Брестский мир, который сами его подписанты называли «похабным», был заключен 3 марта 1918 года между советским правительством и Германией. В результате соглашения Россия лишалась Прибалтики, Финляндии, Привисленских губерний, большей части территории Беларуси, а также Украины. «Похабный» мир способствовал закреплению новой геополитической реальности и выходу на историческую арену новых наций и государств, родившихся в схватке континентальных империй за доминирование в Восточной Европе. В «брестской» реальности этот регион живет и сегодня.
Мир продержался недолго и был аннулирован 13 ноября того же 1918 года. Позже советская Россия вернула большую часть утраченных территорий, однако последствия этого перемирия выходят далеко за пределы короткого периода его действия. По сути, сегодня на постсоветском пространстве мы вновь имеем те же самые «брестские» границы, и это представляется неслучайным.
Зачем большевики подписали Брестский мир?
«Похабный» характер Брестского мира очевидным образом льет воду на мельницу конспирологических теорий, в соответствии с которыми большевики были агентами немецкого влияния, внедренными с целью вывода России из войны и разложения русской армии.
Первая мировая война, как это ни странно, может считаться и «первой гибридной». Конфликтующие стороны не только сражались с помощью оружия, но и задействовали методы информационной войны и «мягкой силы», поддерживая деструктивную оппозицию на территории противника.
То, что Германия и Австрия использовали против России широкий арсенал «гибридных» методов, не подлежит сомнению. Это касалось прежде всего поддержки разного рода национал-сепаратистских движений, в первую очередь украинского.
Системная работа с украинским сепаратизмом велась задолго до войны, первым делом в австрийской Галиции, где создавались тепличные условия для развития украинского движения и, напротив, всячески подавлялся и искоренялся русофильский лагерь. Галиция, превращенная в «украинский Пьемонт», становилась инструментом дестабилизации и российской Украины.
В годы войны при активной австро-немецкой поддержке велась украинская пропаганда среди солдат-малороссов, воевавших в русской армии, а для военнопленных украинского происхождения создавались специальные лагеря, где их обрабатывали в соответствующем духе.
Плоды этих усилий не пропали даром, и украинский сепаратизм «выстрелил» сразу же после Февральской революции, способствуя дальнейшему расшатыванию России.
Разного рода революционные радикалы, включая большевиков, также были частью этой «гибридной» игры. Космополиты-большевики, выступавшие с пораженческих позиций и проводившие разлагающую пропаганду в русской армии, объективно отвечали интересам Германии в ее борьбе против России.
Безусловно, большевики не были немецкими марионетками и вели свою игру, используя ситуативное совпадение интересов с «немецкими империалистами» в собственных целях. Поэтому Брестский мир не был осознанным «предательством», тем более что большевики не мыслили в категориях российского патриотизма и русских национальных интересов.
Советская власть получила страну с разваливающейся экономикой и деморализованной разложившейся армией (чему в немалой степени поспособствовала и большевистская агитация), поэтому скорейший выход из войны был вопросом банального выживания и сохранения России, пусть и в усеченных границах, в качестве революционного плацдарма.
Впоследствии большевики отплатили немцам, используя против них те же самые «гибридные» методы и помогая немецким революционным силам. Более того, в какой-то момент казалось, что они в одном шаге от успеха, что революция в Германии действительно зажжет пожар мировой революции.
Однако то, с какой легкостью советское правительство рассталось в Бресте с огромными территориями и миллионами населявших их русских подданных, было яркой иллюстрацией космополитизма большевиков, видевших в России исключительно «хворост» для разжигания пожара всемирной социалистической революции.
Это мировоззрение новых хозяев России впоследствии дорого ей обошлось, обернувшись многочисленными кровавыми эксцессами первых десятилетий советской власти.
Брестский мир и национальный вопрос
Вторым не менее значимым аспектом Брестского мира стал национальный вопрос. Континентальные империи, соревновавшиеся за доминирование в Восточной Европе, активно использовали друг против друга национальные сепаратизмы малых народов. Инициатива здесь была не только в руках Германии и Австрии, разжигавших украинский сепаратизм в России. Аналогичным образом действовала и Россия, всячески покровительствуя национальным движениям славянских народов в Австрии.
В начале войны существовали планы создания на обломках «лоскутной» империи славянской конфедерации с центром в России, а чешские панслависты во главе с Карелом Крамаржем (будущим премьер-министром Чехословакии) обсуждали в Петербурге вопрос преобразования Чехии в королевство во главе с одним из представителей дома Романовых.
Увы, после Февральской и тем более Октябрьской революции об этих планах можно было забыть, и теперь уже Германия пыталась выступить в качестве покровителя «угнетенных» народов, населявших Российскую империю.
Немцы «помогали» национальной эмансипации украинцев и прибалтов. Под крылом немецких оккупационных сил заявил о себе и белорусский национализм.
Белорусская народная республика (БНР) была провозглашена 25 марта 1918 года, можно сказать, по горячим следам Брестского мира, а самопровозглашенное белорусское правительство тут же отметилось верноподданнической телеграммой в адрес немецкого кайзера, в которой утверждалось, что «только под обороной Германской державы видит Рада [БНР] добрую долю своей страны в будущем».
Сразиться за влияние на национальные движения Восточной Европы попробовали и большевики, рассматривая их как своих естественных союзников в борьбе с «мировым империализмом». Именно это в конечном счете предопределило выбор в качестве формы устройства СССР модели федерации национальных республик, созданных по этническому принципу — модели, которая, как покажет время, окажется весьма неустойчивой и конфликтной.
