Евросоюз 2.0: как хотят реформировать «Единую Европу»

Образ Евросоюза как самого успешного интеграционного проекта в истории серьезно потрепан системным кризисом последних лет. Руководство ЕС и лидеры крупнейших европейских стран согласны с необходимостью кардинальных перемен и выдвигают свои концепции обновленного Евросоюза. Европейский мейнстрим — централизация «Единой Европы»: создание общеевропейской армии, спецслужб, проведение общей миграционной и внешней политики, учреждение бюджета еврозоны. Однако на самом деле Европа не едина и курсу на продолжение интеграции оппонирует восточноевропейская фронда, стремящаяся к возвращению «Европы национальных государств». Неоднородность Евросоюза, инертность институтов ЕС и неопределенность в отношениях европейцев с США и НАТО не способствуют проведению серьезных реформ, и будущим Европы вместо обновления может стать вялотекущий хронический кризис.

Проект Меркель: «Европа двух скоростей»

В начале года, на пике разговоров о крупнейшем кризисе Европейского союза в его истории, самый влиятельный человек в ЕС — канцлер Германии Ангела Меркель высказалась за отказ от принципа «европейской солидарности» и дифференцированный подход к различным странам — членам Евросоюза как единственный способ преодоления системного кризиса.

«История последних лет показала, что в ЕС и дальше будут существовать различные скорости, что не все непременно будут участвовать в тех или иных интеграционных шагах», — заявила Меркель по итогам «антикризисного» саммита ЕС на Мальте 3 февраля.

До этого концепция «Европы разных скоростей» не поддерживалась политиками такого высокого уровня. Однако после выступления Меркель она была предложена в качестве базовой концепции продолжения европейской интеграции на юбилейном саммите ЕС в Риме и получила одобрение тогдашнего президента Франции Франсуа Олланда. После этого «многоскоростную Европу» начали воспринимать как совместную инициативу двух крупнейших стран ЕС.

«Европа двух скоростей» предполагает признание неоднородности Евросоюза, вследствие которой ведущие, наиболее развитые страны ЕС должны продолжить интеграцию друг с другом, а аутсайдеры — остаться на обочине и в новых интеграционных проектах не участвовать.

У концепции «многоскоростной Европы» есть глубокие исторические и экономические основания. Исторический центр Европы («голубой банан» в терминологии французского географа Роже Брюне) на протяжении более чем тысячи лет остается неизменным. Это регион от Северного моря до Альп, расположенный на стыке Германии, Франции, Италии и стран Бенилюкса.

Этот регион был центром империи Карла Великого — первого крупного проекта европейской интеграции, и за тысячу с лишним лет после Каролингов принципиально ничего не поменялось. Страны европейского «ядра» являются основателями Евросоюза; на стыке Франции, Германии и Бенилюкса расположены столицы «Единой Европы» Брюссель, Люксембург и Страсбург; основной экономический, технологический, демографический потенциал европейской интеграции расположен в этом «ядерном» регионе ЕС.

Европейский союз основали шесть стран, близких друг другу географически, исторически, культурно, экономически. Объективные условия для интеграции между этими странами формировались столетиями, любые интеграционные проекты друг с другом являются для них естественными и само собой разумеющимися, а совокупный экономический, военный и политический вес Германии, Франции и других «отцов-основателей» таков, что для слабых стран Восточной и Южной Европы присоединение к их союзу было возможно только в качестве периферии и «бедных родственников».

Несмотря на 350 миллиардов евро, выделенных с 2004 года из бюджета ЕС на страны Восточной Европы в рамках политики выравнивания, различия между разными частями Старого Света остаются непреодолимыми. Согласно последнему «Индексу региональной конкурентоспособности», каждые три года публикуемому Еврокомиссией, все наиболее конкурентоспособные европейские регионы расположены в странах Западной и Северной Европы, и ни одного — в новых странах ЕС. К самым неконкурентоспособным, напротив, зачастую относятся страны «Новой Европы».

Еще больший дисбаланс в Европейском союзе выдает анализ формирования бюджета ЕС. Страны Евросоюза четко делятся на доноров и реципиентов. Водораздел между ними проходит по одному критерию: кто отчисляет в общий бюджет больше, чем получает из него, и наоборот. По данным французской Le Figaro, в списке из 18 стран — реципиентов европейской интеграции присутствуют все 11 стран ЕС из Центральной и Восточной Европы, вступивших в «европейскую семью» в 2004 и 2007 годах. «Новая Европа» находится на иждивении у «Старой», и с течением времени это обстоятельство вызывает всё большее раздражение у западных европейцев.

Концепция «многоскоростной Европы» предполагает избавление доноров Евросоюза от сдерживающего их развитие «балласта» периферийных стран-реципиентов.

Зондаж почвы для воплощения в жизнь новой концепции евроинтеграции уже ведется. Минсельхоз Германии выступил с инициативой реформы сельскохозяйственной политики ЕС. В Берлине предлагают разрешить странам — членам ЕС дополнительно субсидировать своих фермеров вдобавок к общим для всех выплатам из отраслевых еврофондов. Категорически против этого предложения выступили страны Вышеградской группы и Прибалтики. Причины понятны: бюджет Германии несопоставим с бюджетами Словакии, Латвии или Литвы и если национальные правительства получат право финансировать своих сельхозпроизводителей, то фермеры из Польши или Эстонии будут заведомо неконкурентоспособны по сравнению с немцами.

«Европа разных скоростей» претит всем экономически отстающим странам ЕС, поскольку институализирует их второсортность. Продвижение еврограндами этой концепции неизбежно приведет к конфликту с европейской периферией и может спровоцировать центробежные настроения в Евросоюзе.

Еще более важный аргумент против «многоскоростной Европы»: эта политика нанесет удар по имиджу ЕС.

Подтвердив деление Европы на успешных и отстающих, Брюссель и еврогранды распишутся в том, что у них ничего не вышло ни с «европейским единством», ни с «европейской солидарностью»: Европа осталась неоднородной, равенства между странами-членами не существует и богатые крупные страны по-прежнему находятся в привилегированном положении.

Европейская интеграция, несмотря на все постигшие ее кризисы, в глазах апологетов остается вершиной экономического и политического развития человечества. «Европа двух скоростей» вступит в противоречие с идеологией Евросоюза и разрушит его «светлый образ». Поэтому если эта концепция и будет воплощаться в жизнь, то частично, непоследовательно и завуалированно.

План Юнкера: «брюссельское супергосударство»

Наиболее радикальный сценарий реформирования ЕС предложен председателем Европейской комиссии Жан-Клодом Юнкером в «программной» речи от 13 сентября 2017 г.

Выступая с очередным ежегодным посланием о положении дел в ЕС, глава Еврокомиссии фактически предложил объединить Европу в одно государство.

Проект Юнкера предполагает превращение институтов ЕС в полный аналог национальных органов власти. Европейский парламент должен избираться по партийным спискам, причем в выборах наряду с национальными могут участвовать общеевропейские партии. Позиции председателя Еврокомиссии и президента Европейского совета должны быть объединены в одну должность условного «президента Европы» — главы объединенного европейского государства.

Речь Юнкера носила рамочный характер, поэтому глава Еврокомиссии не уточнил, как будет выбираться единый европейский лидер и какие полномочия получат реформированные Европарламент и Еврокомиссия. Но из контекста выступления понятно, что эти полномочия должны быть несоизмеримо больше нынешних.

Еще больше стремление главного евробюрократа объединить Европу в одно государство выдает решимость в вопросе о ключевом атрибуте государственности — силовых органах. Из всех европейских деятелей позиция Юнкера наиболее решительна: «Единой Европе» нужна единая европейская армия, европейские специальные службы, действующие в рамках общей юрисдикции, и европрокурор, имеющий право применять единое уголовное законодательство на территории всего ЕС.

У европейского супергосударства должна быть общая налоговая политика и единая валюта. «Евро суждено стать валютой каждого государства ЕС», — заявил глава Еврокомиссии и предложил для начала создать министерство финансов стран еврозоны, наделив своего заместителя функциями министра экономики и финансов Евросоюза.

Кроме того, Евросоюз должен проводить общую миграционную и внешнюю политику. Последняя предполагает перманентное расширение: Юнкер призвал предусмотреть механизмы возможной в будущем реинтеграции в ЕС Великобритании, высказался за скорейшее вступление в Шенгенскую зону Болгарии, Румынии и Хорватии и поставил задачу к 2030 году расширить Евросоюз до 30 стран-членов.

Реализация предложений Юнкера будет означать не дальнейшее делегирование части суверенитета стран — членов ЕС в Брюссель, а лишение Брюсселем стран-членов всякого суверенитета.

Такая программа реформирования ЕС не отвечает интересам ни одной из европейских стран, включая еврограндов — Германию и Францию. Тот же Жан-Клод Юнкер критиковал Меркель и Олланда за «Европу двух скоростей» и высказывался против разделения европейцев на «сорта».

Вопреки распространенному среди европейских националистов мнению, институты ЕС не являются инструментом замаскированного господства Германии в Европе. Европейская бюрократия как группа интересов самодостаточна, а Брюссель не является «аватаром» Берлина.

Из речи Юнкера видно, что евробюрократия осознает себя как самостоятельный центр силы, несводимый к сумме чиновников и евродепутатов, делегированных из 28 стран ЕС работать на благо своей страны и всего Сообщества.

Ежегодное послание председателя Еврокомиссии — это заявка на получение евробюрократией всей полноты власти в Европе. Брюссельские чиновники, почувствовав тренд на централизацию, де-факто предлагают создание европейской империи со столицей в Брюсселе. При внешнем сходстве с проектами федерализации Евросоюза, продвигавшимися в прошлом десятилетии Германией и Францией, единственным бенефициаром проекта «Единой Европы», озвученного в Брюсселе, является сам Брюссель.

Поэтому едва ли этот проект будет реализован.

Программа Макрона: «Единая Европа Германии и Франции»

Со своей версией обновления ЕС выступил новый президент Франции Эммануэль Макрон, озвучивший 22 сентября в Сорбонне программу общеевропейских реформ.

Французский лидер предложил перемены в финансовой сфере и политике безопасности, которые экономически отделят страны романо-германского ядра ЕС от европейской периферии, а политически обеспечат им доминирующее положение в «Единой Европе».

По мнению Макрона, работа еврозоны требует централизованного управления. Поэтому нужно создать отдельный бюджет еврозоны, который страны, перешедшие на евро, будут использовать для «финансирования совместных инвестиций и обеспечения стабильности во времена экономических потрясений». Создание бюджета еврозоны предполагает введение должности европейского министра финансов и контроль за бюджетом со стороны парламентов стран зоны евро, возможно объединенных в парламентскую ассамблею.

Несмотря на стремление к централизации Евросоюза, инициатива президента Франции носит отчетливо антибрюссельский характер. Эммануэль Макрон не призывает к расширению еврозоны на весь Евросоюз, поэтому речь идет о дублировании институтов ЕС новыми наднациональными органами. Далее французский лидер прямо обрушивается на евробюрократию, предлагая «сделать Европу простой и менее забюрократизированной». Для начала — сократив количество членов Еврокомиссии до 15.

Если бенефициаром плана реформ Жан-Клода Юнкера является Брюссель и только Брюссель, то инициативы французского президента выдвинуты в интересах крупнейших стран ЕС — Германии и Франции (МИД Германии речь Макрона в Сорбонне оперативно поддержал).

Экономические идеи Макрона — это развитие концепции «Европы двух скоростей». В политическом отношении президент Франции предлагает создать специальную «группу европейского переустройства», в которую каждая страна, желающая быть в авангарде реформ, может отправить своего представителя. То есть новый Евросоюз будут формировать всё-таки страны — члены ЕС, а не евробюрократы. Учитывая разные «весовые категории» европейских стран, роль «первой скрипки» в процессе переформатирования Евросоюза будут играть те же Германия с Францией.

Вероятный конфликт интересов с институтами ЕС в Брюсселе — ерунда по сравнению с конфликтом с Соединенными Штатами, который провоцирует силовая часть программы Макрона, предполагающая дублирование структур НАТО.

Президент Франции выступил за общий военный бюджет, единую доктрину оборонной политики, создание европейских сил общего реагирования, совместных подразделений гражданской обороны, общей пограничной службы Европейской академии разведки. Это заявка на создание у «Единой Европы» общих Вооруженных сил и спецслужб, следовательно, на обретение Европейским союзом международно-политической субъектности.

Собственные силовые структуры — главное, чего не хватает Европе для завершения ее трансформации в империю. Евросоюз отличается непостоянством границ и находится в процессе постоянной территориальной экспансии, он выстраивает определенную систему порядка в европейских делах, отрицая конкуренцию между странами-членами, имеет имперскую миссию в виде распространения либеральных норм и ценностей.

Немецкий исследователь Герфрид Мюнклер по этим признакам определяет европейскую интеграцию как имперский проект. Однако, по его мнению, этот проект имеет незавершенный характер. Европа — это недоимперия, которая делегирует защиту своей безопасности США и в международных делах действует в основном фарватере политики Вашингтона. Для избавления от образа «экономического гиганта, но политического карлика» европейцам необходима прежде всего независимая политика безопасности.

Однако трансформация Евросоюза в классическую империю не может быть принята Вашингтоном, поскольку означает раскол Западного мира по Атлантике.

Европа из ведомого Америкой младшего партнера превратится в самостоятельного международного игрока — даже в условиях кризиса глобального лидерства США такое развитие событий для вашингтонского истеблишмента будет too much. Поэтому Вашингтон может задействовать все доступные ему инструменты, чтобы не допустить появления у европейцев общих силовых служб.

Но самостоятельное, без «трансатлантического единства» с США, плавание в мировой политике — слишком смелая заявка и для самих Германии и Франции. Несмотря на отдельные разногласия, в целом до прихода в Белый дом Дональда Трампа их устраивало существование под американским «зонтиком безопасности» и при ведущей роли США. 

Планы по созданию европейской армии не столько искреннее желание еврограндов, сколько вынужденная необходимость в условиях, когда Америка требует платить за пользование ее охранными услугами, перечислять 2% ВВП в бюджет НАТО и поддерживать американский ВПК.

Другая геополитическая модель для Европы затруднительна в силу создания из России образа внешнего врага и неоднородности самой Европы.

Страны американской группы влияния в Старом Свете — Великобритания, Польша, Литва, Латвия, Эстония — неоднократно высказывались против создания европейской армии и дублирования структур НАТО. Тем более они будут против сближения с Россией и сделают всё, чтобы сорвать стратегическое партнерство Евросоюза с Москвой (благо опыт по этой части у них богатый).

Еврогранды, в свою очередь, не хотят обострять конфликты ни внутри ЕС, ни в отношениях с главным заокеанским союзником. Отсюда проистекает вера европейского истеблишмента в то, что Америка Трампа — временное явление и противоречия с Соединенными Штатами не носят системный характер. Элиты настроены консервативно и не хотят ничего менять, поэтому едва ли реализация программы Макрона будет такой же решительной, как сама программа.

Доктрина Качиньского: «Европа наций»

После политических триумфов евроскептиков в прошлом году идея возвращения к «Европе национальных государств», в которой Евросоюз будет как максимум распущен, а как минимум утратит политические функции и вернется к формату Европейского экономического сообщества, рассматривалась как реальный и вероятный сценарий будущего Старого Света. Однако в нынешнем году противники европейской интеграции проиграли большинство европейских выборов, в том числе в главных странах ЕС — Германии и Франции, и идея возвращения «Европы наций» так и осталась маргинальной.

Сегодня евроскептицизм является правящей идеологией в странах Вышеградской группы. Крупнейшая из этих стран, Польша, после прихода в 2015 году к власти партии «Право и справедливость» Ярослава Качиньского находится в затяжном противостоянии с евробюрократией и занимается сколачиванием в Европе правоконсервативной фронды в пику Брюсселю и Берлину. 

Правительство «Права и справедливости» выступает против того, что евроинтеграция важнее отдельных европейских стран, что интересы ЕС важнее национальных интересов и что общая внешняя политика ЕС может заменять, подменять или отменять политику национальных государств — членов Европейского союза.

В выступлениях Качиньского и его сторонников выражается общее неодобрение наднациональным организациям и наднациональным политическим проектам как таковым (за исключением НАТО).

«Институты, к которым мы присоединились, не устраняют различия в приоритетах отдельных стран, а лишь создают цивилизованные правила игры в порожденных ими спорах», — заявил глава польского МИД Витольд Ващиковский, представляя приоритеты внешней политики Польши в начале прошлого года. 

Тем самым новые польские власти заявили о приоритете собственных национальных интересов над интересами ЕС, что идет вразрез с установкой на «европейскую солидарность» и закладывает фундамент концептуального конфликта Варшавы с Брюсселем.

В борьбе за независимость от Брюсселя польское руководство стремится к поиску союзников среди стран ЕС. До референдума о выходе Великобритании из Евросоюза главным союзником Варшавы был Лондон. Однако «брексит», став самым большим триумфом евроскептиков, одновременно стал их стратегическим поражением.

Без Великобритании оппозиция европейскому мейнстриму не набирает критической массы. Страны Скандинавии, Прибалтики и Южной Европы в силу разных причин остаются лояльны Брюсселю. В одиночку страны Вышеградской четверки не способны противостоять доминированию в ЕС тандема Германии и Франции. Силы явно неравны.

Главная надежда Польши и ее единомышленников в ЦВЕ связана с поддержкой Соединенных Штатов, интересы которых представляют в Европе бывшие государства Варшавского блока.

Поэтому в Польше вызвал фурор визит в страну летом этого года президента США Дональда Трампа. У Америки Трампа и Польши Качиньского фундаментальные противоречия с Германией Меркель, Брюссель представляется польским националистам «аватаром» Берлина, поэтому Трамп и польское руководство — естественные союзники.

Однако причины союза с Америкой глубже идеологической близости к «трампизму» сторонников Ярослава Качиньского, венгерского лидера Виктора Орбана или чешского популиста Андрея Бабиша.

Одной из геополитических задач «Новой Европы», возложенных Соединенными Штатами на союзников / сателлитов в регионе ЦВЕ, является недопущение установления политической субъектности ЕС.

Из-за этого Польша и страны Прибалтики выступают против появления у Евросоюза собственной армии и других силовых структур, добиваются усиления роли НАТО в обеспечении безопасности Европы, поддерживают антироссийские настроения на континенте и углубляют раскол между Евросоюзом и Россией.

Заинтересованность Америки в Восточной Европе — главный козырь Польши и ее союзников в игре против Евросоюза. Поддержка американцев дает им основания надеяться на успешное противодействие германо-французскому курсу на централизацию, а также на успешную борьбу с концепцией «многоскоростной Европы».

Однако даже союза с Соединенными Штатами недостаточно для того, чтобы евроскептические страны могли навязать западным союзникам свое видение реформированного Евросоюза. Идея возвращения «Европы наций» остается маргинальной, тем более что продвигают ее периферийные в Европейском союзе страны. Ориентация на Америку не обеспечивает им преодоления периферийности, меж тем для той же Польши превращение из восточной окраины ЕС в альтернативный центр Европы является конечной целью ее европейской политики.

Преодоление многовекового отставания Восточной Европы от Западной и усиление позиций новых стран-членов ЕС в будущем могло бы обеспечить участие в больших инвестиционных проектах в Евразии — в первую очередь китайском проекте «Один пояс — один путь».

Страны ЦВЕ уже делают шаги в этом направлении. Вся «Новая Европа» участвует в формате «16+1» — региональной инициативе Китая, направленной на сближение и сотрудничество с бывшими странами СЭВ. Для Вышеградской группы, Прибалтики, Румынии и Болгарии «16+1» — экспериментальный проект выстраивания отношений с Востоком вне рамок ЕС и НАТО, для Китая — пробный шар перед приглашением к партнерству стран Западной Европы. 

«Недавний саммит в формате “16+1” в Риге — сигнал для Брюсселя: Евросоюзу нужно более серьезно подходить к торговым отношениям с Китаем и поднять их на более высокий уровень», — пишет нидерландский исследователь Тони ван дер Тогдт.

Однако на пути к стратегическому партнерству с Китаем у стран Восточной Европы могут возникнуть непреодолимые препятствия. Первое: сотрудничество с Китаем в сфере торговли и транзита неизбежно означает пересмотр отношения к России. Пока что к отходу от антироссийского нарратива во внешней политике готова только Венгрия, но и она не решается выступать против западного консенсуса и голосует вместе со всеми за продление санкций против России.

Второе: в ряде бывших социалистических стран коммунизм провозглашен равной нацизму преступной идеологией. Впрочем, лидерам Литвы, Латвии и Эстонии этот деликатный момент не мешает принимать у себя членов Политбюро Коммунистической партии Китая. Гораздо важнее третье: Соединенные Штаты воспринимают «Один пояс — один путь» как угрозу своему влиянию в Восточном полушарии.

Проамериканская ориентация стран Восточной Европы в конечном счете может обернуться требованием отказаться от участия в стратегических проектах Китая в обмен на сохранение американского «зонтика безопасности» и поддержку в конфликте с Брюсселем и еврограндами.

Получается тупиковая ситуация. Свое видение обновленного Евросоюза страны-евроскептики навязать не могут, оставаясь периферией ЕС и европейскими маргиналами. Но и Германия с Францией и другие страны ЕС «первой скорости» не смогут провести реформы, которые они считают необходимыми для выхода из кризиса европейской интеграции.