В последнее время в латвийском информационном пространстве настойчиво, в разном исполнении и разной аранжировке, звучит тема миграции.
Сразу два экс-президента — Гунтис Улманис и Вайра Вике-Фрейберга — высказались в интервью о проблеме уезжающих и приезжающих, причем предостережение Вике-Фрейберги (дескать, если Латвия будет импортировать рабочую силу из-за рубежа, надо следить, чтобы она была из правильных стран, а не оттуда, где Латвию ненавидят) имело определенный резонанс.
Тем временем в рижской галерее ONE ONE открылась инсталляция художника Кришьяниса Рийниекса под названием «Данные. Форма. Миграция»: потоки переселенцев, движущиеся по планете, он изобразил светом.
В интервью Рийниекс — сам эмигрант, живущий ныне в Берлине — озвучил позицию, популярную на своей новой родине, но совсем не популярную на старой:
«Отменить миграцию невозможно. Это одно из неотъемлемых прав людей — ехать туда, где им лучше. Поменять можно только свое отношение к мигрантам — понять их и привыкнуть».
Для Берлина сказанное — благонамеренная банальность. Но то, что немцу здорово, латвийцу — если не смерть, то ересь. Неприятие западного подхода к проблеме иммиграции — одна из немногих вещей, объединяющих латышей и латвийских русских. Это тем более парадоксально, что никакой третьей силы, против которой могли бы сдружиться ныне враждующие, у нас в стране нет. Все помнят, что львиная доля тех ближневосточных беженцев, которых Латвия, кривясь и кочевряжась, таки согласилась впустить, легализовавшись, тут же сбежала снова — в Западную Европу. В ту Западную Европу, куда толпами валим и мы сами — в количестве пары десятков тысяч человек ежегодно.
Мы — страна потенциальных эмигрантов, где эмигрантов не любят и боятся. Мы — нация потенциальных гастарбайтеров, четыре пятых которой (согласно недавнему опросу) настроены против гастарбайтеров.
Неотъемлемое право людей ехать туда, где им лучше (о котором говорил художник Рийниекс), мы считаем своим, но решительно отказываем в нем другим. Все вместе — разным бородатым, в хиджабах и с поясами шахидов. А многие вместе Вике-Фрейбергой — и вполне себе бритым и белым, но любящим воблу на газетке и «априори негативно настроенным против Латвии».
На деле странного тут, конечно, ничего нет. Равно как и уникального. Не далее как 11 ноября западные умники глотали успокоительные, глядя на массовый «Марш независимости» в Варшаве — с файерами и свирепыми антиммигрантскими лозунгами. И это — поляки, чемпионы по абсолютному числу эмигрировавших на Запад!
Одну из главных проблем Восточной Европы и главную причину ее взаимонепонимания с Западной можно обозначить всего-навсего двумя буквами. Е и С.
Давеча шуму наделало исследование Латвийского института внешней политики «Евроскептицизм в странах Балтии» — согласно ему, Евросоюз в этих странах ненавидят в основном русские, наслушавшиеся кремлевской пропаганды и зомбированные евродепутатом Мамыкиным. Раздел о русскоязычных там написан той же Солвитой Денис-Лиепниеце, что ранее разоблачила КВН как идеологическое оружие Кремля, так удивляться нечему.
Поразительно другое: объективных причин для евроскептицизма у латышей — причем у националистов — вообще-то куда больше, чем у местных русских.
Никто не сделал для разрушения идеала моноэтнической, одноязычной, этнографически-консервативной Латвии больше, чем Евросоюз. Присоединение к общеевропейскому рынку труда открыло ворота шлюза — и латвийское население без различия языка и убеждений хлынуло туда, где зарплаты и социальные гарантии не идут ни в какое сравнение со здешними.
За первые десять лет членства в ЕС темпы эмиграции из Латвии на Запад выросли, по данным Института развития Центральной и Восточной Европы, на 515 %.
Понятно, что, вступая в Евросоюз, ни о чем подобном Восточная Европа не помышляла. Мы просто присягнули на верность новому сюзерену: прощай, немытая Россия, здравствуй, передовой процветающий Запад. Теперь мы и сами станем такими же. Но тут, как говаривал Глеб Жеглов, промашечка, граждане, случилась у нас ужасная. Не Запад, конечно, нам подкузьмил — а законы природы, согласно которым рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше.
Но и мы Запад разочаровали. Он-то думал, что мы, присягая ему, искренне хотим приобщиться западных ценностей. А ценности эти, помимо всяческой демократии и свободы, включают в себя и готовность распахнуть двери нежданному гостю с ковриком для намаза и четырьмя закутанными в никабы женами. И тут мы, столь пламенные в своих речах о европейском выборе, решительно и дружно заартачились.
Чем дальше, тем взаимопонимания все меньше. Запад, как и пообтершийся на оном художник Рийниекс, полагает, что причины нашей ксенофобии — в тяжелом историческом наследстве и недостатке воспитания. Мы же считаем, что у Запада от пресыщенности и благополучия совсем мозги размякли.
В реальности все дело в идеологическом воспитании (если угодно — накачке), которое Западная Европа за десятилетия, прошедшие со Второй мировой, получила — а мы по понятным причинам нет.
Это воспитание действительно помогло Западу научиться жить так дружно, как он не жил никогда в истории. Но неотъемлемое свойство любой идеологии — она всегда не в ладах со здравым смыслом. Она заставляет человека поступать вопреки собственным прагматическим интересам. Иногда — напрямую самоубийственно. Что в ситуации с мусульманскими иммигрантами в Европе проявляется показательно и поучительно.
Вот только наличие в стране гостей, прошеных и непрошеных, очень мало зависит от гостеприимства хозяина. На Запад рвутся не потому, что он толерантный. А к нам не рвутся — не потому, что мы ксенофобы.
Главная причина, как всегда и всюду, — в деньгах. Запад — очень богатый. Мы — бедные. Потому и латвийцы, и африканцы с азиатами едут в одном направлении.
Все определяется экономикой и уровнем жизни. Не идеологией, не воспитанием. Терпимость, иногда самоубийственная, и ксенофобия, часто троглодитская — это лишь реакции.
Вике-Фрейберга предостерегает от приема работников из враждебных стран. Но россияне с воблой и газеткой и не ломятся в Латвию — просто потому, что здесь для них нет ни работы привлекательной, ни зарплат. Ректор Видземской высшей школы Гатис Круминьш не так давно предсказал: в ближайшие 10 лет в страну могут приехать 200-300 тысяч человек, причем преимущественно из бывшего СССР.
Нацблоку от таких прогнозов впору бы скопом хлопаться в обморок — но ведь не приедут. И вовсе не потому, что Нацблок против. А потому что экономикой Латвия не вышла.
Вон поляки со своими файерами — тоже не самые толерантные (мягко говоря!) ребята. И несмотря на это, соседи-украинцы валят к ним миллионами. Только в прошлом году и только официальное разрешение на работу получили в Польше полтора миллиона украинцев. Потому что в ней, бедной по меркам Запада, зарплаты все равно впятеро выше, чем на Украине.
Где все настолько плохо, что оттуда даже к нам едут. Совсем немного (чуть больше трех тысяч легальных гастарбайтеров), но среди иностранцев в Латвии украинцы — на первом месте.
Будет у нас экономика бодрой, как у поляков (что пока из области пустых фантазий) — гастарбайтеров будет больше. Но вот сами латвийцы уезжать не перестанут и даже темпы при благоприятном экономическом раскладе не сильно замедлятся (см. пример той же Польши). Ведь Запад все равно несравнимо богаче, а границ с ним нет.
И этому совсем не стоит ужасаться. Этим стоит пользоваться. Уж нам-то, русскоязычным, точно — коль скоро для нас не актуальна тема связи латышской нации с латвийской землей. Тем паче, что латышей актуальность оной темы совершенно не останавливает. Ибо идеология перед экономикой, как и было сказано, — ничто.
Главный вопрос — не в том, уезжать или нет. А в том, как ты можешь реализоваться: тут — и там.
Если уж уезжать — то хорошо бы не уборщицей или укладчиком асфальта, а успешным востребованным художником — как Кришьянис Рийниекс. Который не только иллюстрирует личным примером собственный тезис «Отменить миграцию невозможно». Но и заставляет его звучать не угрожающе, а обнадеживающе.