Великобритания и США отреклись от своих ролей борцов за экономическую либерализацию.
Со времен Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер страны по всему миру следовали экономическому примеру Америки и Британии – приватизация, дерегулирование, открытость экономики внешней торговле и инвестициям. Это стали называть «англо-саксонской моделью».
А теперь Британский выбор покинуть ЕС и избрание Дональда Трампа на должность следующего президента США знаменуют конец англо-американского лидерства в глобальной экономике. Однако в ближайшем будущем ни одна из этих стран не будет лидером экономической либерализации в своих регионах или во всем мире.
По сути своей, американское и британское голосования свидетельствуют о сильном желании этих народов восстановить контроль над их национальными экономиками.
Для многих голосовавших за Трампа это означало откат к политике невмешательства в международную торговлю и инвестиции, которые, по их мнению, внесли свой вклад в стагнацию средних зарплат и отсутствие гарантированной занятости.
В результате чего сформировалась платформа Трампа, которая обещает наказать американские фирмы, которые перенесли рабочие места за рубеж с упором на мировые каналы поставки. Америка также поставит лимит — если не откатит вовсе — на экономическую интеграцию с Мексикой и покинет или пересмотрит Транстихоокеанское партнерство, то есть все амбиции администрации Обамы заключаются в том, чтобы укрепить либеральные рыночные ценности в Тихоокеанском регионе.
Брексит несёт более сложный посыл. Опросы, проведенные после референдума, показывают, что большинство британцев до сих пор поддерживают свободу торговли и инвестиций. Членство в Едином рынке ЕС, однако, содержало ряд обязательств, которые шли вразрез с национальным суверенитетом, к примеру— передвижение рабочей силы из других стран-членов ЕС. Многие британцы были уверены, что именно приток рабочих мигрантов в последние годы понизил зарплаты и перегрузил общественные и коммунальные службы.
Евроскептики, поддерживающие свободный рынок, говорили, что членство в ЕС пленило британскую торговую политику, превращая её в мучительную систему коллективных торговых переговоров ЕС. Это не позволяет Британии заключать сделки с развивающимися рынками, которые заточены в специфических британских условиях, таких как рынок услуг.
Но когда Британия выйдет из ЕС, они больше не будут принимать участие в либерализации Единого рынка ЕС, даже учитывая то, что она составляет 45% британского экспорта. Планы Союза рынка капиталов (которые продвигались британским еврокомиссаром лордом Хиллом до его отставки в связи с результатом референдума) должны были снять множество барьеров для товаров и услуг, а также создать более свободный цифровой рынок. Теперь же они продолжат своё развитие без британского союзника за столом переговоров.
Британские и американские избиратели отвергли логическую эволюцию англо-саксонской модели, которая сначала снимала барьеры для торговли на национальных границах, а потом нацелилась на нетарифное регулирование, которое часто ограничивает торговлю и инвестиции за границей. Правительства обычно используют это для исключительно национальных политических приоритетов, например, энергоэффективности, здоровья и безопасности потребителей. Но их также можно использовать для протекции отдельных секторов от внешней конкуренции.
И именно британский еврокомиссар лорд Кокфилд, назначенный Маргарет Тэтчер, помог спроектировать Единый рынок, который снёс нетарифные барьеры в ЕС. Чтобы добиться этого, однако, пришлось ввести концепцию голосования квалифицированным большинством. Тридцать лет спустя многим британцам не нравится идея о том, что для них могут быть введены новые требования большинством стран-членов вне зависимости от того, благоприятны ли эти требования для торговли их страны или нет.
Схожим образом новый президент Трамп, по всей видимости, собирается увести США от проектирования общих правил улучшения торговли и инвестиций в Азиатско-тихоокеанском регионе. Вместо этого Трамп будет концентрироваться на отмене американских внутренних экологических ограничений на бизнес вместе с посткризисным финансовым регулированием, что, по его мнению, сдерживает рост США.
В таком климате перспективы завершения Трансатлантического торгового и инвестиционного партнёрства США – ЕС резко ухудшились. Теперь слишком мало причин для того, чтобы американские и европейские законодатели заключали компромиссы по своим стандартам регулирования в таких политически чувствительных секторах, как безопасность пищевой промышленности, окружающей среды и фармацевтика.
Возможно, мы увидим даже усиление трансатлантической регуляторной конкуренции. Вместе с продолжающимися спорами об использовании ГМО в сельском хозяйстве, ЕС уже бросил вызов американским компаниям касательно их стандартов защиты данных и отношения к уходу от налогов. Администрация Трампа, скорее всего, займет агрессивную позицию в ответ.
Это станет дилеммой для Британии. Так как она рассматривает пост-брекситовский договор с США, то придется сделать выбор между сближением через Атлантику или сближением с их основным рынком в ЕС.
Ирония судьбы состоит в том, что два защитника либерального экономического порядка собираются отступить от укрепления либеральной экономики в своих регионах. Вместо этого они возвращаются к эпохе более избирательных и транзакционных сделок.
Возможно, такие шаги дадут политикам и гражданам обеих стран время, чтобы приспособиться к потрясениям прошлых либерализаций. Но Америка и Британия делают шаг назад, в то время как ВТО парализовано и конкурирующие силы пытаются заполнить вакуум и продвинуть свои собственные экономические модели в своих регионах – будь то экономический государственный центризм, который так по душе Пекину, или политический государственный центризм, продвигаемый Кремлем.
Перевод: Павел Шамшиев