Одна из причин, по которым страны Балтики выступают против проекта магистрального газопровода «Северный поток — 2», декларируемая политиками, — опасения, что таким образом государственный газовый концерн России «Газпром» увеличит свое политическое влияние во всём ЕС. Тем не менее, несмотря на риторику политиков, которая четко укладывается в современные антироссийские настроения, европейские участники проекта не намерены от него отказываться. Почему европейские газовые концерны готовы инвестировать в «Северный поток — 2»?
Для того чтобы понимать причины такой пристрастности, стоит посмотреть, что происходит с поставками природного газа в Европе, поскольку в ней одновременно действуют сразу несколько тенденций. Есть «классический» подход: поставки идут по магистральным трубопроводам, продавец и покупатель подписывают долгосрочные, до 25 лет, контракты, в которых цена газа «привязана» к стоимости нефти, учитывает расходы на транспортировку и цену транзитных услуг стран, через которые проходит газопровод. Обычно действует и принцип «бери или плати».
Есть в Европе и столь любимый руководством Евросоюза спотовый рынок, при котором права собственности передаются и оплата контракта происходит едва ли не день в день и который позволяет становиться поставщиками газа даже небольшим трейдинговым компаниям. И третий подход — достаточно быстро растущий рынок сжиженного природного газа (СПГ). Из-за того, что поставщики и потребители в своей деятельности порой используют все три подхода, со стороны рынок природного газа выглядит довольно сумбурно. Попробуем в этом разобраться.
«Классический» подход отличается тем, что в качестве поставщиков мы видим только государственные компании: из Алжира, Норвегии и России поставки ведут национальные газовые компании.
Связано это прежде всего с огромными капитальными вложениями: длина трубопроводов измеряется тысячами километров, их «обслуживают» десятки и сотни компрессорных станций. Инвестиции в систему магистральных трубопроводов настолько велики, что частные компании никогда в них не вкладывались. И контрольный пакет обсуждаемого «Северного потока — 2» будет принадлежать государственной компании «Газпром» именно, скажем так, по праву сильного. 1 250 км через Балтийское море — это ведь только часть, финальная часть системы трубопроводов, по которым газ из сибирских месторождений приходит на берег Балтики.
«Газпром» вкладывал финансы в создание этой системы и вполне законно желает контролировать непосредственно поставку конечному потребителю. Поэтому совершенно логично появление принципа «бери или плати»: поставщику необходима уверенность в том, что вложения в газотранспортную систему будут окупаться. Этот принцип снимает с него часть коммерческих рисков.
Привязка цены газа к цене нефти — это, на самом деле, просто традиция, сложившаяся в те времена, когда в Европе работали электростанции на мазуте — продукте переработки нефти. Нефть и газ, сгорая, выделяют тепло, только в одном случае «горят литры», в другом — «горят кубометры». Вот на основании теплотворности этих двух ресурсов и возникла ценовая взаимосвязь.
Но нефть давно стала биржевым товаром. Цены на нее меняются едва ли не ежеминутно. С газом же такого не происходит, и причина тоже понятна. Если у вас в наличии контракт продолжительностью в 10 или 20 лет, то ежеминутный пересчет стоимости поставки становится ненужным обременением. Поэтому в формуле, по которой определяется стоимость газа, учитывается не только сиюминутная стоимость барреля нефти, но и то, сколько он стоил шесть и девять месяцев назад.
Таким образом, цена газа при «классическом» подходе усредняется, что удобно как поставщику, так и потребителю. Поставщик может рассчитать свою прибыль, заранее спланировать необходимые дополнительные работы: где-то заменить компрессорную станцию, где-то подключить к газотранспортной системе новую буровую установку и так далее. Потребителю это тоже удобно. Он тоже может заранее рассчитывать прибыль и планировать свою деятельность.
В качестве примера: «Северный поток», придя на берег Германии, потребовал дополнительных расходов: на компрессорную станцию, достаточно крупное газовое хранилище, распределительную сеть трубопроводов, по которым газ приходит на электростанции, на крупные предприятия, к населенным пунктам, к другим конечным потребителям. Инвестиции в такую систему хранения и распределения весьма масштабны, усредненные цены газа позволяют заранее распланировать сроки окупаемости.
Таким образом, описываемая «классика жанра» максимально комфортна как для компаний-поставщиков, так и для компаний-потребителей; проигравшей стороны нет.
Сметная стоимость «Северного потока — 2» составляет 9 млрд долларов. Сумма серьезная, финансирование будет частично банковским, планирование получения прибыли и сроков возврата кредитов — естественная часть проекта. Логично и то, что формулы расчета стоимости газа всегда «индивидуальны»: «Газпром» не поставляет газ в некую абстрактную «Европу» — все свои контракты он заключает с совершенно определенными потребителями, чаще всего с национальными газовыми компаниями.
Газ, приходящий в латвийское газовое хранилище Инчукалнс, «пробегает» одно количество километров, разительно отличающееся от расстояния до Италии или до Франции, следовательно, на прибалтийском направлении работает одно количество компрессорных станций, для южных европейских стран — совсем другое. Объем газа, который ежегодно закупает у «Газпрома», например, Польша, — около 9 млрд кубометров, а Германия приобрела в 2017 году больше 53 млрд. Логично, что и цены кубометра были разными, так как эта разница существует всегда при оптовой и розничной продаже.
Влияет на цены еще и политика: Белоруссия, к примеру, всегда имеет преференции, поскольку входит в состав Союзного государства и в ЕАЭС.
И совершенно понятно, что и «Газпром», и его европейские потребители считают формулы расчета цены газа коммерческой тайной: конечных потребителей должна интересовать конечная цена, а не то, на каких конкретно условиях газ пришел к владельцу распределительной сети.
Поэтому в своих публичных отчетах «Газпром» предпочитает сообщать только о средней цене — в 2017 году для европейских потребителей она составила 190 долларов за тысячу кубических метров.
Вот так схематично выглядит «классический» подход к торговле газом в Европе. В качестве примера мы использовали ситуацию, складывающуюся вокруг «Газпрома» и его «Северного потока — 2», но она мало отличается и для алжирского Sonatrash, и для норвежского Statoil.
Как и «Газпром», эти компании желают заранее просчитывать свои бизнес-планы. Вот месторождение, которое способно давать столько-то миллиардов кубометров в год, вот затраты, которые необходимы для строительства буровых установок, для первичной очистки газа, для строительства газопровода от месторождения до страны Х и функционирования системы компрессорных станций. А вот контракт, который показывает, сколько именно газа и по какой цене будет приобретать эта страна Х в этом году, сколько — через год, два, три.
Точно так же ведет себя и владелец распределительной сети газопроводов и хранилищ: вот цена, по которой ко мне придет газ, вот мои потребители, вот затраты на хранение газа, вот стоимость трубопроводов до моих конечных потребителей, теперь я могу составить бизнес-план и приступить к переговорам с банками. И для поставщиков газа, и для владельцев распределительных сетей, которые выступают в качестве покупателей, эти бизнес-планы чрезвычайно важны, ведь речь идет о многомиллиардных сделках, приходится учитывать множество вот таких «линейных» факторов и даже пытаться отгадать факторы труднопредсказуемые, но очень важные.
Какой будет зима в этом году, что делать, если вышла из строя компрессорная станция или, не дай бог, случился разрыв магистрального газопровода, каким будет курс валюты сделки… Свести к минимуму риски, сделать бизнес предсказуемым — желание любого бизнесмена во все времена, газовые компании исключением не являются.
Именно по этим причинам европейские газовые концерны стремятся к реализации проекта «Северный поток — 2» по «классической» схеме, именно поэтому газовые концерны не желают вмешательства в проект Еврокомиссии, пытающейся подчинить проект требованиям Третьего энергопакета. А вот чего именно пытается добиться Еврокомиссия — тема отдельного разговора.
