В ходе круглого стола на тему «Русские в политическом процессе Латвии» в БФУ им. И. Канта выступил профессор факультета социальных наук Латвийского университета Юрис РОЗЕНВАЛДС с докладом на тему «Политическое участие латвийских русофонов: возможности и препятствия». В докладе г-н Розенвалдс затронул темы травмированного сознания латышской и русской общин, низкого самоощущения латышской нации, а также заявил, что Латвия в настоящее время находится на перекрестке между этническим и гражданским путями развития:
- Если мы говорим о главных установках постсоветского сознания трех титульных наций балтийских стран, то я бы назвал их травмой и надеждой на возвращение.
Под «травмой» я имею в виду травматическое восприятие советского времени. Если говорить о надежде на возвращение, то это, прежде всего, установка «назад, на Запад, мы там уже были, мы должны туда вернуться». Это обстоятельство надо учитывать, чтобы понять различие в процессах, происшедших и происходящих в Литве, Латвии и Эстонии от процессов, происходящих в других странах постсоветского пространства. Думаю, что в остальных 12 постсоветских республиках этого ощущения не было – это очень важная отличительная черта стран Балтии.
Как мне кажется, именно это обстоятельство обозначило готовность к болезненным переменам и восприимчивость к давлению Запада. Это привело к тому, что общение с Европой происходило и происходит сейчас на двух уровнях. Первый я бы назвал «ЕСизация»: то есть, нам сказали, что по Маастрихтским критериям мы должны сделать это, это и это – мы все и сделали как примерные ученики.
Второй уровень – европеизация: насколько жители Латвии, Литвы и Эстонии готовы вести себя в соответствии с европейской гуманистической традицией.
Если говорить о ситуации в Латвии, то мы можем говорить о том, что ситуацию делает более сложной вопрос: у кого в Латвии травматическое сознание?
Потому что в Латвии мы сталкиваемся с ситуацией перекрестка травматических опытов.
Один травматический опыт – это опыт латышей, который, на мой взгляд, проявляется у них сильнее, чем у литовцев или эстонцев. Другой травматический опыт – это травмированное сознание латвийских русскоязычных. Это обстоятельство нужно иметь в виду, потому что мы в Латвии сейчас сталкиваемся с той ситуацией, когда латыши, несмотря на 20 лет доминирования во властных органах, во многом все еще ощущают себя и ведут себя как меньшинство. С другой же стороны, самосознание русскоязычного населения – это самосознание той части населения, которая потеряла те привилегии, которыми ранее обладала.
Если мы посмотрим данные 1994 года, когда во всех трех балтийских республиках ставился вопрос, кто должен голосовать на выборах, то 19% литовских, 44% эстонских и 49% латышских респондентов поддержали идею, что только граждане довоенных республик и их потомки имеют право голосовать. Когда в 2010 году мы задавали латышским респондентам похожий вопрос, то оказывалось, что эта установка очень живуча. Нашим респондентам мы предлагали выбрать между двумя противоположными утверждениями. Первое: в Латвии следует поддерживать сохранение и укрепление идентичности меньшинств. Второе утверждение: нет необходимости в существовании в Латвии различных этнических идентичностей.
Среди латышей 57-58% были полностью согласны или в основном согласны со вторым утверждением. В 2013 году таких было даже больше – 60%.
Затем мы предлагали выбрать между следующими утверждениями. Первое: более широкое участие меньшинств в управлении пойдет на благо Латвии. Второе: только латыши имеют право определять будущее Латвии. Здесь мы видим, что 70% латышей в 2010 году и 62,5% в 2013 году выбирают второе утверждение.
Здесь я хочу воспользоваться данными эстонского исследователя Мартина Эхала. Они с коллегами опрашивали во всех балтийских странах основные этнолингвистические группы.
Что касается самоощущения титульных наций, то выше всего себя оценивают литовцы (0,74 по шкале от 0 до 1), затем эстонцы (0,72), а латыши с точки зрения самооценки на последнем месте (0,66). Если же посмотреть самооценку русскоязычных общин балтийских стран, то здесь наоборот: самая высокая самооценка у русофонов Латвии, затем идут русскоязычные Литвы, затем – Эстонии.
Теперь: ощущаемый сравнительный этнический потенциал – разница оценки себя и оценки других этнических групп. Получается, что у латышей этот потенциал очень низок. Мне кажется, это уже показывает, что в Латвии сформировалась совершенно специфическая ситуация.
Ощущаемый межэтнический диссонанс: насколько респонденты оценивают существование межэтнических проблем. Самый высокий индекс ощущаемого межэтнического диссонанса показывают латыши и латвийские русскоязычные. Это ощущение того, что некоторое межэтническое напряжение в латвийском обществе в самом деле существует.
Оценка легитимности межэтнических отношений и уровень доверия между общинами. Мы видим, что легитимность межэтнических отношений очень низко оценивают большие русскоязычные общины Латвии и Эстонии, особенно это заметно в Латвии. В то же время они высоко оценивают уровень недоверия между общинами.
Эти данные, на мой взгляд, и свидетельствуют о том, что Латвия находится в особом положении.
И в этой связи я бы хотел задать себе такой вопрос: является ли политическое участие латвийских русских проблемой русских?
Это не так, потому что последствия доминирования этнического фактора в политическом спектре Латвии при недостаточных возможностях участия в политике латвийских русофонов привело к негативным для всего латвийского общества результатам.
Первый результат – доминирование правых социально-экономических идей в силу широко распространенной в латышской среде идентификации левизны как «русскости». Если в Литве в первые постсоветские годы мы видели постоянную борьбу левых и правых, Бразаускаса и Ландсбергиса, то в Латвии 20 с лишним лет у власти правые силы. Результат: если мы посмотрим и сравним уровни неравенства, социального расслоения, то латвийское неравенство и расслоение – это как раз результат непрерывного пребывания правых во власти 20 с лишним лет.
Второе последствие этнического фактора – снижение уровня политической конкуренции в силу оттеснения партий, ориентированных на русскоязычный электорат, в положение вечной оппозиции.
Это когда г-жа Аболтиня говорит: давайте консолидироваться, а следующая же фраза – про «красные линии».
Наконец, третье – снижение контроля над политиками, создание коррупционных рисков. В том числе, поэтому в коррупционных индексах мы отстаем от Литвы и Эстонии.
Как мне кажется, если мы говорим об этнокультурных стратегиях, то мы более-менее можем прогнозировать, что произойдет в Литве и Эстонии. В Литве вероятнее всего произойдет ассимиляция русскоязычного населения. В Эстонии, я полагаю, вполне возможным вариантом будет сепарация, потому что есть объективные экономические успехи Эстонии, а эстонские исследователи показывают, что происходит постепенная гомогенизация общества на основе общих ценностей – потребительских ценностей.
А вот что будет с Латвией – это интересный вопрос.
Латвия сейчас в полном смысле этого слова находится на перекрестке. С одной стороны, усиливается этническая тенденция, с другой стороны, у нас есть шанс перевести отношения в латвийском обществе на гражданскую основу.
Этнический путь, на мой взгляд, просто нереален. Я хочу это показать следующим образом. Когда мы спрашивали в ходе социологического опроса, должны ли все жители Латвии знать латышский язык, то 92% латышей и 78% русских отвечают – должны. Следующий вопрос в духе Сармите Элерте: согласны ли вы с тем, что латышский язык и культура – это основа латвийского общества, то "да" говорят только 43% русских.
Латвийское общество сильно отличается от обществ эстонского и литовского. В Литве и Эстонии билингвальный фактор охватывает 18% жителей, а в Латвии 40%.
В этом отношении мы с одной стороны, расколотое общество, а с другой – общество с большим потенциалом межэтнического взаимодействия.
Как будет развиваться это взаимодействие, будет зависеть от тех, кто будет его направлять, в этом смысле я и говорю, что латвийское общество находится сейчас на перекрестке. Латвия может идти по пути формирования новой общности (это предполагает компромиссы со стороны и русских, и латышей), а может оказаться в ситуации двух сравнимых по силе боксеров.