«Евразийский союз по масштабу не сопоставим с «Восточным партнерством»

Евразийская интеграция зачастую рассматривается в Европе в качестве проекта, нацеленного на противостояние с Евросоюзом и с такими европейскими механизмами влияния на постсоветском пространстве, как, например, «Восточное партнерство». При этом к процессу создания Евразийского союза в экспертном сообществе ЕС привлекается все больше внимания. Один из последних примеров: презентация 8 февраля в Сейме Литвы аналитического доклада, суть которого в том, что евразийская интеграция – это вызов, противодействие которому еще только предстоит найти, а среди имеющихся уже сейчас инструментов для «отпора» называется «Восточное партнерство». В интервью ruBALTIC.ru директор Информационно-аналитического центра по изучению постсоветского пространства при МГУ им. М.В. Ломоносова Алексей ВЛАСОВ рассказал, как воспринимается «Восточное партнерство» в бывших советских республиках, и противоречит ли реализация этой программы процессу евразийской интеграции:

- Алексей Викторович, ранее Вы заявляли, что «Восточное партнерство» это «скорее образ, чем что-то реальное». Какова Ваша актуальная оценка данной программы?

За два года ситуация мало в чем изменилась, и причина в финансовых сложностях, которые испытывает Евросоюз. Это вызвало сокращение в целом ряда программ, направленных на адаптацию государств, которые не имеют реальных шансов в ближайшем будущем стать членами Европейского союза, к требованиям правовых, экономических, институциональных норм европейского сообщества. А, как известно, меньше денег – меньше реального дела. Те проблемы, которые испытывают сейчас страны еврозоны, неизбежно отражаются на активности и внешнеполитического курса Брюсселя в отношении бывших республик Советского Союза, которые входят в так называемое «Восточное партнерство». Правда, отмечу, что, если в случае Белоруссии отношения заморожены фактически на нулевой точке, то по направлению Южного Кавказа просматривается более активное движение. Но оно вызвано не столько активизацией Евросоюза, сколько активизацией тех сил, которые заинтересованы в диалоге с Европой с точки зрения диверсификации собственной внешней политики - для лавирования между Москвой и Брюсселем. Это касается, прежде всего, Армении.

- Насколько высок интерес на постсоветском пространстве к программе «Восточное партнерство», помимо Армении?

Как я уже сказал, высок интерес к этим проектам на Южном Кавказе. В остальном, думаю, «Восточное партнерство» не рассматривается как некая оболочка, войдя в которую можно добиться быстрого и реального продвижения в сторону интеграции с Евросоюзом. Поэтому те страны, которые всерьез рассматривают перспективы ускоренной евроинтеграции, предпочитают выбирать формат двусторонних отношений между Брюсселем и, например, Киевом, как это делает Украина.

«Восточное партнерство» по-прежнему остается достаточно аморфным образованием, в котором не прочерчены четко те инструменты, с помощью которых его создатели намерены достичь поставленных задач.

- Вы отметили стремление постсоветских стран к прямому диалогу с Брюсселем, но в последнее время роль посредника в этом диалоге все чаще примеряют на себя балтийские страны – например, Литва. Видят ли бывшие советские республики в них эффективного посредника в отношениях с ЕС?

Прибалтийские республики эту роль играет достаточно давно – наверное, даже с середины 1990-х годов. Именно через контакты с Эстонией и Литвой, например, происходят коммуникации в сфере военно-технического сотрудничества, подготовки кадров в том числе: в Балтийской академии (Baltic Defence College в Тарту – прим.ред), например, обучаются силовики из Грузии и Азербайджана. Есть проекты, которые финансируются на деньги Евросоюза, но при этом в них вовлечены не только прибалтийские республики, но и некоторые республики Южного Кавказа, в меньшей степени Центральной Азии. Но, насколько я знаю, в 2011 году возникали проблемы в связи с кризисом: Евросоюз сокращает финансирование этих программ, перекладывая часть издержек на сами прибалтийские республики, что вызывает вопрос в их целесообразности с прагматической точки зрения.

- В таком случае заинтересована ли Европа в том, чтобы вдохнуть «второе дыхание» в проект «Восточное партнерство»?

Безусловно, да – Европейский союз прилагает немалые усилия для того, чтобы привлечь на свою сторону общественные группы и политические элиты стран постсоветского пространства: в основном Южного Кавказа, так как в Центральной Азии очень специфичные условия функционирования неправительственного сектора. Активную позицию занимают послы ЕС, например, в Армении, в меньшей степени - в Азербайджане. Поэтому, думаю, что если брать за основу политическую целесообразность, то, конечно, Евросоюз должен рассматривать «Восточное партнерство» как важный инструмент расширения сферы своего влияния в тех странах, которые в это объединение не входят. Но если в основе будет лежать экономическая целесообразность, то при всех не очень больших деньгах, которые идут на Восточное партнерство, это все-таки достаточно затратный проект. Здесь сложно сказать, какая логика в итоге возобладает.

- Процессы евразийской интеграции некоторыми экспертами рассматриваются как противоречащие «Восточному партнерству». Согласны ли Вы с такой точкой зрения?

«Восточное партнерство» – это все-таки в основном адаптация правовой системы, системы doing business, каких-то иных институциональных моментов, к которым предъявляет требования Европейский союз. То есть унификация для тех стран, которые пока не могут претендовать на непосредственное членство в ЕС. А Таможенный союз – это все-таки проект, нацеленный на создание сначала общего таможенного пространства, а затем и общей экономики.

Это другой размах, другой темп и динамика встречного сближения. Я тут не стал бы проводить параллели между «Восточным партнерством» и Единым экономическим пространством, поскольку это интеграции разного уровня.

Например, в Армении обычно евразийская интеграция противопоставляется зоне свободной торговли с ЕС, подчеркиваю: не «Восточному партнерству», а договору о всеобъемлющей зоне свободной торговли с ЕС. Или взять Белоруссию, которая уже участвует в евразийском интеграционном процессе: по-моему, та же система doing business там пересмотрена так и не была.

- То есть политика «Восточного партнерства» не вступает в противоречие с евразийскими интеграционными процессами?

«Восточное партнерство» это и политика, и экономика, но все-таки это, прежде всего, как я уже сказал институциональные изменения, которые будут происходить в правовой, налоговой сфере, во взаимоотношениях между государством и СМИ, в области соблюдения прав человека. В представлении европейцев это такой путь продвижения к стандартам эффективного государства. В основе «Восточного партнерства» - признание собственного желания продвигаться к европейским ценностям и стандартам. В евразийской интеграции получается, что вхождение в экономический проект тоже должно вызывать изменения, потому что мы должны взаимно адаптировать налоговое законодательство и прочее. Однако в фундаменте все же лежит именно экономика.