«Потом я увидел детей... Голова огромная, а остальное как будто пришито»: освобожденный Освенцим глазами советского солдата

Герой Советского Союза Василий Яковлевич Петренко вспоминал:

«Об отношении немцев к евреям я читал в листовках, но в них ничего не говорилось об уничтожении детей, женщин и стариков. О судьбе евреев Европы я узнал уже в Освенциме. Я приехал туда 29 января 1945 года.

Меня встретил начальник штаба полка полковник Дегтярёв. Он сказал, что вчера здесь похоронили семьдесят восемь убитых наших солдат и офицеров.

По территории лагеря ходили заключенные в полосатых робах. Двое из них остановились, начали улыбаться, хлопать в ладоши, глядя на мою Звезду Героя Советского Союза.

Я спросил:  

— Ну как, рады что сейчас свобода? Куда вы идете? Кто вы такие?

Они, как оказалось, были из Бельгии. Я записал их фамилии. Помню еще двух женщин. Они подошли ко мне, обнимали, целовали. Это были люди, которые могли еще улыбаться. А были и такие, которые только могли молча стоять — не человек, а живой скелет.

В Освенциме мне показали барак. Барак для женщин, отдельный. На полу кровь, испражнения, лежат трупы, страшная картина. Там больше пяти минут находиться было невозможно, такой ужасный запах разлагающихся тел. 

Я постоял возле дверей, сказал:

— Да, тут долго не постоишь...

В год десятилетия освобождения Освенцима премьер-министр Польши Юзеф Циранкевич мне рассказал, что и он был узником этого лагеря и показал место на нарах, на втором ярусе, где он тогда лежал:

— Чтобы могло уместиться больше народу, каждому выделялось на нарах не больше, чем пятьдесят сантиметров по ширине. Это невозможно, вы же видите какой я.

И действительно, он был высокий, здоровый. Рассказал, как его заталкивали на нары и стягивали с них.

В тот день, когда я приехал в Освенцим, там насчитали семь с половиной тысяч оставшихся в живых.

Нормальных людей я не видел. Немцы там оставили немощных, остальных угнали 18 января — всех, кто мог ходить. Больных, ослабевших оставили; как нам сказали — всего было более десяти тысяч. Немногие — те, что могли ходить, — убежали, когда наша армия подошла к лагерю.

Наши переправили на территорию лагеря санитарные части 108-й, 322-й и моей 107-й дивизии, медсанбаты этих трех дивизий развернули помывочные: таков был приказ по армии. Питание организовали тоже эти дивизии. Туда направили походные кухни. На второй день пришел запасной армейский полк и наших стали освобождать.

Я заходил не только в бараки, потрясшие меня своим видом, мне показали также и помещение, где отравляли газом у входа в крематорий. Сам крематорий и газовая камера были взорваны.

Потом я увидел детей...  Жуткая картина: вздутые от голода животы, блуждающие глаза; руки как плети, тоненькие ножки; голова огромная, а все остальное как бы не человеческое — как будто пришито. Ребятишки молчали и показывали только номера, вытатуированные на руке. Слез у этих людей уже не было. 

Я видел, они пытаются утереть глаза, а глаза оставались сухими...»

Источник: Петренко В. Я. До и после Освенцима. — М.: Фонд «Холокост», 2000.