В начале апреля состоялся визит лидеров стран Балтии в США. Представители Литвы, Латвии и Эстонии обсудили с Дональдом Трампом широкий круг вопросов, в том числе газовую проблему. Американский президент похвалил прибалтийских коллег за усилия по диверсификации источников энергии и жестко высказался по поводу строительства «Северного потока — 2». Означает ли это, что Трамп присоединился к «клубу» противников реализации проекта? О позиции американского президента, газовой проблеме стран Балтии и «китайском выборе», который стоит перед ними, аналитическому порталу RuBaltic.Ru рассказал советник генерального директора ООО «Газпром экспорт», сопредседатель с российской стороны Рабочей группы 2 «Внутренние рынки» Консультативного совета Россия — ЕС по газу, профессор кафедры «Международный нефтегазовый бизнес» РГУ нефти и газа (НИУ) им. И. М. Губкина Андрей КОНОПЛЯНИК:
— Г‑н Конопляник, в первой части нашего интервью Вы упоминали, что Трамп однажды проговорился о планах пересмотреть цены на газ в Европе («Цены подрастут, но это ничего»). Мне кажется, Трамп сегодня озадачен. Он часто говорит о необходимости нормализовать отношения с Россией, но перед американскими производителями, интересы которых Трамп вызвался защищать, маячит перспектива «перехватить» европейский газовый рынок и извлечь из этого огромную прибыль. Станет ли, на Ваш взгляд, американский президент использовать свои полномочия, чтобы торпедировать строительство «Северного потока — 2», как этого требуют в Конгрессе?
— Понимаете ли, я не являюсь «тайным советником вождя», он не делится со мной своими планами. К тому же я не политолог, а поэтому не слежу за всем, что говорит Трамп, что говорят о Трампе и т. д. Но я соглашаюсь с тем, что Вы артикулировали это как проблему. С одной стороны, американский президент должен учитывать систему международных отношений и делать некоторые вещи независимо от своей воли (взять, к примеру, ту же ситуацию с поздравлением Владимира Путина с победой на выборах президента).
С другой стороны, я продолжаю считать, что для любого президента США главной остается внутренняя повестка. Следовательно, он всеми силами и любой ценой должен защищать отечественных товаропроизводителей, тем более когда речь идет об их деятельности за пределами страны (там с них снимаются еще и нравственные оковы).
Конфликт есть, но я не знаю, как он разрешится. Мне неизвестно, какие границы допустимого есть у политиков. Догадываюсь, что они могут быть очень широкими. Это видно на примере людей, которые порой делают взаимоисключающие заявления.
Я убежден, что президентом США не может стать случайный человек. Если он занимает этот пост, то он не марионетка.
Его могут считать марионеткой те влиятельные силы, которые его продвинули, но в какой-то момент времени человек начинает понимать, что нельзя на новом уровне руководствоваться старой системой ценностей. В этой связи я вспоминаю дискуссию вокруг Виктора Степановича Черномырдина, с которым мне некоторое время посчастливилось работать. После назначения на пост премьера он очень быстро отошел от психологии руководителя «Газпрома» и принял психологию поведения руководителя правительства. Хотя многие утверждали, что, дескать, сейчас «Газпром» порешает все свои проблемы…
Относительно линии поведения Трампа ничего конкретного сказать не могу. Что касается его слов, то они, видимо, демонстрируют его самоуверенность. Человек пришел из бизнеса, где всё крутилось вокруг него, где он выстроил четкую вертикаль власти и находился на ее вершине. Похоже, он и сейчас искренне верит в себя.
Я действительно считаю, что Трамп проговорился о цене на газ в Европе. Это была не фигура речи, а свидетельство понимания ситуации. Но карьерный дипломат такого не сказал бы. Можно себе представить, что подобное на его месте сказал бы, к примеру, Сергей Лавров? Думаю, нет. Дипломат чувствует границы дозволенного, а Трампу, похоже, чуждо понятие дипломатического этикета. В таких ситуациях он порой ведет себя как слон в посудной лавке. Опять-таки, я связываю это с тем, что он пришел из собственного бизнеса.
Дилемма, которую Вы обозначили в вопросе, будет оставаться у Трампа до тех пор, пока он будет президентом. И персональные отношения, с моей точки зрения, здесь не являются доминирующими. Оставаясь на своем посту, Трамп находится под воздействием очень большого количества элит, которые четко формируют и выражают линию интересов США. А Трамп — это президент своего государства. Поэтому риторика у него может быть разная, но судить нужно по тому, что он делает внутри страны.
Повторюсь, я не политолог, это лишь мои поверхностные суждения.
— Какая роль в противодействии строительству «Северного потока — 2» отводится Прибалтике? Есть ли у Прибалтийских республик возможности помешать реализации проекта?
— Мне кажется, что страны Балтии создают фон. Никого не хочу обидеть, но здесь напрашивается аналогия с советским мультфильмом «А Баба-яга против». Я не уверен, что противодействие реализации «Северного потока — 2» является внутренней линией поведения этих стран. Более того, не уверен, что эта линия генерируется в Брюсселе.
Об обманутых ожиданиях мы уже говорили. В последнее время Эстонию часто приводят в пример как экономически успешную страну. Что могу сказать? Некоторое время назад меня позвали выступать в Тарту. Из аэропорта я ехал на автобусе по эстонской провинции. Впечатление от нее было таким же унылым, как от российской глубинки в 1990‑е и 2000‑е (а порой и в наше время). Увиденное ни в какое сравнение не идет с Северо-Западной Европой, где я вообще не наблюдал заброшенных полей и пустошей.
Нарушение норм европейской толерантности в отношении русскоязычного населения стран Прибалтики служит для меня еще одним подтверждением того, что их политика формируется не в Брюсселе, а за океаном.
По-моему, некоторые процессы в этих странах специально были запущены для того, чтобы в будущем превратить их в проблему. Вот вам пример: в Литве работала Игналинская АЭС, которая обеспечивала электроэнергией если не всю Прибалтику, то большую ее часть. Под давлением ЕС (возможно, не только ЕС) она была закрыта. И для того, чтобы ликвидировать энергетический дефицит, пришлось резко увеличить поставки газа из России. Других вариантов просто не было.
То есть «Газпром» компенсировал то, что в Прибалтике по глупости или по приказу извне (только так я могу расценить это действие, какими бы аргументами оно ни сопровождалось) было уничтожено, как наследие советского режима.
После этого на «Газпром» начали навешивать ярлыки монополиста и энергетического диктатора. Но он, во-первых, «приглашенный» монополист, пришедший на помощь, чтобы закрыть образовавшийся дефицит в энергоснабжении и, конечно, в поисках собственной выгоды. А «диктатор» он только в той степени, в какой позволяет рынок. По льготным ценам иностранным государствам продают только в обмен на лояльность (вспомним пример СЭВ), которой страны Балтии не демонстрируют. Если мы разошлись и перестали быть друзьями (а то и стали в каких-то вопросах недругами), извольте платить полную цену, обеспечивающую продавцу максимальную монетизируемую ресурсную ренту; речь идет о цене, которую покупатели, пусть и с криками, готовы платить.
Это не манипулирование ценой, поскольку мы принимаем цену другого рынка (исторически — жидкого топлива) для формирования цены газа. На этом всегда была построена логика долгосрочных контрактов. Почему возникла экономическая и технологическая привязка к жидкому топливу? Потому что, когда в 1960‑е годы начала формироваться европейская газовая промышленность, газ конкурировал с нефтью и нефтепродуктами в отраслях конечного потребления. А почему была важна привязка к ценам энергоресурсов на другом рынке? Потому что она исключала возможность ценовых манипуляций со стороны участников долгосрочных контрактов.
И когда Прибалтика возмещает недополученную электроэнергию поставками российского газа, действует традиционная формула ценообразования на контрактный газ, которая с подачи наших голландских партнеров утвердилась в Европе в начале 1960‑х годов.
У Прибалтики возникают противоречия с законами Евросоюза, которые с 2009 года обязывают каждую страну иметь минимум три источника поставок. А у нее есть только один. Вопрос: где деньги взять? Если Брюссель деньги не выделяет, а своих источников нет, то страны начинают искать другие возможности. И здесь жупел «российской угрозы» работает очень действенно, потому что за него американские коллеги готовы подбросить некоторые средства, решая не столько экономические или энергетические, сколько политические задачи.
— Реальные попытки решить проблему диверсификации поставок в Прибалтике предпринимались?
— Стремление найти решение этой проблемы привело к появлению в Клайпеде плавучего терминала СПГ Independence. С точки зрения сегодняшней экономики это, конечно, дополнительные затраты, которые будут переложены на население. Дело в том, что норвежский газ дороже российского и судно взяли на 10 лет в аренду (а заплатить в итоге придется больше, чем оно реально стоит). Даже строительство береговой инфраструктуры через непрямые налоги было переложено на плечи населения. Но это дорогое удовольствие позволило решить две проблемы. Первую — немедленную. Если раньше «Газпром» держал высокие цены, то теперь в рамках конкурентной борьбы был вынужден их снизить.
Нечто подобное в свое время приключилось со странами — членами ОПЕК. Двадцатикратный рост цен на «черное золото» в 1970‑е годы дал стимул импортерам сначала отказаться от нефти ОПЕК, затем заменить нефть другими энергоресурсами, а потом и вовсе заменить энергию трудом и капиталом. Заменить энергию трудом означает вывести энергоемкие производства в развивающиеся страны с дешевой рабочей силой, а замена капиталом предполагает ряд капиталоемких мероприятий по выводу экономики на новый энергоэкономный технологический уклад. В итоге база спроса сжалась, цены на нефть в 1980‑е годы пошли вниз, а потом и вовсе рухнули. В случае с Прибалтикой — та же история. Альтернативные источники поставок в страны ЕС заставили «Газпром» скорректировать цены.
Есть еще один важный момент. Поскольку сегодня мощность терминала Independence, как я понимаю, заведомо превышает потребности всех трех стран Прибалтики, это создает для них дополнительные возможности. И они вступают в конкуренцию (пока потенциальную) в том числе и с «Газпромом».
Даля Грибаускайте на борту судна Independence / Источник: grybauskaite1.lrp.lt
— Расскажите подробнее о характере этой конкуренции.
— Я вижу для европейских стран, особенно для территорий, где нет собственных линейных газопроводов, возможность использовать технологии мини‑СПГ. Например, всё побережье Балтийского моря. И тогда Independence превращается частично в перегрузочный терминал. Появляется возможность не только регазифицировать сжиженный природный газ и поставлять его в трубопроводные сети, через которые он традиционным способом (в газообразном виде) будет идти к потребителям, но и через технологию мини‑СПГ использовать его сразу как топливо конечного потребления. Для каких сфер это актуально?
К примеру, для грузового транспорта, для коммунального хозяйства прибрежных городов, для крупных логистических компаний. Для каботажного плавания и для бункеровки судов. В общем, для децентрализованного газоснабжения, в том числе в мобильной энергетике (газомоторное топливо по широкому спектру направлений). Здесь в выигрыше тот, кто оказывается первым. Я не открываю Америку, хотя не слышал, чтобы ребята с клайпедского терминала в своих выступлениях об этом говорили. Но экономическая логика их к этому подтолкнет. Это второе направление использования СПГ, на которое, возможно, будет ориентирован и польский терминал в Свиноуйсьце.
Таким образом, решив одну проблему дорогой ценой, Прибалтика получает возможность создавать новые зоны для бизнеса и более эффективно использовать терминал Independence.
Дальше начинает работать экономика. Склонен предположить, что мини‑СПГ для Балтийского региона на базе российского газа окажется предпочтительнее импортного СПГ с перегрузкой. Но это уже нормальная экономическая конкурентная борьба.
Это традиционные «две стороны одной медали». Как учат нас китайские друзья, слово «кризис» в их языке описывается двумя иероглифами: один означает беду, проблему, катастрофу (или, в терминологии наших французских друзей, «полную Березину»), второй — возможность, вызов, новую перспективу. То есть любой кризис предоставляет выбор. Как в истории с двумя лягушками у братьев Гримм, которые упали в крынку с молоком и повели себя по-разному…
