В конце Великой Отечественной войны побеги заключенных из немецких концлагерей случались довольно часто. Но есть среди них один, который в буквальном смысле повлиял на ход войны. Группа летчика Михаила Девятаева, чудом избежавшего смерти, сумела не только вырваться из плена и угнать самолет, но рассекретить немецкое чудо-оружие.
Михаил Девятаев родился в 1917 году в простой крестьянской семье.
На фронт попал с первых дней войны, 24 июня 1941 года уже записал на свой счет первого сбитого — пикирующий бомбардировщик «Штука». Всего же до своего попадания в плен в июле 1944 года «Мордвин», как его называли боевые товарищи, сбил 9 вражеских самолетов и успел полетать под начальством легендарного трижды Героя Советского Союза Александра Покрышкина. В своих многочисленных интервью Девятаев говорил, что бежать из лагеря на самолете он решил в первые же минуты своего прибытия на остров Узедом.
Рассказывает один из участников побега Иван Кривоногов:
Было 8 февраля 1945 года.
Утро ясное, солнечное, день предвещал быть хорошим. Мы бредем по глубокому снегу к ангару, где обычно начинался наш рабочий день.
Мастер-немец в этот день почему-то не вышел на работу. С нами был один конвоир-солдат, злой как собака. Он все время орал на нас, подгоняя в работе…
...Кровь бросилась мне в голову, застучало в висках. Делая вид, что поправляю маскировку, я зашел сзади конвоира, встал и примерился. Затем обеими руками поднимаю клюшку и ударяю конвоира по виску. Он, как сноп, валится на снег. Еще несколько ударов — все... Готов! Хватаю его винтовку.
Михаил и Володя Соколов тем временем побежали к самолету, чтобы запустить моторы. С винтовкой наперевес я жду их сигнала. Они подают знак, чтобы мы шли к самолету. Выстраиваю всех по два человека и веду строем, держа винтовку наготове.
Вот тут-то начались наши испытания...
Еще издали я заметил, что Володя суетливо мечется около самолета. Из кабины выпрыгнул Михаил. На его лице крупные капли пота.
— На самолете нет аккумулятора. Мотор нельзя завести.
Секунду стоим в оцепенении… Недалеко от самолета стояла тележка со вспомогательными аккумуляторами. Быстро подкатили ее, подключили к бортовой сети самолета. Михаил снова полез в самолет, я передал винтовку Володе Соколову — и за ним. А Девятаев уже в кабине нажимает какие-то кнопки. Я с замиранием сердца смотрю на щит управления. Вдруг заметалась стрелка на каком-то приборе.
— Ура! Есть искра! — воскликнул Михаил.
Он в это время завел левый мотор, а затем и правый. Как это ему удалось, сказать не могу, трудно было или нет — не знаю. Он летчик, и ему это знать лучше.
Как только моторы взревели, я подал команду:
— Всем в самолет!
Пока прогревались моторы, мы сидели не шевелясь на своих местах. Но вот самолет тронулся с места, Михаил выруливает между бункеров на взлетную полосу. Мы катим по немецкому аэродрому на их бомбардировщике! Кто из работающих на аэродроме мог подумать, что на этом бомбардировщике катятся заключенные, обреченные на смерть люди!
Михаил выруливает на взлетную площадку. Стартер, ничего не подозревая, дает сигнал ракетой, разрешая взлет. Самолет мчится по бетонной дорожке. Мы грянули «Интернационал». Но что это? Взлетная площадка кончается. Впереди море. Ближе, ближе! Оно надвигается на нас.
Самолет не взлетает.
Несколько минут спустя Девятаев догадывается, что мешают триммеры руля, у незнакомой машины они установлены в режиме «на посадку».
Михаил дал полный газ, и самолет снова помчался вперед по взлетной полосе мимо немцев и заключенных, теперь уже без всякого сигнала стартера, затерявшегося среди оторопелых фашистов.
Вдруг толчок, второй, третий. Самолет повис в воздухе, неимоверно быстро набирая высоту. Явление опасное — можно свалиться в штопор…
Наконец самолет выровнялся, Михаил напрягает все силы. Мы летим.
Пролетели над аэродромом, над нашим лагерем и вылетели в море. Немцы, видимо, так и не поняли, что произошло. Ни одна зенитка не ударила нам вслед.
Сначала летели к берегам Швеции. Потом Девятаев обнаружил по приборам, что бензину в баках много. Тогда он развернул самолет на девяносто градусов, и мы взяли курс прямо на Восток.
Летим без карты. Летчик ведет машину прямо на восток, но вижу — нервничает, кричит нам:
— Карту ищите! Она должна быть здесь, в кабине.
Карту нашли. Но это была карта Западной Европы, а нам надо Восточной. Ориентируемся по солнцу.
Вскоре внизу стали видны вспышки взрывов и пожары. Над нами появляется фашистский истребитель «Фокке-Вульф». Выпустив очередь по бомбардировщику, он почему-то отваливает в сторону. Михаил предупреждает:
— Сейчас должна быть линия фронта.
Вдруг пулеметные очереди, разрывы снарядов, осколки бьют по крыльям и фюзеляжу самолета. Фашисты с земли открыли огонь. Может быть, им передали с острова, откуда мы летим.
Наши, видя, что так низко летит фашистский самолет с выпущенными шасси, — тоже открыли зенитный огонь. Нужно садиться. Внизу рыхлое темное поле с пятнами снега.
Михаил кричит:
— Отпустите штурвал!
Самолет идет на посадку. Резкий удар. Нас подбрасывает. Подломились шасси. Несколько секунд тяжелый бомбардировщик ползет на «брюхе». И замирает. Девятаев глушит моторы. Мы выбираемся через запасную дверцу на крыло самолета. Вокруг поле, далеко за ним виднеются строения. Где сели? У своих или у немцев?
Вдруг видим, к самолету бегут наши, советские автоматчики. Они готовились встретить фашистов и остановились оторопевшие, увидев исхудавших людей в полосатой одежде, А мы бежим им навстречу и кричим:
— Братцы! Свои!
Они подбегают к нам, протягивают нам руки.
— Русские! Наши!
P.S. Первое время бывшие пленные допрашивались НКВД несколько раз в день — судьба бывших заключенных концлагеря тогда была незавидна. Но ситуацию спас легендарный советский ученый Сергей Королев: ознакомившись с «начинкой» и документацией «хейнкеля», он пришел в восторг. Ведь группе беглецов получилось ненароком добыть такие сведения и аппаратуру, которую не смогли бы получить и десяток-другой разведчиков.
Источник: Кривоногов И.П. Родина зовет. Записки офицера советской армии. — Горький: ГКИ, 1963.