В четыре года Полина стала узницей лагеря смерти «Саласпилс». Здесь не делали скидку на возраст. Детей использовали как подопытных кроликов при проведении медицинских экспериментов. Донорами крови для немецких солдат становились даже младенцы.
Наша семья жила в Витебской области. Родители работали в колхозе, папа был бригадиром, – вспоминает Полина Александровна Кособуцкая, в девичестве Гендик. – Когда началась война, отца забрали на фронт.
В округе действовали партизанские бригады, и озверевшие оккупанты мстили мирным жителям. В марте 1943-го в Медведи нагрянули каратели. Стариков и инвалидов согнали в сарай и подожгли. В огне погиб мой дядя – участник финской войны. У него не было ноги.
Остальных погнали в Дриссу, а затем в товарном составе с крохотными зарешеченными окошками отправили в Ригу. Людей в вагоне было много, приходилось ехать стоя. Когда поезд тронулся, все прильнули к щелям – смотрели, куда нас везут. Многие плакали. Я прижалась к маме и молчала.
Нас привезли в Саласпилс, расположенный в 17 километрах от Риги. Всех раздели. Помещение было очень большое, пол цементный. Облили холодной водой, надели робы и отправили в лагерь. Женщинам отрезали волосы. У мамы была длинная коса. Взрослые каждый день ходили на работу. Дети сидели в отдельных бараках. Старшие присматривали за младшими. Многие еще не умели ходить, поэтому ползали по нарам – трехъярусным кроватям, застеленным соломой. На обед – суп из капусты, в котором плавали черви. Вместе со мной и родным братом Владимиром, который старше меня на два года, в саласпилсском лагере оказался и двоюродный брат Федор. Его отец погиб на фронте, а мама умерла.
Иногда нас забирали на процедуры. Кровь отправляли в госпитали, где лечили фашистских солдат. Никаких усиленных пайков для восстановления сил не было. Ребят покрепче отдавали на усыновление. Причем приемным родителям говорили: дети – сироты. Моего брата забрал немец по фамилии Конрад. У него был двухэтажный особняк в Риге. Володе купили шикарный по тогдашним меркам костюм, часы, отправили учиться в школу. А когда приемный отец узнал, что мама жива, приехал к ней за разрешением на усыновление. Такого разрешения не получил, но по-прежнему заботился о Володе как о родном. А когда Конрад засобирался в Германию, привез брата обратно в Саласпилс.
Через пару месяцев нашу семью отправили сначала в концлагерь «Юнфрево», а затем в концлагерь «Бешесофин» в Австрии. Я была совсем измождена. Не могла ни ходить, ни сидеть. Началось двустороннее воспаление легких.
Выходили меня монахини какого-то монастыря. Я лежала, а они ставили на кровать специальную подставку для тарелки и кормили с ложечки. Заново в мои почти шесть лет пришлось учиться ходить.
Освободили нас американцы в мае 1945 года. Они раздавали узникам соевую муку, яичный порошок, а детям конфеты – леденцы в трубочке. Три месяца, в ожидании отправки домой, пришлось жить на улице, просить милостыню. Везли нас на пароходе. У меня сильно кружилась голова, постоянно тошнило. Вместе с нами с фронта возвращались советские солдаты. Они подарили брату мандолину, а я для них танцевала. Ожила.
Вместе с братом и мамой остановились у родственников в Латвии. Однажды ночью пришли бандиты, «лесные братья». Уложили взрослых на пол и хотели расстрелять. Мы плакали и просили не делать этого. Тогда визитеры разломали ухваты, которые стояли у печки, и стали ими избивать, дедушке сломали ногу, бабушке – руку. Потом ушли, предупредив, что следующий раз расстреляют всех.
Наутро сосед на лошади отвез нас в Белоруссию. Поселились у родственников в деревне Стаклы Верхнедвинского района. В доме народа много, продуктов и одежды у нас не было. Собирали мерзлую картошку на поле, летом варили щавель, крапиву. Заедали вши. Чтобы избавится от насекомых, мама где-то нашла каустическую соду, кости павших животных и сварила мыло. Вместо мочалки использовали огуречник – длинные тягучие стебли вымачивали и теребили, как лен.
В седьмом классе увлеклась медициной. Записалась в сандружинницы, вместе с одноклассницами ходила к медсестре домой, учились делать перевязки. После школы поступила в Витебский медицинский институт...
Я очень люблю детей. Возможно, желание лечить и спасать маленьких пациентов зародилось именно там, в Саласпилсе. После войны я побывала на мемориальном комплексе. Почтила память тех, кто не выжил в аду. И оставила на гранитной плите конфеты.
Источник: Беларусь помнит // спецпроект издательского дома «Беларусь сегодня»