В ушедшем 2019 году исполнилось 100 лет попытке белого офицера Бермондта-Авалова пройти к Петрограду через территорию Прибалтики. Павел Бермондт-Авалов — человек, который мог изменить судьбу Гражданской войны. Он, в отличие от других командиров «белого» движения, прекрасно понимал, что на «друзей» по Антанте рассчитывать не приходится, и видел выход только в союзе с немцами. По этой причине Павел Рафалович оказался врагом для всех сторон.
Бермондт-Авалов в июле 1919 года попал в мятежную Латвию из немецкого плена с целью собрать добровольческий отряд для борьбы с коммунистической властью. Однако по прибытии почти сразу пошел наперекор руководству и отказался передвинуться с частями Западного корпуса на Нарвский фронт.
В сентябре 1919 года к добровольческому отряду Павла Рафаловича Бермондта-Авалова присоединилось колоссальное число немецких военных. Этому способствовало унизительное положение, которое было создано германским частям на территории Латвии. Многие офицеры, преимущественно представители старой земельной аристократии, оказались обманутыми Карлисом Улманисом, который не спешил исполнять условия подписанного в декабре 1918 года договора (за защиту правительства Улманиса немцам были обещаны земли, оклад и гражданство). Кроме того, с июня 1919 года Немецким ландесвером как бы в издевку руководил британский полковник.
Бермондт-Авалов создавал свою Западную добровольческую армию (русскую армию с немецким большинством) на деньги одного из крупнейших банков Германии «Морган и Ко». В свою очередь, кредитная организация отстаивала интересы влиятельных немецких промышленников и землевладельцев, не желавших терять контроль над прибалтийскими землями, которые воспринимались ими как «исконная вотчина». В итоге «Морган и Ко» выделил 300 миллионов марок на дело восстановления исторической справедливости.
Параллельно на немецкие средства при Западной добровольческой армии формировались гражданские органы власти, которые претендовали на функции латвийского правительства. 6 октября в Митаве Бермондт-Авалов подписал положение о «Совете Западной России», в котором обязанности председателя исполнял бывший виленский губернатор Константин Константинович Пален.
Таким образом, небольшой латвийский город Елгава, столица бывшей Курляндии, где располагалась ставка Бермондта-Авалова, оказался в эпицентре военно-политических пертурбаций. В случае успеха предприятия Павла Рафаловича он мог стать временной столицей нового государственного образования.
Бермондт-Авалов, судя по воспоминаниям, опубликованным в эмиграции в Германии и США, искренне рассчитывал на взятие Петрограда и избавление России от коммунизма. Однако у кураторов прибалтийской политики были другие планы.
26 августа влиятельный английский генерал Марч созвал в Риге масштабное антибольшевистское совещание, на котором присутствовали представители Финляндии, Литвы, Латвии, Эстонии, Северо-Западной армии Юденича и Западной русской армии Бермондта-Авалова. На нем были разработаны и скоординированы военные действия против советской России.
Бермондту-Авалову было предписано начать наступление через Двинск в направлении Великих Лук с целью выхода на Бологое для перерезания важной транспортной артерии — Николаевской железной дороги.
Впрочем, у британских военачальников возникли обоснованные опасения, что настроенный против Англии Бермондт-Авалов не намерен исполнять приказание.
Однако Павел Рафалович к началу октября все же принял решение наступать на Двинск. В это же время боевые подразделения латвийской армии осуществляли точечные вылазки, во время которых воинов Западной добровольческой армии подвергали эпизодическим обстрелам.
Бермондт-Авалов несколько раз пытался призвать латвийскую армию к координации совместных действий. Но Улманис продолжал вести двойную игру: с одной стороны, горячо декларировал намерение бороться с большевизмом, а с другой, будучи верховным главнокомандующим своих вооруженных сил, — относился к армии Бермондта-Авалова как к врагу.
Латвийские передовые отряды не вступали с бермонтовцами в прямой и открытый бой, а наносили провокационные удары исподтишка. Уже 7 октября командующий Западной армией направил войска к Риге, намереваясь наказать Улманиса за диверсии против его солдат и принудить латвийское правительство к исполнению своих обязательств.
Латвийские новобранцы, а также представители слабоорганизованного ополчения, состоявшего из студентов-добровольцев, не имели возможности оказать реальное сопротивление хорошо подготовленной и вооруженной армии Бермондта-Авалова, который, не встречая особого противодействия, за два дня занял Задвинье с районами Шампетер, Зассенгоф, Торенсберг.
Вопреки расхожему мнению, Бермондт-Авалов не ставил перед собой цель захватить Ригу и уничтожить латвийскую государственность. Более того, после долгих размышлений полковник предложил официальной Риге перемирие с продолжением стратегического сотрудничества. Он хотел добиться того, чтобы Улманис пропустил его войска к Петрограду для оказания помощи Юденичу. В России белогвардейцы уже начали наступление, надеясь на многократно обещанную помощь английского флота по взятию береговых фортов Финского залива, что привело бы к существенному ослаблению оборонительных позиций советской власти.
Но вместо реальной подмоги Северо-Западной армии англичане направили вооруженную до зубов эскадру в Рижский залив, к устью Даугавы, откуда в течение всей второй половины октября производили методичный обстрел территории левобережья, не щадя ни солдат Западной армии, ни мирных жителей.
Дула английских пушек были открыто направлены против русского военачальника, имевшего неосторожность довериться правительству республики-лимитрофа и его кураторам.
В это же время в Ригу прибыли четыре эстонских бронепоезда.
Бермондт-Авалов израсходовал практически все боеприпасы в ходе упорных позиционных боев при попытке переправиться на правый берег Западной Двины и, обстреливаемый английскими военными кораблями, вынужден был начать отступление.
Фактически это была необъявленная война, которую напрямую вели части британских ВМФ совместно с отрядами латвийской армии против командующего 50-тысячной Западной русской армией.
Улманис, который, вероятно, получил гарантии от своих иностранных покровителей, отделался легким испугом. Пропагандистские круги интерпретировали этот переломный эпизод латвийской истории как «победу над Черным рыцарем», и в контексте этой национальной мифологемы образ Бермондта-Авалова был окрашен темными красками притеснителя, угнетателя и поработителя латышской нации.
Сегодня отдельные латышские национал-радикалы, не стесняясь, преподносят борьбу против Западной армии как борьбу с Россией за независимость, и эта версия находит свое отражение в исторической публицистике и некоторых учебных изданиях.
Армия Бермондта-Авалова, хоть и была деморализована, благодаря самообладанию командующего смогла осуществить организованное отступлению через Митаву. Ставка Павла Рафаловича в Митавском дворце подверглась символическому обстрелу со стороны латвийских артиллеристов.
Трудно сказать, о чем тогда размышлял прославленный русский полководец, проявивший, возможно, излишнюю наивность в самый ответственный исторический момент. Однако известно, что после драматических событий осени 1919 года он обосновался в Германии, где опубликовал мемуары «В борьбе с большевизмом» и принял участие в деятельности консервативных монархических группировок.
Незадолго до прихода Гитлера к власти Бермондт-Авалов возглавил «Русское освободительное социалистическое движение», однако затем был заключен нацистами в Моабитскую тюрьму.
Вскоре ему удалось через Италию перебраться в Югославию, а затем он переехал в США.
Павел Рафалович Бермондт-Авалов прожил долгую жизнь. Он умер в Нью-Йорке в возрасте 97 лет и был похоронен на местном кладбище Успенского женского Новодивеевского монастыря.
Имя Бермондта-Авалова в любом случае останется в летописи Гражданской войны. А о том, кто виноват в тех драматических событиях осени 1919 года, и о том, кто прав, рассудит беспристрастная история, сохранившая немало объективных свидетельств той эпохи.