBaltic.Ru пообщался с руководителем международных программ фонда «Историческая память» Олесей ОРЛЕНКО:
— Г‑жа Орленко, всего в концлагерях различного типа, в том числе и концентрационных, за время Второй мировой войны содержалось около 18 млн человек. Есть ли данные, сколько среди них было граждан СССР?
— Мне не попадалась какая-либо обобщающая статистика по советским заключенным. Несомненно, она есть. Однако нужно понимать, что работа по подсчетам в этой области весьма затруднительна. Не всегда можно с уверенностью назвать точное число заключенных даже наиболее крупных и известных лагерей. Вот, например, раз речь идет о Международном дне освобождения узников фашистских концлагерей, в качестве даты выбрали 11 апреля — восстание в концлагере Бухенвальд.
В этом концлагере было более 23 тысяч узников из СССР (хотя, например, подсчет погибших там советских военнопленных не велся). А в лагере Майданек вообще была система присвоения одного и того же номера нескольким заключенным. Также известно, что в строительстве этого лагеря в 1941 году было задействовано около 5 тысяч советских военнопленных, из которых до ноября дожили только 1,5 тысячи, большая часть в неработоспособном состоянии. Считается, что советских заключенных в Освенциме было более 15 тысяч. И так далее. Говорить о менее масштабных лагерях, в частности на территории СССР, еще сложнее. Ведь немцы, отступая, пытались уничтожить и улики, и связанные с лагерями документы.
— Отличались ли условия нахождения в концлагерях узников из стран союзников и советских граждан?
— Несомненно, отличались. В глазах приверженцев нацистской идеологии советские военнопленные были недочеловеками. Причем не только неполноценными, но и опасными. Обращение с ними было соответствующим. Советские военнопленные использовались воюющей Германией как рабочая сила. При этом дневной рацион человека составлял на практике 700 ккал (в отличие от установленных 2 100 ккал). Из-за этого люди питались так называемым подножным кормом.
А в лагерях, которые представляли собой просто огороженную территорию без каких-либо построек, людей и вовсе не кормили. Например, предназначенная для военнопленных часть Саласпилсского лагеря — так называемый Шталаг 350. Там от голода люди объедали кору с деревьев.
А.Гаспарян о реабилитации нацизма в Латвии (Саласпилсский лагерь)
— Как сложилась жизнь тех, кто смог выжить в концлагерях?
— Сложилась по-разному. Можно говорить, что к концу войны за пределами СССР находилось порядка 5 млн советских граждан: и военнопленных, и гражданских. Часть из них использовалась на принудительных работах, часть была узниками концентрационных лагерей. «Остарбайтеры» зачастую тоже содержались в лагерях. Практически все они вернулись обратно.
Вопреки расхожему мнению, их не отождествляли с предателями. Приписываемое Сталину выражение: «У нас нет пленных, у нас есть предатели», — публицистическая выдумка на волне критики культа личности после ХХ съезда КПСС.
Тем не менее порядка 14% репатриированных военнопленных были переданы для разбирательств НКВД. А если рассматривать рабочие батальоны как форму репрессивной политики по отношению к бывшим военнопленным (условия службы были весьма суровыми, а оплата труда — чрезвычайно низкой), то эта цифра равняется примерно трети от общего числа вернувшихся.
Однако стоит помнить еще и о судьбе гражданского населения. Часто им приходилось возвращаться, не имея практически никакого имущества, потеряв погибшими или ранеными своих близких, будучи искалеченными тяжким трудом и условиями содержания в концентрационных лагерях. На бытовом уровне отношение к ним было часто негативным, особенно со стороны тех, чьи родственники так и не вернулись с войны или из плена.
Особенно тяжело пришлось жителям тех районов, где проходили карательные операции: северо-запада СССР. В результате политики «выжженной земли» нацистами были уничтожены целые деревни. Люди возвращались в буквальном смысле на пустое место. Сразу восстановить такие потери было невозможно. Многие пострадали и даже погибли во время голода 1946 года, царившего на этих территориях.
— Как могло произойти, что значительная часть немцев просто не знала о том, что реально происходило в концлагерях?
— Сложный вопрос. Вполне вероятно, что кто-то на самом деле не знал. Вернее, не хотел задумываться. Ведь важно помнить, что речь идет об обществе, осуществлявшем незадолго до этого программу эвтаназии по «гуманному уничтожению лишних людей», являвшихся «обузой». Так и концлагеря же создавались, в их понимании, для «лишних», а не для людей, каждый из которых ценен, уникален и неповторим.
— В Израиле существует национальный мемориальный комплекс Катастрофы Яд ва-Шем. В нём, как известно, хранятся данные обо всех невинно убитых нацистами евреях. Учитывая масштабные потери, понесенные жителями СССР, есть ли необходимость создания подобного мемориального комплекса? Озвучивались ли подобные идеи?
— Такой центр необходим, и сделать его надо было уже давно. Такие идеи не раз озвучивались в научном сообществе. Однако в этом направлении предстоит проделать еще неимоверную работу.
За образец можно взять наших белорусских коллег, которые ведут учет сожженных деревень (исследовательская традиция идет еще со времен БССР). На данный момент существует электронная база таких деревень, есть множество публикаций.
Касательно России существует только одна монография, «Сожженные деревни России», составленная опять же по документам Национального архива Республики Беларусь, и вышла она только в прошлом году. Аналогично нужно проводить подобные исследования об украинских деревнях. Так, в 2013 году появилась монография «Сожженные сёла Украины».
— Вы принимали участие в расследовании массовых убийств на Украине: в Киеве, Мариуполе, Одессе... Продвинулся ли хоть немного процесс поиска убийц?
— Мне удалось поработать с коллегами из Группы информации по преступлениям против личности по сбору информации о преступлениях, совершенных в Украине. В частности, о событиях 2 мая 2014 года в Одессе. По заявлениям украинской стороны, расследование ведется. Гражданские активисты говорят о давлении на суд. Из-за этого судебные заседания срываются, также не вынесено ни одного приговора по данному делу, а ведь прошло уже четыре года.
У меня лично при мысли обо всём этом возникает риторический вопрос: а где же давление международного политического сообщества? Где требования ускорить расследование? Иногда для того, чтобы выдвинуть обвинение стране, представителям западной демократии достаточно предположения или СМС‑сообщения.
В случае с гибелью людей в Доме профсоюзов есть данные медицинской экспертизы, показания свидетелей, видео. Однако официальной реакции не последовало, как, например, это было в случае с Сергеем Магнитским.
— Происходит ли изменение отношения украинцев к теме защиты личности от насилия в условиях продолжающегося конфликта на востоке страны?
— Несомненно, в Украине действуют общественные организации, занимающиеся этим конфликтом. Любая деятельность, направленная на установление фактов нарушения прав человека, — это позитивный момент. Какие-либо организации в Украине, высказывающие критику военной политики своего государства в этом регионе, мне неизвестны. Меня несколько раз приглашали принять участие в мероприятиях «на полях» заседаний ОБСЕ. Я видела представителей некоторых украинских некоммерческих организаций (НКО), которые охотно вели с моими коллегами кулуарные беседы и высказывали готовность к общению. Мои коллеги пытались контактировать с ними, однако, насколько мне известно, безрезультатно.
— Нет ли роста агрессии в общественных настроениях, способствующей легитимации насилия?
— Конечно, подобные тенденции присутствуют. В том числе и в России. Надо понимать, что информационное пространство сейчас крайне напряжено, а это сказывается на радикализации общественной риторики. Для многих сейчас мир поделен на «черное» и «белое». Значительную ответственность за это несут СМИ и политические деятели, для которых темы, связанные с человеческими жизнями (а ведь конфликты и войны — это в первую очередь судьбы людей), являются способами заработать популярность, продвинуться в карьере и т. п. Общество сейчас также находится в контексте конфронтации, а не диалога. А ведь диалог и возможность договариваться являются единственными путями выхода из кризиса.
