Альтернативная история Латвии без оккупации 1940 года – все равно Финляндии бы не получилось
Сергей Павлов
До 1940 года Латвия была среди наиболее развитых экономик Европы, и если бы ее не присоединили к СССР –развивалась бы так же успешно, как Финляндия, у которой размер ВВП на жителя перед войной уступал латвийскому. Заявив это, эксперты Комиссии по оценке ущерба от советской оккупации делают вывод: ущерб Латвии – недополученный по сравнению с финским ВВП за 50 лет – это 185 миллиардов евро. Увы, авторы подсчета допускают прямые искажения и умалчивают о «невыгодных» фактах.
Сначала – несколько цитат из книги «Ущерб, нанесенный Советским Союзом странам Балтии», изданной при поддержке Минюста ЛР (стр. 8, 53, 110):
«Трудно не согласиться с тем, что если бы страны Балтии имели возможность развиваться в статусе независимых государств, мы бы находились среди основателей Евросоюза, а уровень нашего развития соответствовал бы таким странам, как Финляндия, Бельгия или Нидерланды». – Инесе Вайдере, депутат Европарламента.
«Смена общественного строя и последовавшие затем национализация с конфискацией стали надежной основой для уничтожения экономики свободного рынка развитых стран и переориентации их на «социалистическое» направление». – Андрей Межмалс, адмирал в отставке.
«Допускается, что развитие Латвии происходило бы в условиях свободного рынка и демократии – в таком же темпе и по той же траектории, что и у ближайших соседей, а именно, в Финляндии, Дании, Швеции и Норвегии». – Янис Калниньш, Гунта Пиньке.
Откуда вообще взялось сравнение с Финляндией,
или «Теория Шмулдерса»
Впервые эту идею – что, не будь Латвия присоединена к СССР, она бы развивалась как Финляндия –опубликовал в 1990-м году доктор экономических наук, профессор (тогда еще) ЛГУ им. П.Стучки Модрис Шмулдерс.
В своей брошюре «Экономические отношения Латвии и СССР...» он писал (стр. 46, 47):
«Наши страны имеют много общего: перед войной находились на примерно одинаковом уровне развития, находятся близко по-соседству, обе пострадали в войне и имеют тесные связи с Советским Союзом. Перед войной внутренний продукт Латвии на душу населения был на 15% больше, чем в Финляндия. Если допустить, что в Латвии была сохранена система хозяйствования, подобная финской модели, здесь в настоящее время был бы такой же внутренний продукт на душу населения, как и в Финляндии. (Это реально, ибо до войны, как уже отмечалось, народное хозяйство Латвии было несколько более развито, чем в Финляндии.)»
Впоследствии члены и эксперты Комиссии по подсчету ущерба оккупации будут неоднократно ссылаться на Шмулдерса – и на основании сделанного им допущения подсчитывать «недополученную» разницу между ВВП двух стран за 50 лет. Увы, в этой теории есть свои как минимум неточности, а как максимум – подтасовки.
Факты, о которых не говорят
Когда М.Шмулдерс писал, что «перед войной внутренний продукт Латвии на душу населения был на 15% больше, чем в Финляндии»,
в период «перед войной» он включил данные за 1925-1934 годы,
с учетом обменных курсов и покупательной способности валют в разных странах. По этим данным выходило, что латвийский внутренний продукт на жителя составлял 221 доллар в год, а у Финляндии – 193.
Возникает вопрос – почему такой странный временной отрезок? Ведь
после 1934 года у независимой латвийской экономики было еще 5,5 лет развития, — не логичней ли для сравнения брать их?
Увы, в брошюре Шмулдерса таких данных нет. А если бы были – пришлось бы констатировать неприятное:
во второй половине 30-х годов Финляндия и прочие страны Запада в своем развитии увеличили отрыв от Латвии.
Причина проста. В 1936 году Латвия была вынуждена резко (на 60%) девальвировать лат, что сразу резко отбросило назад ее показатели ВВП на душу населения (в переводе на «международные доллары», в которых сравнивают уровень между странами). Большинство стран развитого мира отказались от золотого стандарта и провели девальвации валют еще в разгар Великой Депрессии, в начале 30-х (период, известный как «валютные войны»). Но детальной информации об этом вы не найдете ни в брошюре Шмулдерса, ни в сборнике «Ущерб, нанесенный Советским Союзом странам Балтии», – тема сравнений с Финляндией в конце 30-х везде замалчивается.
В разделе сборника «Социально-экономический ущерб» (стр.112) авторы, статистик Янис Калниньш и эксперт Минэкономики Гунта Пиньке, подробно сравнивают показатели стран все по тому же периоду 1925-1934 годов. Только один раз они показывают график, сравнивающий ВВП Латвии и Финляндии за период с 1935 по 1990 годы –но убирают разбивку по годам. В итоге
читателю нужно потрудиться, чтобы увидеть на кривой, что резкое отставание от Финляндии началось еще за несколько лет до включения Латвии в СССР.
Впрочем, Янис Калниньш,один из экспертов Комиссии по подсчету ущерба от оккупации еще в 2007 году поставил под сомнения тезис Шмулдерса о схожести показателей Латвии и Финляндии.
Но эта информация так и осталась «для рабочего пользования», и в изданных книгах ее «замолчали».
Краткий отчет Калниньша о влиянии девальвации лата на развитие Латвии можно найти, только нужно очень постараться – в рабочих документах самой Комиссии (нижняя ссылка на стр. 16). Процитируем:
«Анализ показал, что для сравнений с Латвией в качестве базы нельзя использовать 1935 год, когда в Латвии еще не была завершена девальвация валюты. Только девальвация лата в сентябре 1936 года открыла реальную ценность лата по отношению к другим валютам. При подсчете по официальному обменному курсу, в 1935 году (до девальвации лата – С.П.) финский доход на жителя был на 4% ниже, чем в Латвии, но в 1937 году (после девальвации лата – С.П.) – на 64% превысил уровень Латвии... Как выяснилось, середина цикла экономического развития не подходит для сравнения Латвии с другими странами.
Экономические сравнения Латвии и Эстонии на макроэкономическом уровне, проведенные в единой валюте на основании соотношений валютных курсов, окажутся ближе к действительности (для периода) перед Великой Депрессией, когда обмен национальных валют на золото в большей или меньшей степени был свободным. Поэтому можно принять, что тогда официальные курсы валют довольно точно отражали покупательскую способность данных валют.
В годы экономического кризиса эти пропорции были нарушены, и курсы валют уже не могли служить в качестве показателей покупательской способности.В результате пересчета показателей Финляндии в латы по официальному курсу в условиях 1929/30 годов (до девальваций и в Латвии, и в Финляндии, – С.П.), оказывает, что финский доход на одного жителя в 1929/30 годы превысил латвийский уровень на 29%, а в 1938 году –уже на 78%. Расчет в условиях 1938 года (по курсу валют после девальваций в обеих странах), (показывает, что) Финляндия опередила Латвию в 1929/30 году на 13%, а в 1938 году – на 57%.
Таким образом, Финляндия в 30-х годах достигла более высоких темпов развития, чем Латвия. Приближение и даже превышение Латвией финского уровня, (возникающее, если) считать в фактических ценах и использовать официальные курсы для пересчета в латы, в годы экономического кризиса было кажущимся. Это (приближение и даже превышение, – С.П.) обуславливалось искусственно поддерживавшимся высоким курсом лата (в период), когда другие страны свои валюты уже девальвировали. Но в конечном результате девальвации не избежала и Латвия», – резюмирует Калниньш.
Контекст
Во время Великой Депрессии 1929 – 1933 годов, которая затронула весь мир, большинство западных стран отказались от золотого стандарта и резко девальвировали свои национальные валюты. Так, Финляндия, с которой сравнивают Латвию, сделала это еще в 1931-1932 годах, снизив курс марки, по данным Управления статистики Финляндии, по отношению к доллару на 50%, а по отношению к британскому фунту на 15%. Латвия девальвировала лат – на 60% – только в 1936 году.
Итак, тезис Шмулдерса, что «до войны народное хозяйство Латвии было несколько более развито, чем в Финляндии» (и поэтому не будь оккупации, мы бы развивались, как финны) – это, увы, миф. На самом деле Латвия отставала драматически, и говорить, что до войны мы были равны, или даже опережали финнов –некорректно.
Но этих расчетов Я.Калниньша вы не найдете в посвященных ущербу от оккупации Латвии книгах, торжественно (пере)изданных в этом году, – несмотря на заявления авторов, что их цель – «правдивое понимание истории для общего будущего». Зато там есть множество ссылок на М.Шмулдерса, который для сравнения брал данные Латвии до, а других стран – после девальвации.
Латвия до войны: свободный рынок и
– вы не поверите! – демократия
Второй важный тезис, который неоднократно используется для легитимизации сравнения с Финляндией, и который не соответствует фактам — про то, что наши экономики в довоенный период строились на общих принципах свободного рынка.
У Шмулдерса:
«Если допустить, что в Латвии была сохранена система хозяйствования, подобная финской модели, здесь в настоящее время был бы такой же внутренний продукт на душу населения, как и в Финляндии».
У Яниса Калниньша и Гунты Пиньке (стр. 110):
«Допускается, что развитие Латвии происходило бы в условиях свободного рынка и демократии – в таком же темпе и по той же траектории, что и у ближайших соседей, а именно, в Финляндии, Дании, Швеции и Норвегии».
Во-первых, неясно, почему в рамках такой альтернативной истории «без оккупации» Латвия вдруг начинает развиваться в условиях демократии – ведь с мая 1934 года в стране существует антиконституционный авторитарный режим К.Улманиса, – и до самого 1940 года ничто не указывает ни на нестабильность, ни на намерение «Вождя» уйти, вернув власть институтам демократической республики.
Во-вторых,
неясно, почему система хозяйствования в годы авторитаризма называется свободным рынком, и тем более сравнивается с финской моделью
(как это делает Шмулдерс), – тут рекомендуется посмотреть видеолекцию историка Айвара Странги «Хозяйственная политика режима К.Улманиса».
Хозяйствование К.Улманиса латвийскими историками (в частности, А.Айзсилниексом и тем же А.Странгой) называется «госсоциализмом, цель которого – усиливать госсобственность и выдавливать частную собственность». В этот период не частный бизнес, а политика определяла, что производить, как производить, и кому производить, а наиболее рентабельный частный бизнес, особенно принадлежавший местным немцам и евреям (но не только им), полу-принудительно выкупался государством. При этом через таможенные тарифы поддерживалось производство, которое в условиях «свободного рынка» было бы неконкурентоспособным .
«Мы очень редко читаем то, что говорил сам Улманис, – говорит Странга. – В 1937 году он заявил сельскохозяйственной камере – и это нехарактерно прямая оценка состояния народного хозяйства Латвии: «Если мы сегодня знаем и слышим, что наш народный доход на человека (довоенный аналог ВВП на душу населения, – С.П.) – 400-500 латов в год, то я должен сказать, что это очень мало. Наше счастье в том, что есть еще пару стран, которые стоят за нами». Тут сказано одна довольно правдивая вещь: что мы были довольно бедная страна... Айсилниекс отмечал, что
к 1940 году национальный доход на одного жителя, к сожалению, скатывался вниз, а работник промышленности производил меньше, чем в 1930 году... Кроме того, капиталы утекали из Латвии. Режим Улманиса не был благоприятен для капиталов».
И еще одна деталь – для иллюстрации гипотезы о свободном рынке и демократии в Латвии.
А.Странга говорит: «Это очень неприятный момент, редкий для наших историков, когда вы читаете такое, что были бы рады не читать в архиве. Например, когда я с лупой изучал пометки Ульманиса от 1940 года, на заседании кабмина, и видел то, о чем догадывался, но чего я хотел бы, чтобы не было. Например, такие мысли о евреях: «закрыть магазины, закрыть фабрики, запретить импорт, запретить экспорт». И даже такое: «первый анти-еврейский закон?» – это он так себя спрашивает».
В результате политики «госсоциализма» к лету 1940 году государство контролировало около 60% латвийской промышленности, что, что мнению историков, облегчило последующее включение Латвии в советскую систему хозяйствования.
Разумеется, такого хозяйствования не наблюдалось в прочих странах Северной Европы.
Если сравнивать с авторитаризмом
Разумеется, переход на советскую, по сути, модель плановой экономики – без конкуренции, без частной инициативы, без рыночного регулирования спроса и предложения – негативно сказался на темпах роста.
Другой вопрос – насколько сильно: то есть, с кем было бы правильней проводить сравнения, строя гипотетические сценарии светлого прошлого. Как видим, к Финляндии в конце 30-х мы уже не были близки ни по цифрам ВВП на душу населения, ни по модели хозяйствования, ни по социальному строю. Другое дело –прочие европейские авторитарные режимы.
Европейские авторитарные режимы, пережившие вторую мировую войну – в Испания и Португалии –установились, как и в Латвии, в середине 30-х годов. Продержались они до 1974-1975 годов. Причем суть режима не обязательно менял даже факт смерти вождя: если в Испании режим сменился после смерти Франко, то в Португалии авторитарные правители менялись (Антонио Салазар, Марсело Каэтано), а основополагающие принципы управления – нет.
В рамках построения модели альтернативной истории Латвии логично было бы исходить из того, что режим Улманиса (как и его командная система хозяйствования) тоже не исчез бы сам по себе.
А тогда остается учесть, что темпы роста в странах с диктатурой и без нее – это, так сказать, две большие разницы.
По данным исследования взаимосвязей политического режима и роста экономики (Democracy Versus Dictatorship: The Influence of Political Regime on GDP Per Capita Growth), если страна выбирает диктатуру даже на какое-то время, у нее будет только три шанса из 86 (около 3,5%), что в течение 55 лет рост ВВП будет не ниже, чем у бедной и далеко не самой динамичной по европейским меркам страны типа сегодняшней Португалии, которая тоже пережила режим авторитаризма.
Но таких сравнений Комиссия по оценке ущерба от советской оккупации не предлагает, – читателю предлагают лишь сравнивать Латвию с Финляндией, Австрией, Данией...
Допустим, оккупации не было.
Но без оккупантов никак нельзя
И пару слов о методологии. В своих книжках эксперты Комиссии по оценке ущерба от советской оккупации оставляют «для служебного пользования» детали, как именно они рассчитывали недополученный Латвией ВВП по сравнению с финским. Публике лишь предлагают поверить в результат – 185 млрд евро.
Но кое-что о методологии можно узнать из рабочей документации – отчетов Комиссии перед Кабмином о проделанной работе. И тут (последняя ссылка внизу, стр. 23) выяснится одна любопытная деталь.
Чтобы получить сумму ущерба, разницу в ВВП на душу населения между двумя странами – Латвии и Финляндии, –считали с учетом числа жителей Латвии. Всех жителей – в том числе и тех, кто переехал сюда из других советских республик именно вследствие включения Латвии в СССР – а сальдо миграции Латвии за советские период составило около 1 миллиона человек.
И это уже похоже на аномалию или колдовство – даже в рамках альтернативных сценариев «неоккупированной Латвии» тут странным образом материализовался «миллион оккупантов». По крайней мере, на таком необъяснимом казусе официально строятся подсчеты ущерба.
Итого
В сухом остатке имеем:
ущерб в 185 миллиардов евро – насчитан в рамках тезиса, что Латвия до войны по уровню развития экономики была как Финляндия (что неправда), и модели хозяйствования двух стран были похожи (что также неправда). Причем ВВП на уровне финского в такой «альтернативно независимой Латвии» создавали бы в том числе и прибывшие сюда после войны граждане СССР –которые, разумеется, не прибыли бы, останься Латвия независимой.
С другой стороны, почему бы и не пофантазировать? История-то альтернативная.