Воспоминания советского военного кинодокументалиста Семена Семеновича Школьникова, единственного военного оператора, который трижды забрасывался в немецкий тыл, о партизанах, действовавших в Калининской области в 1943 г.:
«Однажды под вечер, когда мы были заняты своими кинематографическими делами, к нам в избу вошел командир 5-го отряда Иван Григорьевич Либа…
Ваня начал войну танкистом. В 1941-м, тяжело раненый, попал в плен. Как уцелел? Только мужеству своему и непреклонной воле был обязан он жизнью. Отважного танкиста немцы заключили в Митавский концлагерь. Выдюжил без врачей и медикаментов на голодном пайке. В 1942-м бежал. Его поймали и, жестоко избив, заключили в тюрьму города Бауцк. Выдержал и там. Затем Либу переправили в штрафной офицерский лагерь в Саласпилсе. И здесь боевого танкиста не удалось сломить. В конце июля он снова бежал. Полтора месяца шел, голодный и обессиленный, питался сырой картошкой с огородов. Двигался без дорог по ночам и все же добрался до калининских лесов. Здесь наконец встретился с партизанами.
Сначала Либа возглавил взвод, а потом, когда показал себя бесстрашным и тактически грамотным командиром, стал командовать отрядом. Можно было только удивляться, что все пережитое нисколько не озлобило его, не ожесточило. Сохранился у Вани Либы добрый, открытый русский характер.
Мы поделились с ним своей мечтой снять взрыв вражеского эшелона. Он обещал сделать для нас все возможное, спросил, как харчуемся. Жаловаться не приходилось: хозяйка избы не оставляла нас голодными, хотя у нее особых запасов и не было.
— Завтра зайдите в третью избу с краю, старшина поставит вас на партизанское довольствие, — сказал Либа. — Но учтите, ребята, сейчас у нас густо, а бывает и пусто.
На следующий день нам на двоих с Николаем выдали ведро молока и три килограмма мяса (хочешь — ешь, хочешь — нет, хранить все равно негде!), сказали, что это паек на один день. Действительно, густо!
Оказывается, отряд Либы отбил у немцев стадо коров. Часть коров вернули населению близлежащих деревень, а оставшихся пригнали в отряд. Молока надаивали много. Вот и приходилось по полведра на партизанскую душу.
Продукты мы, естественно, передали нашей хозяйке в общий котел. Она поглядела на мясо и сокрушенно покачала головой.
— Жаль, мальцы, что сольцы у меня нет. Как мясо-то будете есть?
— Ничего, хозяюшка, — сказал я, успокаивая ее, — было бы мясо, а без соли обойдемся.
Никогда не задумывался я над тем, как нужна соль в пище. Вскоре хозяйка позвала нас отобедать. Стол был, по партизанским понятиям, роскошным. На тарелках дымились большие куски свежего мяса. Начали есть. И тут только я понял, что такое соль. Мясо не лезло в горло. Вроде бы не мясо ел, а траву.
Впоследствии, когда наша армия освободила этот район, я выпросил у армейских интендантов большой мешок соли и двинулся с ним в бывший партизанский край.
Люди возвращались на горькие пепелища... Признаться, я на время забыл о камере и о своей профессии. Поставил мешок с солью и стал раздавать ее, черпая котелком. Я насыпал соль в кружки и тарелки. Люди набирали ее в горсти, лизали языком. Впервые в жизни слова "соль земли" обрели для меня не образный, переносный, а буквальный, прямой смысл...
Как-то утром хозяйка предложила нам:
— Бельишко свое оставьте, я постираю!
Мы с Николаем переглянулись. Знали, что у нее мыла нет даже для умывания.
— У нас тоже мыла нет для стирки, — сказал я.
— Знаю, что нет. Да я щелоком, привыкла за войну.
Потом я видел стирку щелоком — простой золой из печи. В этом районе женщины всю войну пользовались золой-щелоком. И успешно! Что же, партизанская химия!»
Источник: Школьников С.С. В объективе — война. — М.: Воениздат, 1979